Георг — Синяя Птица (с иллюстрац.) - Юрген Анна - Страница 39

И вновь пел звонкий голос:

Молчат барабаны,

Не слышно трещоток,

Но страшны вдруг стали

Волшебника чары.

Смотри, ведь примолк он,

Оставил початки,

От страха дрожит весь,

Презренный, — ждет кары!

И в третий раз хор пропел припев, и в третий раз, как звенящий аккорд, прозвучал голос матери:

Что медлишь так долго,

Что смотришь вокруг ты?

Лишь небо и звезды

Кругом тебя. Мрак.

Беги же быстрее,

Презренный, негодный…

… Олень так не бегал,

Охотника чуя,

Спасаясь от своры

Презлющих собак.

Медленно угасал день. Жницы поспешили к реке и, сбросив платье, вошли в воду смыть пыль и пот.

Синяя Птица колебался. Он видел веселую сутолоку в реке, слышал восторженный визг малышей, до него долетали брызги. Пальцами ног он ковырял песок. Но вот до его ушей донесся веселый звонкий голос. Мальчик увидел волну черных волос и зовущую его смуглую руку. Это была Малия. Не раздумывая больше, он сбросил накидку и кинулся в воду. Нет, он принадлежит им, он здесь дома, он не чужой!

Когда была окончена уборка урожая и пришла дождливая осень, в дом еще раз заглянуло лето и развесило в нем свои богатые золотые гобелены. Под крышей, на стенах, на каждой перекладине висели кисти маисовых головок-початков, по двадцать или по тридцать золотистых плотных гроздей, опушенных листьями. Гирлянды золотистых связок совсем закрыли темные стены и закопченный потолок. Дом наполнился запахом соломы и свежего хлеба.

Но еще прекраснее, чем маисовые гобелены, были вечера-муравейники. До полуночи сидели все вместе на дворе и лущили маис. На средний палец надевали железный прямой коготь на кожаном кольце — лущильник. Воткнув лущильник в верхний край початка, с силой проводили вдоль золотисто-желтых борозд, и зерно градом сыпалось в стоящую на коленях корзину.

Посередине круга прилежно работающих людей полыхал яркий костер. Он освещал сидящих, расцвечивая дрожащими отблесками нижние ветки бука. Из леса с ночным холодком доносился крепкий осенний запах хвои.

— Кто хорошо работает, получит что-то особенное, — пообещала мать, и в ответ раздалось довольное гудение.

Все знали, что Лучистое Полуденное Солнце отлично умела готовить пищу, а в доме над очагом уже висел большой котел.

Смех, болтовня и пение заражали даже старых людей. И хотя старики не очень-то помогали, но и им доставалась миска с медвежьей запеканкой. Сначала старики сидели серьезно и гордо, как вожди на Большом Собрании Совета, но потом поддавались общему веселью и начинали рассказывать все, что приходило на ум: приключения, случаи на охоте и даже сказки.

Кое-кто брал с собой трещотку или барабан и уже откашливался, приготовляясь петь. И когда от долгого сидения затекали ноги, все вскакивали и танцевали вокруг костра нехитрый танец. Руки упирались в бедра, и танцующие шли медленным плавным шагом по кругу, в такт ударам барабанов и трещоток выставляли правую ногу и притопывали пяткой, потом левую, снова правую, снова левую.

А если возникала песнь, то это запевала мать. Без матери вообще ничего не получалось: только она могла упросить вождя Маленького Медведя рассказать что-нибудь интересное.

— Еще никто не слышал историю про двух братьев медвежат? — весело говорила она и сама смеялась своей шутке.

Эту историю все охотно слушали каждую осень, потому что Маленький Медведь был действительно отличным рассказчиком.

