Люси - Ласки Кэтрин - Страница 5

Многие годы Марджори и Присцилла оставались верными подругами. Присцилла время от времени давала им немного денег и никогда не забывала гостинец Люси.

Но всё же Марджори была рада переехать в Нью-Йорк, когда Стивена пригласили стать проповедником в церкви Святого Луки. Несмотря на дружбу с Присциллой, они по-прежнему были в Балтиморе никем, ведь у южан долгая память. И хотя поколение сменилось, она и её овдовевшая мать были не более чем «приживалками». Немного выше, чем прислуга, но те же попрошайки без роду и племени.

Поэтому Марджори и Стивен переехали в Нью-Йорк спустя пять лет после свадьбы и начали жизнь с чистого листа. Она могла рассказывать о своей дорогой подруге Присцилле Бэнкрофт Деврис, но не вдаваясь в делали, за исключением тех случаев, когда хотела приукрасить их. Жители Нью-Йорка не так сильно интересовались генеалогией, как южане.

Когда Стивен предложил ей удочерить Люси, у Марджори было всего одно условие: никто не должен знать, что их дочь – приёмная. Даже Присцилла. Она хотела избежать «обстоятельств», которые могли бы помешать Люси вступить в блестящий брак. Ведь теперь наконец-то представился шанс оказаться на одном острове с богатейшими семьями Америки. Там будет не так, как в Нью-Йорке. Приход церкви Святого Луки был вполне респектабельным, но его ранг был отчасти ослаблен расположением вдали от делового центра. Однако это был своеобразный трамплин к должности епископа, как и Бар-Харбор послужит трамплином перспективного замужества Люси. И им больше не придётся отсиживаться на задворках. Отныне они будут в самой гуще общества.

3. На грани

До Бриджпорта вода была видна лишь урывками, но теперь обзор стал лучше, особенно когда они въехали в Род-Айленд. Люси не отрываясь глядела в окно, охваченная неведомыми раньше чувствами. Это была не обычная поездка на поезде. Когда она смотрела в окно, девушка видела не просто береговую линию, простиравшуюся перед ней, а грань, за которую была готова ступить немедленно. Грань эта словно бросала Люси вызов или, может быть, манила её?

Люси сидела напротив матери и отца. Поезд следовал по маршруту Нью-Йорк – Нью-Хей-вен – Хартфорд. Сквозь какофонию колёс иногда пробивался стук маминых спиц для вязания. Отец просматривал старые проповеди, во всяком случае она так думала, пока он не поднял голову:

– Марджори, у Олторпов несомненно есть дом в Бар-Харборе.

– Правда, дорогой? Олторпы из центра или те, что с окраины?

– Из центра. Эдвард и Фелисити из нашей конгрегации.

– Да? Вот бы не подумала, что у них достаточно средств.

– Я тоже. Но здесь написано, что они члены теннисного клуба.

– О, Люси, я так надеюсь, что ты походишь на уроки тенниса. – Марджори всплеснула руками, и вязание упало ей на колени. – Люси, ты меня слушаешь?

– А? – Девушка не отрывала глаз от серо-зелёной воды залива.

– О, Люси, не говори «а», это так вульгарно.

– Прости, мама. Что ты говорила?

– Я сказала, что надеюсь, ты будешь брать уроки тенниса.

– О, мама, я не думаю, что это хорошая идея. Ты же знаешь, моя нога и всё остальное. – Люси представила себя на теннисном корте, гоняющейся за мячом и чувствующей себя так же неловко, как во время бесед с ужасными Огмонтами и Дрекселями. Она представила Дениз Де Бек, Элси Огмонт и Ленору Дрексель в белых теннисных костюмах, хихикающих над ней, и у неё скрутило живот.

– Глупости! – почти прокричал отец голосом, каким никогда не говорил с кафедры, а только дома, споря с женой или Люси. – Твоей ноге гораздо лучше. Значительно лучше, и единственный способ закрепить улучшение – заняться чем-нибудь новым. Люси, перед тобой открываются такие возможности. Ты не должна упустить их.

– Именно так! Прислушайся к словам отца, дорогая! – Марджори Сноу вернулась к вязанию. – Танцуй. Ты ведь и раньше танцевала. Такие возможности…

«Теннис и танцы как способ выйти замуж», – подумала Люси и перевела взгляд обратно в сторону моря. Казалось, поезд поглощает рельсы и береговую линию, но открывались всё новые и новые виды, и море становилось всё ближе и ближе.

