Подземный огонь - Локнит Олаф Бьорн - Страница 55

– Нет, – покачал головой Конан. – Тишь до благодать. Никаких заговоров. Но дворянство меня все равно не очень любит…

– И правильно делает, – вставил свое словечко Хальк. – Хотя все заговоры не идут дальше слов, произносимых обычно шепотом и за твоей спиной. Сколько я подобных разговорчиков слышал во дворце!

– А почему не доложил? – грозно сдвинул брови король.

– А меня и не спрашивали. Только вот что я заметил, – Хальк многозначительно поднял указательный палец. – Кофийский шпион в Тарантии…

– Постой, постой, – Конан подался вперед. – Какой кофийский шпион? Почему я ничего не знаю?

– Великий Митра! – страдальчески воздел руки Хальк. – Всем известно, что главный писарь налогового департамента подкуплен Страбонусом и собирает про тебя сплетни для Хоршемиша! Барон Гленнор его не трогает, а мы все подбрасываем писарю самые невероятные байки. И ему работа, и нам развлечение.

– Кошмар! – Конан сплюнул. – Что творится в стране!

– Приедешь в столицу, – проворчал Эйвинд, внимательно следивший за разговором, но доселе не вмешивавшийся, – наведи порядок. У нас шпиона давно бы повесили…

– Помолчи, – прикрикнул на Эйвинда Хальк. – Так вот, наш кофийский шпион в последнее время очень забеспокоился и подал в отставку. Но Публио его не отпустил из-за нынешних событий. Сейчас любая пара рук на счету. Все остальные шпионы…

– Сколько их? – простонал Конан. – Почему король обо всем узнает последним?

Я, будучи не в силах далее сдерживать смех, зажал рот ладонью. Веселая страна эта Аквилония… Но ничего, пройдет годик-другой, Конан освоится и поймет, что страшны не те лазутчики, о которых знает вся столица, а настоящие – люди, на которых не может пасть даже тень подозрения. У меня в Тарантии лишь один такой человек, а все остальные, предназначены для отвода глаз и являются всеобщим посмешищем, наподобие незадачливого писаря.

Однако Хальк, сам того не понимая, разгласил ценные для меня сведения. Если канцелярская крыса из налогового департамента действительно куплена с потрохами Страбонусом, то почему она подает в отставку с выгодной должности при ведомстве Публио? Почему это прошение почти совпадает по времени с докладами из Турана о возможной опасности для аквилонской короны и бездарным покушением минувшим вечером?

Хальк, видимо, решил окончательно расстроить своего короля, и под издевательский хохот Веллана перечислил с десяток ошивающихся при дворе «шпионов», среди которых встретился и совершенно безобидный человек, подкупленный мною года четыре назад. От этого бестолкового канцеляриста пятый департамент Немедии в лучшем случае получал сообщения о меню на торжественных обедах или о количестве повредивших ногу лошадей на королевских конюшнях. К моему облегчению, Хальк ни разу не помянул имя человека, которым я, как начальник тайной службы, безмерно дорожу…

– Всех повешу! – ярился король после речи библиотекаря. – А в первую очередь – Просперо и барона Гленнора! И тебя тоже, за недоносительство!

– Я дворянин, – всерьез оскорбился Хальк. – Доносы не имеют ничего общего с дворянской честью! Между прочим, мой король, все перечисленные только что люди живут в Тарантии уже долгие годы, и вряд ли представляют самую малую опасность. Гленнор отлично знает о них, но не трогает, а просто следит вполглаза…

– Правильно, – согласился я. Конан раздраженно посмотрел в мою сторону. – Вот, между прочим, я тоже терплю лазутчика вашего Гленнора во дворце Нимеда, и даже не одного, а целую компанию. Конан, пойми, опасаться надо скрытого, а не явного…

Невероятная была картина: темная осенняя ночь, на пригорке у костра, позабыв о гибнущем мире, сидят трое людей, полугном и оборотень, и начальник тайной службы Немедии поучает аквилонского короля, каким образом следует избегать заговоров и лучше следить за безопасностью страны. Расскажи кому – не поверят!..

До рассвета не произошло ничего страшного. Едва небо на восходе налилось светом Ока Митры и стало возможно рассмотреть окружающую нас местность, Конан, уставший от заумных бесед и постоянных подтруниваний со стороны Халька и Веллана, приказал собираться. До города Ивелина оставалось не более лиги пути.