— Однажды пошли два брата в лес на охоту. Разошлись в разные стороны. Приближалась гроза. Оба поспешили к домику, где варили сахар, — к соковарне. Домик стоял на опушке кленовой рощи, и в нем можно было укрыться. Бегом бросились они к домику, но с разных сторон. Старший оказался первым и удобно устроился в темной хижине. Но вскоре он услышал снаружи чьи-то тяжелые неуклюжие шаги и увидел, как что-то темное, непонятное пролезло через дверь. «Наверное, медведь», — подумал он с ужасом и от страха забрался в угол. Младший услышал в ломике сопение и возню и увидел какое-то странное чудовище, забравшееся в угол. «Наверное медведь», — пронеслось у него в голове; колени задрожали, и от страха он бросился в противоположный угол. Теперь старший услышал сопение и возню и чуть не умер от ужаса. «О, это настоящий медведь, и, наверное, гризли», — пугал он самого себя. Воображение разыгрывалось, и он считал себя уже на том свете. Младший брат между тем ожидал нападения ужасного чудовища, но так как оно продолжало сидеть в своем углу, он подумал: «А может быть, я ошибся? — и хотел уже спросить: „Ты кто, человек или медведь?“ — Но от страха перехватило дыхание и раздалось только какое-то хрипение и рычание.

Старший услышал рычание, испугался, и его легины стали мокрыми. У него не попадал зуб на зуб. И хотя снаружи лились потоки дождя, он полез к двери, рассчитывая спастись бегством. А младший подумал, что чудовище приближается, чтобы его съесть, и у него легины тоже стали мокрыми. Но когда старший брат добрался до двери, сверкнула молния, и младший брат увидел старшего. «Э, да это ты!» — закричал он. Старший не поверил своим ушам. «Что? Так ты не медведь?» — воскликнул он. Оба обрадовались, что не съели друг друга, но вот легины пришлось сушить целых три дня. А звать их стали с тех пор: «Два брата медведя».

Вождь закончил свой рассказ под общий хохот. У мужчин даже трубки чуть не вывалились изо рта; не могли удержаться от хохота и женщины, а Синяя Птица смеялся до тех пор, пока не свалилась с колен корзинка и не рассыпались во все стороны зерна. Это вызвало новый взрыв смеха. И смех, поднявшись от стен дома, понесся над буком и пропал в темноте, сливаясь с криками улетающих на юг гусей.

Радость этих вечеров-муравейников можно было сравнить только с радостями охоты, которую затевал отец каждый раз, когда индейское лето начинало прясть пряжу осени.

Последние годы на охоту брали и юношей, сначала Дикого Козленка, а потом и Синюю Птицу. Этой осенью они должны были пойти вместе. Вождь хотел отправиться на юго-запад до Бизоньего угла и заодно навестить на Луговом берегу родственников — Хмурый День и Круглое Облако.

Когда о предстоящей охоте прослышал Косой Лис, то он пристал к вождю с просьбой взять его с собой, чтобы еще раз посетить родные места. Малый Медведь согласился и не пожалел об этом, потому что Косой Лис был удобным спутником в далеких походах, — он вел вьючных лошадей, заботился о костре и прилежно помогал очищать шкурки.

Глава 22

Синяя Птица радовался неторопливому движению к местам охоты, он радовался каждому дню с его неповторимыми прелестями. Это было такое же путешествие, как семь лет назад с Малией и отцом.

Тонкие нити паутинок носились в прозрачном воздухе; стая диких голубей порой закрывала небо, и в вечерние разговоры врывались, подобные горну, крики вапити.

Маленький Медведь вместо длинного, но удобного обходного пути вдоль побережья Эри, предложил путь по прямой тропе, по которой ходили торговцы и которая вела в верховья реки Оленьи Глаза. Там лежал поселок Тускаравас. Оттуда, не особенно спеша, можно было за два дня дойти до Лугового берега.

Местность вокруг Тускараваса была окружена лесом. Река Оленьи Глаза текла здесь среди больших топких, болотистых лугов, местами заросших тростником, в котором ондатры строили свои круглые домики.

— Странно! Какая здесь тишина! — удивился Синяя Птица.

Обычно уже издалека был слышен шум поселка индейцев: лай собак, бой барабанов, постукивание маисовых ступок, удары топора, крики детей. Однако в Тускаравасе царила тишина. Не видно было ни единой струйки дыма. Поселок точно вымер.

Синяя Птица вопрошающе посмотрел на отца. Он заметил, что Малый Медведь, Дикий Козленок и Косой Лис давно уже напряженно всматриваются в то, что он увидел только сейчас. Они щурили глаза, а Косой Лис даже пошевеливал ушами, чтобы уловить хотя бы самый слабый звук.