Конан и Алая печать - Локнит Олаф Бьорн - Страница 33

12 день Первой весенней луны.

Следующим утром я выехал со двора менялы Реймена Венса в совершенно новом облике. Впечатление портила только горшкообразная кофийская прическа, но это ничего, волосы со временем отрастут, ибо в Аквилонии принято носить волосы до плеч или стягивать их на затылке в хвост.

До чего же хорошо быть самим собой!

Явившись после беседы с Мораддином в лавку Реймена, я поразил хозяина неожиданной просьбой — не мог бы месьор Венс подсказать, где в Бельверусе можно купить готовое дворянское платье? Объяснил, зачем. Меняла только рот раскрыл, однако отослал меня на улицу Веретена, к некоей госпоже Кейт — владелице швейных мастерских, у которой одевались не самые знатные, но и далеко не бедные дворяне. Хозяйка приняла меня с распростертыми объятиями, критически осмотрела колет кофийского покроя с дурацким гербом Зимборов, и, кликнув своих белошвеек, немедля приступила к работе. Новую одежду подгоняли прямо на мне по росту и объему, вышивальщицы в это время мастерили плащ с моим фамильным гербом — крылатый золотой меч на алом поле. Такой же символ теперь должен был украшать мою грудь на тунике.

К закату платье было готово, и я не пожалел тридцати ауреев, выложенных за спешные труды.

Боги, наконец-то я избавился от глуповатого облика бастарда Зимбора и оделся в соответствии с традициями моей обожаемой родины.

После мастерской госпожи Кейт мой путь пролег в центр города, к салону «Синий амфитерн».

Меня, как и прошлый раз, сразили неслыханным гостеприимством, накормили до отвала невероятно изысканными блюдами, а служки почтительно косились на родовой герб Монбронов — гербовый щит украшался графской короной с тремя зубчиками в виде лепестков клевера. Между делом я приказал позвать хозяина, пригласил его разделить со мной стол, напоил вином (за мой собственный счет) и начал выяснять, часто ли бывает в этом очаровательном заведении человек, постоянно сопровождаемый большой рыжей собакой?

Хозяин кивал, называл меня то «вашей милостью», то «вашей светлостью», и наконец сообщил, что месьор, непременно таскающий за собой бойцового кофийского пса, заходит обедать в «Амфитерна» через два дня на третий. Платит всегда очень щедро и вообще производит впечатление человека приличного, обеспеченного, пускай и несколько высокомерного.

— Давно он к вам приходит? — небрежно поинтересовался я.

— Годика полтора, ваша милость, — ответствовал владелец «Амфитерна». — Вроде бы дворянин, но гербов никаких. Чувствуется, что кошелек отнюдь не пустой, однако же одевается скромно, хоть и ярко.

Хозяин начал покашливать и хмуриться. Видимо, ему не нравились вопросы, касающиеся его посетителей. Пришлось поддержать разговор с помощью выложенных на стол золотых ауреев.

— Один ходит или с компанией? — продолжал наседать я.

— Однажды, — понизив голос до трагического шепота и воровато оглянувшись, сообщил хозяин, — господин, о котором вы спрашиваете, явился рука об руку с самим месьором Аррасом, придворным магом государя Нимеда. Поели, выпили, но, как я слышал, разругались в пух и прах, и досточтимый Аррас ушел. А так, обычно, с девицами приходит.

«Ясно, — подумал я. — Предок по-прежнему неравнодушен к прекрасной половине рода людского. А про Арраса — весьма интересное сообщение. Надо будет учесть, что Райан как-то связан с королевским дворцом. Однако что делает в Немедии мой бессмертный родственник? Насколько я знаю, ему всегда не сиделось на месте и в любой из стран он задерживался не более чем на полгода или того меньше. Неужели то самое „чужое колдовство“ сумело настолько заинтриговать Райана? Он всегда любил необычные загадки, и чтобы непременно с подвохом и приключениями…»

Я потребовал клочок пергамента, нашел в поясной сумочке свинцовый карандаш и быстро написал по-аквилонски:

«Надо немедля увидеться. Забирался на Башню, посмотрел, ничего не понял. Ежедневно буду приходить обедать в „Амфитерна“ к четвертому полуденному колоколу. Маэль».

