Византия - Ломбар Жан - Страница 9

– Зеленые собираются у пяти братьев. На одного из них они предполагают возложить венец. Постарайтесь, чтобы вооруженные орудием, силу которого я все еще исследую, они бились за Евстахию, которую я соединю с Управдой. Внушите им, чтобы не растрачивали они бесплодно сил своих в пользу слепых, неспособных править Империей, если бы в Великий Дворец их даже призвали!

И Гибреас прибавил:

– Идите! И знайте, что слова ваши прозвучат среди внимательных слушателей, так как то же, что и вам, я высказывал уже Евстахии, и она ждет лишь вашего призыва, чтобы повлиять в свою очередь на Зеленых!

Гибреас говорил правду! Пять престарелых братьев столь славного происхождения, которым повелел Базилевс Филиппик выколоть глаза, обладали сказочным богатством и влачили жизнь свою во тьме глубокой ночи, но не покидали своих замыслов, горели пламенным желанием дожить до того дня, когда, овладев престолом Самодержцев, они смогут упиться на Ипподроме лязгом мечей, звонами оружия и восторгами толпы – на Ипподроме, некогда бывшем свидетелем их жестокой муки. Вся Византия знала их. Перед ними расступались, когда они выходили из дома в сопровождении слуг, таких же старцев, как они. Их строгие лица, полые скважины их глаз, седые бороды, восковой цвет кожи, гладкие пряди волос, ниспадавшие на согбенную спину – все это будило легенду ужаса и сострадания. И каждый как бы переживал горько подтачивавшее их желание, каждый думал о жестокости Филиппика, похитившего у них жизнь, которую они влачили с тех пор в чередовании беспросветных дней, слабо озаренных, как бы мерцанием, жизнью внучки, рожденной сыном одного из них, павшим где-то вдали, в неведомой битве. Они нарекли ее именем Евстахии, воспитали, лелеяли, обожали до безумия, готовили к престолу, которого не суждено было увидеть им сами во тьме их выколотых глаз.

Они достигли края Византии, причалили и вышли из ладьи, укрыв ее в песке прибрежной бухточки, встревоженной лепетом плескавшихся волн. Обогнув угловой выступ стен, Гараиви и Сепеос подошли к Золотым Вратам. Высокие, мощные, обрамленные коринфской колоннадой Золотые Врата увенчаны были языческим изваянием Победы, а по бокам украшены начальными литерами имени Христова и знаками креста. На одной стороне виднелся огромный образ Иисуса в исполинском лунном ореоле, и, казалось, застыли над толпой божественные брада, очи, чело. Толпа, в которой смешивались люди различных племен, проходила в ворота. Желтые Венгры с выпуклыми глазами, грязные Болгары с жирными бараньими волосами, бледные Славяне с резкими очертаниями грустных лиц шли за нагруженными колесными повозками, которые тащили быки. Эллины, Македоняне, Албанцы, Сицилийцы, Капподокийцы, Исаврийцы, Фригийцы, Киприоты, Родосцы, Критяне, Скифы – все в портах, собранных в кольцо складок у лодыжек. Люди шли пешком, ехали верхом, сидели в повозках, искусно сработанных из плетеного тростника, из дерева или из набойной кожи, обитой по краям железом, в повозках, в которых впряжены были волы, звеневшие бубенцами, или ослы в громко поскрипывавшей упряжи.

Виднелись дома, сперва низкие, плохо оштукатуренные, с оконцами, вырезанными в серых или розовых стенах, потом высокие с пышными фигурами, обрамленными колоннами, с открытыми прямыми лестницами, окаймленными золочеными перилами; зубчатые стены монастырей, пышно отороченные зеленью обширных садов, раскинувшихся за воротами, выложенными черным или красным мрамором; храмы, часовни, моленные, укрывшиеся в глубине переулков, в которых собаки полукружием лежали, греясь на солнце. Раздавались резкие звоны симандр, призывавшие православных, и неслышной поступью скользили в храмах молящиеся, подходя к большим иконам, освещенным гладкими восковыми свечами. Наконец, показалась белая аллея, аллея Побед, непрерывно пересекавшая город от Золотых Врат до Форума Августа. Она вилась между дворцов, бань, площадей, колонн, арок, посеребренных или позолоченных, сверкавших неясными очертаниями в сиянии дня, утопавших в блестящей мгле.

