Подземный огонь - Локнит Олаф Бьорн - Страница 8

Как же… Хорса никогда и никому не поверяет своих секретов, особенно если они хоть немного касаются тайных дел правителя страны. Меня же он считает чрезмерно легкомысленным, болтливым и вообще слегка презирает, что, впрочем, не мешает ему выпивать за мой счет. По мнению Хорсы, я – зарвавшийся аристократ и книжный червяк, по уши погрязший в пыльных свитках и пергаментах. На дуэль его вызвать, что ли, чтобы не слишком задавался? И нечего мне тыкать в нос моей же голубой кровью и благородным происхождением! Сам Хорса, между прочим, гандер лишь на треть, а все остальное у него от нордхеймцев. И короля он величает каким-то варварским словечком – «конунг». Где он только его раскопал?

В том, что я пропустил эти десять дней, если честно, винить некого, кроме самого себя. В стране царили такие тишина и благолепие, что я решил: ничего страшного не случится, если королевский летописец на некоторое время исчезнет из Тарантии. И с чистой совестью отправился навестить одну старую знакомую, к которой давным-давно обещал приехать в гости, да все не мог собраться… Конечно, стоило мне ненадолго уехать, и сразу же стряслось нечто достойное внимания!..

В общем, я сразу забыл и о головной боли, и о вчерашней вечеринке. Рэдви по чьему-то поручению с утра разыскивает короля – с чего бы это?

– Да ничего интересного, – парень еще не свыкся с простой мыслью, что во дворце не может происходить вовсе ничего неинтересного. – Приехал какой-то мелкопоместный барон из Гандерланда. При нем несколько человек свиты и охраны. Притащили с собой здоровенную клетку. Говорят, поймали невиданного зверя и просят позволения представить его королю…

Я могу простить Рэдви многое – в конце концов, он пока не слишком хорошо знает порядки придворной жизни. Но не снисходительный тон и фразу «какой-то барон из Гандерланда»…

Как только что упоминалось, я сам гандер. Мы, конечно, приняли руку Аквилонии и считаемся провинцией королевства, но это никому не дает права безнаказанно насмехаться над нами. Кроме того, в последнее время расплодилось слишком много наглецов, на всех углах трещащих о том, что слова «гандер» и «неотесанная деревенщина» – суть равнозначны. А таковых умников необходимо ставить на подобающее им место.

– Из Гандерланда, значит? – кажется, мой голос прозвучал достаточно равнодушно. – А откуда именно – не знаешь?

– Не-а, – Рэдви помотал головой и простодушно добавил:– Они так разговаривают, что и двух слов не разберешь. Чурбаны чурбанами…

Честное слово, не хотел я его обижать… да еще с утра. Рэдви сам напросился.

– Ладно, если увижу короля, я непременно передам. Кстати, ты к пуантенцам заходил? У герцога Просперо спрашивал? Нет? Ну, так чего же ты ко мне примчался? Бегом марш туда!

Рэдви, рассыпаясь в благодарностях, убежал, а я вернулся в комнату. Маленькая, но такая сладкая месть. В следующий раз будет умнее. Интересно, что с ним сделает Просперо? Он ведь тоже был на вчерашней маленькой вечеринке и так же мается… Только у него обхождение с утренними незваными гостями не такое мягкое, как у меня. Бедный Рэдви!

Теперь я уже окончательно проснулся. Начинался новый день, и меня ждала обычная дворцовая суматоха. Нужно было срочно решать, что делать с полученной новостью – как-то использовать или приберечь на будущее. Кроме того, мне хотелось завтракать, но между возможностью узнать нечто новенькое и хлебом насущным я всегда выбираю первое. Значит, остается лишь быстренько одеться и можно бежать вниз, за точным выяснением всех обстоятельств – кто приехал, откуда, зачем и что именно привез. После, разузнав все, что меня интересует, я с чистой совестью отправлюсь докладывать королю. Там заодно и перекусим. Я его подданный или нет, в конце-то концов? Если да, то меня обязаны накормить!

Рэдви я, разумеется, наврал. Я отлично знал – или мог с уверенностью утверждать – где в этот момент находится правитель нашей многострадальной страны. Просто было бы жестоко заставлять и без того чрезмерно занятого короля начинать день с похмельной головой и пустым желудком. «Никакие государственные дела не стоят хорошего обеда», – это не я сказал, а сам Конан, и здесь я с королем полностью согласен.