— Передать записку месьору с собакой, — распорядился я, передавая краткую депешу владельцу салона и тем самым еще более усиливая его подозрения.

Хозяин мельком глянул на незнакомый ему аквилонский алфавит, а я отчетливо различил, какие мысли ровным строем маршируют за его вспотевшим лбом: чужестранные конфиденты, аквилонские лазутчики, контрабанда лотоса, незаконная торговля… А то и хуже — колдовство!

Пришлось лениво объясниться:

— Месьор Райан разводит кофийских бойцовых собак, а в Аквилонии такая порода весьма редкостна. Хочу купить полдесятка щенков.

— Да-да, конечно, теперь я все понял… — зачарованно пробормотал хозяин. — Удивительные животные. Особливо по линии изумительно плоского профиля, злобности и слюнявости. Как же, Месьор граф, передам. Непременно.

Я покинул «Амфитерна», терзаясь подозрениями — ну как донесет куда следует? В Королевский Кабинет?

А что, собственно, такого? В каком законе сказано, что благородный аквилонский дворянин не может встречаться с другим дворянином на предмет приобретения замечательно брудастых псов кофийской бойцовой породы?

Глава седьмая

Записки Долианы, баронессы Эрде — III.

«Возврата нет»

Бельверус, Немедия.

11 день Первой весенней луны.

Таким образом, молодой человек, выдававший себя за незаконного отпрыска знатного кофийского рода, вовсе не являлся таковым. Звали его не Владом Зимбором, а Маэлем Монброном из Аквилонии, и, как я совершенно верно заподозрила, его ремесло имело прямое отношение к департаменту, коим заведовал мой отец.

С одной маленькой разницей — граф Монброн занимался известными темными делишками в пользу Аквилонии.

Я совершенно не ожидала, что стану третьей участницей разговора между аквилонским конфидентом и главой Вертрауэна.

Все получилось как-то сумбурно и неожиданно: вот отец поднимается по широкой лестнице, а наверху нас ожидает взволнованная Цинтия — песочные кудри растрепались, нервно стиснутые руки прижаты к груди, серо-зеленоватые глаза лихорадочно поблескивают.

Цици, похоже, выскочила из комнаты следом за мной, но деликатно обождала, дав отцу и дочери встретиться без лишних свидетелей.

— Вашу милость отпустили! — обрадованно возопила Цинтия, когда мы достигли верхней площадки. — А я… а мы так переживали! Что ж такое делается? Неужели месьора канцлера в самом деле убили? А кто? Ой, я совсем запуталась! Об этом ведь нельзя говорить? Это секрет?

— Это загадка, решения которой я пока не отыскал, — его светлость Мораддин со всем положенным пиететом раскланялся с немедленно смутившейся Цици. — Госпожа Целлиг, я никогда бы не мог пожелать лучшего друга для нашей семьи, нежели ты. Однако при нынешних обстоятельствах считаться знакомым нашего дома становится небезопасно.

— Фи! — горделиво вскинула головку Цинтия. — Королевская немилость — облако в чистых небесах. Рано или поздно ветры унесут его прочь. Но раз меня изгоняют… — она состроила насмешливо-оскорбленную гримаску. — Я удаляюсь в изгнание, поселюсь где-нибудь в пустынных горах Стигии и буду питаться исключительно сушеными кузнечиками! Можно мне придти еще завтра? Если, конечно, меня пропустит королевская стража?

— И завтра, и послезавтра, и когда пожелаешь, — Мораддин Эрде, несмотря на плохое настроение, все же слегка улыбнулся. — Передавай мои наилучшие пожелания твоим уважаемым батюшке и матушке.

— Непременно! — Цинтия побежала вниз, звонко выстукивая каблучками по ступенькам. У дверей обернулась, беспечно помахав нам на прощание.