– Я так рада, Стивен, – сказала Марджори, ловя распустившуюся было петельку, – что церковь оплатила билеты в отдельном купе первого класса на поезд и пароход.

– Конечно, первого класса. Мы должны прибыть с шиком во благо церкви Святого Луки. Нам следует соответствовать статусу храма Святого Луки. Мы не должны позорить нашу церковь. Они же не приглашают первого попавшегося епископального священника в свою Часовню-у-моря.

– Конечно, нет. Видишь, Люси, именно поэтому ты должна участвовать во всём, чем занимается тамошняя молодёжь. Мы должны соответствовать статусу.

– Мы действуем во благо церкви, – торжественно изрёк её отец.

– Как миссионеры? – уточнила Люси.

– Боже, конечно, нет! – воскликнула мать. – Мы едем не для того, чтобы обращать. Господи помилуй. Это же Бар-Харбор, а не Африка! Отец имеет в виду, что мы должны соответствовать статусу: должны сиять, быть на высоте.

Люси попыталась разобраться в том, что сказали родители. Создавалось впечатление, что они едут на модный показ. Её воображение нарисовало огромное овальное зеркало, в котором отражались они трое в своих новых летних нарядах. Отец – в летней рясе. Она сама – в одном из батистовых чайных платьев, а мама в прогулочном костюме. Люси моргнула и представила себе другие наряды. Отец – в строгом пасторском облачении для вечерних выходов, мать в шёлковом вечернем платье холодного голубого цвета, и она сама в шёлковом бальном платье цвета зелёной морской пены, со шнуровкой, который, как говорила миссис Симпсон, оттенял её тёмно-зелёные глаза.

Мечты девушки были прерваны стуком в дверь купе.

Преподобный Сноу встал, чтобы открыть дверь. Это был проводник.

– Следующая станция – Южный вокзал Бостона. Носильщик встретит вас на платформе с вашими дорожными сундуками. Вы заказали кэб до парахода?

– Да, сэр. Мой помощник позаботился об этом.

– Чудесно, чудесно, преподобный. – Казалось, проводник специально тянет время. Люси увидела, как лицо отца осветилось пониманием.

– О! – Его рука дёрнулась к карману. Пастор вытащил монетку в пятьдесят пенсов и слегка покраснел, когда проводник взял её.

Как только дверь за ним закрылась, Марджори Сноу прошептала:

– Пятьдесят центов, Стивен?

– Мы не должны казаться скупыми, дорогая, – поучительно заявил он. – Мы же собираемся водить компанию с Ван Виксами, Асторами, Беллами!

Родители буквально сияли, глядя друг на друга. Они ещё никогда не выглядели такими счастливыми.

Люси тоже почувствовала, как её охватил трепет, когда сошла с поезда. Девушка глубоко вдохнула. Запах моря, смешанный с угольным дымом, изрыгающийся из паровозной трубы. Солёный воздух! В Нью-Йорке никогда не было ничего подобного. Люси продолжала дышать полной грудью, пока они шли за носильщиком. Потом ускорила шаг, чтобы нагнать его:

– Простите, сэр, но далеко ли море?

– Хавань? – перепросил он.

Она поняла, что он имел в виду гавань, но просто говорил с сильным бостонским акцентом.

– Да, сэр.

– Недалеко, юная мисс. На кэбе за двадцать минут доедете, но это из-за того, что движение сегодня оживлённое. Меньше полумили до причала Линкольна, а там – сразу на па’аход.

У него было круглое простое лицо, а волосы, торчащие из-под кепки, – бледно-рыжими, как недозревшая морковь. Она распознала в его выговоре и ирландские нотки, которые нашла очень милыми.

Когда они добрались до причала, Люси не помнила себя от восторга. Она сняла шляпу и подставила лицо ветерку, откинув голову назад. Шпилька выскочила, и волосы, собранные в тугой узел, искрящимся каскадом рассыпались по спине. Ветер тут же взметнул их, и они закрыли лицо девушки.

– Люси, ради всего святого, что ты делаешь? Твоя шляпа! Твой пучок!

– О, мама, разве этот воздух не восхитителен? Только посмотри: из Бостона и впрямь виден океан.