Кроме того, я вчера клятвенно обещал, что без особой необходимости никому не скажу, где на сей раз изволит дрыхнуть его величество. А таковой необходимости я сейчас что-то не заметил. Так что госпожа Эвисанда может быть довольна – утром ее не потревожат…

Ах да, Эвисанда. Пожалуй, без нее рассказ будет неполным. Графиня Аттиос, леди Эвисанда, наша ночная королева. Графиня – местная уроженка, где-то в Тарантии даже обретается ее законный супруг, не осмеливающийся показываться при дворе – засмеют. Леди около тридцати лет (хотя выглядит она намного моложе); это высокая блондинка из числа тех, кого сочинители душещипательных песенок именуют «златокудрыми», фигуристая, со всеми положенными выпуклостями и изгибами, и серыми глазами. Когда госпожа Эвисанда проходит по коридору, даже у Драконов – королевской стражи – головы непроизвольно поворачиваются ей вслед. Не говоря уже обо всех прочих.

Эвисанда очень умная женщина. Это я сам сообразил, исходя из того, что уже миновал конец лета и наступила осень, а госпожа графиня доныне обретается во дворце и отнюдь не собирается покидать нас. Кончено, время от времени в королевских покоях появляются и другие красотки, но рано или поздно они исчезают, не продержавшись и десяти дней… Эвисанда же остается. По-моему, она изо всех сил рвется к тому, чтобы стать из ночной королевы самой настоящей. Могу ей только посочувствовать – занятие это безнадежное. А вообще графиня Аттиос – очень милая женщина.

Хранилище рукописей и книг с примыкающими к ним принадлежащими мне жилыми комнатами находится наверху, на третьем этаже дворца. Я считаю, что это очень удобно. Во-первых, оттуда можно быстро пройти в северное жилое крыло, занимаемое нынче королем и его свитой. Во-вторых, я всегда могу без труда попасть во внутренние дворы, где расположены казармы и всегда происходит что-нибудь любопытное. И в-третьих, в силу неведомых законов все дворцовые слухи и сплетни, подобно теплому воздуху над костром, поднимаются наверх, слетаясь опять же ко мне. Недостаток у верхних покоев только один – их выстроили слишком давно, потолки низкие и коридоры слишком часто внезапно поворачивают, предоставляя прекрасную возможность со всего размаха врезаться в идущего навстречу.

Собственно, в этих коридорах и произошла моя первая встреча с нынешним правителем государства… Она мне до сих пор снится в кошмарных снах.

Около четырех месяцев назад, в конце весны 1288 года от основания Аквилонии, в стране творилось нечто совершенно непонятное. Пуантен и Боссон бунтовали, их объединенное войско продвигалось к столице, пикты на границе вдоль Черной реки резали поселенцев и жгли форты, король начисто устранился от всех дел и целые дни проводил в тронном зале. Вот тогда и пошла гулять байка, что Нумедидес сошел с ума… Но я считаю иначе. Он знал, чем все закончится, и просто терпеливо ждал. Ждал своего неизбежного конца.

Дела во дворце и столице обстояли ничуть не лучше. Придворные и слуги частью разбежались, частью попрятались, дворцовая гвардия на все нарушения порядка смотрела сквозь пальцы… Все чего-то ждали. Мне бежать было некуда – Гандерланд далеко, на дорогах опасно да и лошадь раздобыть негде – и, кроме того, я хотел досмотреть все до конца. Летопись росла с ужасающей быстротой и, поколебавшись, я купил тогда по случаю толстенную подшивку листов пергамента, переплетенных в свиную кожу, выкрашенную почему-то в ярко-синий цвет. В синий – так в синий, зато писать стало гораздо удобнее и не требовалось больше выискивать в хранилище чистые листки или воровать их в канцелярии.

В тот день я с утра пораньше сбежал из дворца и отправился в город. По случаю возможных беспорядков и военных действий занятия в Университете отменили, мающиеся от безделья студенты расползлись по кабакам и трактирам, поглощая в огромных количествах дешевое вино и пытаясь додуматься, что еще новенького стрясется. Было тревожно и душно, словно перед наступающей грозой.