Григорий Николаевич Потанин. Жизнь и деятельность - Обручев Владимир Афанасьевич - Страница 21

Процессия обошла улицы Кобдо и подошла к южной кумирне; перед входом статую сняли с носилок и поместили в одной из ниш кумирни. Какой-то человек с лицом, покрытым бронзовой краской, в необыкновенном костюме, палач что-то провозгласили, и затем началось поклонение.

Сначала подошел чиновник в шапке с шариком и пером — представитель власти. Он стал на колени перед жертвенным столом, приложил сложенные ладони боком ко лбу и поклонился до земли. За ним проделал то же весь народ, входя по одному в кумирню. С четырех часов началось оживление на улицах; у лавок и ворот развешивали цветные фонари; народ шел в кумирню, где перед статуей горели свечи и курились палочки, а какой-то старик время от времени ударял в медную чашу. Эти звуки, вероятно, должны были настроить к набожности, что не мешало тому же звонарю отпускать шутки, вызывавшие хохот публики. Вообще, поклонение божеству странным образом соединялось с неуважением к святыне: все курили трубки и даже раскуривали их от свечей у алтаря.

В сумерки опять появились носилки; мальчики надели костюмы, взяли знамена, фонари, зонты; палач, став сбоку у статуи, произнес речь или молитву, которая вызвала смех. Опять явился чиновник, совершил поклон, его повторили другие, статую вынесли, поставили на носилки, музыка заиграла, и процессия тронулась обратно, освещаемая разноцветными фонарями. В улицу она вошла при оглушительном треске ракеток. В окнах лавок и в воротах зажиточных домов стояли столики с чашечками еды, печеньями, горящими свечами, палочками и фонарями. При приближении процессии особенно набожные люди становились на колени и бросали в сторону божества зерна и капли воды. У каждого богатого дома был приготовлен заряд ракеток, и при приближении статуи раздавались взрывы и пальба; толпа бросалась в сторону, а мальчишки спешили подобрать уцелевшие ракетки, чтобы потом устроить свой фейерверк. Шум и смех сопровождал божество казней и смерти. Ракетная пальба и музыка слышались до позднего вечера, который закончился парадным ужином у губернатора.

В этот день и накануне в городе, на открытой сцене, с утра до вечера шли бесплатные театральные представления. Путешественники позднее видели их в лучшей обстановке в Китае, и мы опишем их дальше. Но в Кобдо они отличались большой пестротой зрителей. На улице, у стены, рядом стояли нарядные китайцы — купцы и чиновники, оборванные курильщики опиума, опрятные узбеки и таджики в пестрых шубах и ярких тюбетейках, киргизы, монголы в нагольных шубах, русские торговцы. Эта смесь племен показывала близость города к границам народностей и его торговое значение. Особенно отличались своими нарядами монголки: халаты самых ярких цветов — красные, синие, лиловые — были отделаны по подолу цветными лентами. Голова и грудь были обильно увешаны серебряными украшениями; на груди висело нечто вроде образа в серебряной раме на массивной серебряной цепи, надетой в виде помочей и укрепленной сзади у пояса целой кистью подвесок. Десяток монголок, стоявших рядом, походили на иконостас буддийского монастыря. Красавицы весело болтали, покуривая трубочки; кончив курить, они выколачивали пепел о каблук, а трубочку засовывали за голенище сапога.

Путешественники видели в Кобдо также китайское празднование нового года; мы опишем его в другой главе, так как (в самом Китае оно происходит в наиболее типичной форме.

При первых признаках весны, 20 марта, экспедиция покинула Кобдо и направилась на юг, чтобы застать там еще весеннюю флору. Сначала шли две недели на юго-восток, по широкой долине Дзерге среди северных предгорий Монгольского Алтая; дно этой долины представляло то сухую степь, то болото, топи, небольшие озерки и речки, стекавшие с гор. Местами попадались пашни кочевников, засеянные ячменем. Ячмень всего больше сеяли в Монголии; его зерна слегка поджаривают, затем толкут или мелют и получают муку, которая называется «дзамба» и играет большую роль в пище монгола. Ее прибавляют к кирпичному чаю, сваренному в котле с молоком и солью, и получают питательный суп, который является основным блюдом рядового монгола. Из дзамбы, слегка смоченной водой или чаем, делают катыши, заменяющие хлеб, или, прибавляя большое количество воды, превращают дзамбу в кашу любой густоты. Поэтому многие экспедиции в Монголии, где печеный хлеб большая редкость, запасались дзамбой: в экспедициях Пржевальского дзамба, наравне с мясом баранов или диких животных и птиц, составляла главное питание.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Из долины Дзерге поднялись на перевал через северную цепь Алтая, миновали озера Цицик-нор и Хулму-нор в международной котловине. За вторым озером перевалили через главную цепь Алтаин-нуру и спустились в долину реки Барлык южного склона, где лежали еще большие сугробы снега. И в этой части Алтая, на южном склоне, выпадает гораздо больше снега, чем на северном. Речка была еще подо льдом, и при переходах через нее рыхлый снег проваливался, и верблюды падали. Долина местами была непроходима из-за навалов камней и сугробов снега; дорога липилась по крутым косогорам.