– Знакомо, знакомо, – бормотал я, оглядывая темно-красные со светлыми прожилками стены подземелья. – Конан, помнишь медные рудники в Кезанкийских горах?

– Лучше, чем хотелось бы, – ответил король, поднимая факел высоко над головой. – Правда, там переходы были куда запутаннее, а мрамора значительно меньше. И летучие мыши жили… Кстати, Мораддин, а где твой беленький уродец?

Конан затронул больную для меня тему. Я приручил однажды летучую мышку, отличавшуюся от прочих сородичей необычной белой окраской – это случилось за год до того, как я познакомился с киммерийцем. Мышка с тех пор неотлучно находилась при мне в качестве необычного домашнего животного. К сожалению, у этих зверюшек весьма небольшой срок жизни, и моя любимица умерла три-четыре года назад, уже в Бельверусе. Вначале я хотел завести еще одну такую же тварь, но Хейд, няня моих детей, и многие другие домашние ужасно боялись летучих мышей. Поэтому я остановил свой выбор на собаке – громадном сером волкодаве. Таких собак разводили горцы на полуночном восходе Аквилонии, и мой дальний знакомый, Коннахт Мабидан, два года назад прислал мне в подарок щенка. Вестри и Долиана до сих пор ездят на нем, будто на коне, настолько мой пес огромен… В соответствии с традициями, он носит горское имя – Бриан.

Конан, не дождавшись моего ответа, зашагал дальше, по направлению, указанному Хальком. Библиотекарь немного побаивался подземелий, да и Эйвинд тоже. Но я – потомок гномов, Веллан, отлично видевший в темноте, и Конан были спокойны. До врота, открывавшего шлюз, идти было недолго, а верхние уровни старых катакомб не являлись столь запутанными, как глубинные этажи…

…С шестым послеполуночным колоколом, отзвонившим на башне храма Митры, мы ворвались в Ивелин, стоящий на берегу окруженного лесом вытянутого озера. Удивительны эти захолустные городки – люди не паникуют, жизнь течет размеренно, в столь ранний час открыты трактиры. Городская стража, набранная из отставных военных, не обратила на пятерых всадников никакого внимания, даже не спросив подорожных. Мы заехали в один из постоялых дворов – немножко поесть, а заодно расспросить хозяина о здешних катакомбах – и получили совет обратиться к сторожу заброшенных каменотесных мастерских, находящихся на окраине города.

Люди, живущие в Ивелине, конечно же, слышали о надвигающейся с полуночи опасности, об опустошении Велитриума и прочих бедах, доставляемых подземным огнем. Но относились к слухам о постигшем Аквилонию несчастье так, словно выбросы зеленого пламени происходили в чужой и далекой стране. Трактирщик прямо заявил, что уезжать не собирается и, если на то пошло, то Митра оградит своих верных слуг от чужеземной напасти.

Конан заново впал в угрюмство – кем ему приходится править? Сплошные бестолочи. Неужели у людей абсолютно пропал инстинкт самосохранения? Любой нормальный человек, чтобы сохранить жизнь, а главное – душу, дарованную Митрой, давно ушел бы на полдень, в Пуантен или к границам Зингары! А эти сидят в своих прогнивших деревянных домах, берегут скудное добро и с места их не может сдвинуть даже угроза всеобщей катастрофы…

Постоялый двор находился совсем рядом со старыми мастерскими, и мы немедля поехали к скривившемуся деревянному забору, огораживавшему место, где раньше десятки каменотесов отшлифовывали мраморные плиты, предназначенные для герцогских и королевских дворцов. У ворот нас встретил сторож, вернее, сторожиха. Пожилая, иссушенная временем женщина была вооружена не чем-нибудь, а отличным тауранским арбалетом и вначале ни за что не желала пускать нас внутрь.

Конан принял мудрое решение: он послал к старухе Веллана, самого обаятельного из нашей компании. Разумеется, предварительно снабдив его несколькими золотыми монетами. Неизвестно, о чем оборотень из Пограничья толковал с грозной старухой, но вскоре ворота отворились и мы беспрепятственно въехали во двор бывших мастерских. Оказывается, золото безотказно действует не только на столичных чиновников, но и на решительных провинциальных бабушек, готовых палить из арбалета во всякого, посягнувшего на собственность ее хозяина.