Раскинулись зеленеющие дали, местами из черепичных желобов лужицами растекалась вода и лобызала ноги прохожих. Речка Лихое текла, окаймленная домами бедняков, скудость которых не скрашивалась соседством нескольких богатых домов с террасами, оплетенными растениями. Маленькая речка – она извивалась среди ив, тополей и платанов, густо зеленевших по ее берегам. Дальше тянулись пустыри, на которых пестрели дикие растения: горделивые сине-красные мальвы, едкая крапива с зубчатыми листьями, бледные ниворосли и голубые воловики, шиповник, бузина, пышная чаща кустов, в которой таились ящерицы.

Гараиви и Сепеос вошли в казавшийся беспредельным сад и приблизились к древнему дворцу из розового мрамора. Два боковых крыла окаймляли главный розовый портик, перед которым розовел другой портик, венчавший преддверие, вымощенное цветными плитами, соединенный с наружным порталом, также из розового мрамора. Свет, проникавший через пилястры, освещал роскошную лестницу, которая вела в первый и единственный этаж дворца, с многими просветами в стенах, увенчанный куполами по углам. От лестницы проходы расходились в залы, искусно задрапированные тканями в зеленых и золотых узорах. Они поднялись по ней, ведомые седовласым, безбородым старцем в длинном волочившемся одеянии, расшитом тусклыми узорами. До них донесся громкий гул голосов, и скоро они проникли в зал, полный народа.

IV

Через уходивший ввысь купол проникали в зал лучи дня. В глубине он замыкался полукружием стены и был украшен причудливой мозаикой, зеленой и золотой. Медальоны с начальными литерами Иисуса Христа переплетались с лепным кружевом, расцвеченным розетками, отчего удивительные сочетания зеленого с золотым казались еще необычнее. На возвышении стояли пять просторных бронзовых тронов, узор которых изумлял своими полукруглыми спинками в обрамлении женских рук, ниспадающих к сиденьям из слоновой кости, в пурпурных покровах. Стены вокруг возвышения убраны были ниспадавшими тканями, фиолетовыми и пурпурными, сколотыми золотыми орлами, железными копьями и синими глобусами с серебряными звездами. Люди сидели и беседовали на тяжелых деревянных скамьях, на прочных седалищах, стоявших возле стен.

– Близок час, который назначили Никомах и Асбест!

– Да! Но Критолай и Иоанникий хотят ждать.

– Ждать, в то время как Зеленые жаждут рукоплескать человеку, у которого хватит мужества стать Базилевсом!

– Ах, но надо ждать, пока не даст согласия старший Аргирий.

– Но Аргирий, дед Евстахии согласился! Да, согласился.

Вставали, клялись, сомнения рассеивались перед уверениями. Весь зал повторял имена: Никомах, Асбест, Критолай, Иоанникий и Аргирий старейший.

– Мы удивим братьев, – заметил Сепеос, садясь возле усевшегося в стороне Гараиви. – Они не ведают еще об Управде, и я брошу имя Управды им в лицо. Зеленые перейдут на нашу сторону, они хотят биться за истинного Базилевса.

Они стали выжидать, изучая повадки и фигуры людей, без устали поглощенных препирательствами, разводивших руками, в плохо скрытом пылу сталкивавшихся друг с другом, с отверстыми ртами, нос к носу, лицом к лицу. Особо старались вожди партий, образованных Зелеными, боевое усердие которых расточалось бесплодно усобицей пяти братьев, всякий раз, как близился час решительной борьбы за престол. Среди Зеленых выделялся Солибас с лицом, как всегда спокойным, чернобородый, с бесстрашными глазами – в нем чувствовалась какая-то особая сила и самоуверенность.

Раздались звуки органа, приветствовавшие слепцов и подхваченные залом. Медленно раздвинулась тяжелая завеса на бронзовом пруте, соединявшем две колонны в глубине золоченого свода. Слепцы шествовали в роскошных голубых тогах, ниспадавших прямыми складками, и в желтых далматиках с металлическими украшениями. Уборы из искусно подобранных павлиньих перьев переливались на их головах. Широкие коралловые ожерелья окаймляли шеи, а в руках они держали глобусы и серебряные ларцы. Ларцы в виде храмов казались чудом ювелирного искусства – создание безвестных художников резца и молотка.