В устье долины Барлык сразу стало теплее; везде вид на была свежая зелень. Экспедиция шла шесть дней на юго-восток и юг по волнистой степи, прерываемой длинными отрогами Алтая. На последнем переходе уже чувствовалась близость пустыни Гоби: почва была почти голая, маленькие пучки травки росли далеко друг от друга, а скалистые холмы были совершенно бесплодны. С перевала через последнюю гряду Шары-нуру открылся далекий вид на Гоби — темную равнину, ограниченную на горизонте рядом снеговых вершин Тянь-шаня. На ключе Сухайту был маленький оазис; здесь взяли запас воды и на следующий день, с 7 часов утра до полуночи, сделали половину безводного перехода через Гоби, в 65 километров. Дорога медленно спускалась по «бэли», — так монголы называют широкое и ровное подножие хребтов пустыни. Оно представляет их пьедестал, выравненный потоками воды, выбегающими из гор во время дождей и таяния снега, и покрытый отложениями этих потоков. Над пьедесталом склон хребта большею частью поднимается очень резко. Бэль Монгольского Алтая имела более 20 километров ширины и понижалась на 300 метров от окраины гор. Вся она была усыпана мелкой галькой и щебнем, черными от пустынного загара,[26] и поэтому издали казалась черной. Нигде не видно было ни былинки.

Вдоль подножия бэли, далеко на запад и восток, протянулась лощина сухого русла, за ней дорога поднялась на невысокий увал и шла по равнине, также усыпанной черной галькой, до песчаных бугров среди Гоби, где караваны обычно делают привал или ночуют без воды. Караван экспедиции также остановился для отдыха, а в 10 часов вечера пошел дальше. Но ночь выдалась пасмурная, звезд не было видно, и в полночь проводник велел остановиться, так как боялся потерять дорогу. Вода для людей была с собой, но для животных не было ни воды, ни корма.

На следующий день поднялись в 6 1/2 часов и пошли дальше. Гоби представляла такую же равнину, усыпанную черной галькой; караванная дорога тянулась желтой полоской вдаль по этой черной равнине; вблизи нее кое-где белели кости и целые скелеты животных, погибших в пути. Кроме черной равнины со всех сторон и гор далеко впереди ничего не было видно. Проходили часы, солнце уже сильно пригревало; лошади, мучимые жаждой и голодом, еле передвигали ноги, и четырех, которые не в силах были итти дальше, экспедиция вынуждена была оставить среди пустыни умирать голодной смертью.

Наконец, впереди показались холмики, на одном из которых виднелась башня. Это был конец Гоби, оазис Сантоху; но его увидели только, когда спустились в лощину, где вдоль небольшой речки зеленели деревья, пашни и стояли фанзы китайцев. Контраст полной пустыни и этого маленького оазиса был поразительный. Экспедиция простояла здесь пять дней, чтобы животные, утомленные бескормицей нескольких переходов, успели поправиться.

В Гоби лошади были так голодны, что ели сухой помет, попадавшийся на дороге.

Переходы караванов через Джунгарскую Гоби иногда не обходятся без несчастий. В то же лето монголы, доставлявшие провиант в город Гучен, не захотели взять проводника через Гоби, заблудились и трое умерли от жажды. Китайцы гнали гурт баранов из Кобдо в Гучен; погонщики при баранах идут пешком; трое из них не выдержали перехода и погибли. Один монгол, нанявшийся в погонщики при русском караване, обиделся за побои, полученные от приказчика, бросил караван и поехал назад один, но домой не вернулся.