Грифон - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 33

Второй вопрос — одежда. Если я еще как-то мог сойти за обычного путешественника, то девушка в кисее, через которую, как сквозь стекло, просматривались узкие трусики и голая грудь, тут же привлекла бы внимание. Да еще когда она бродит в огромных кроссовках, снятых с киллера. Так что эти вопросы нужно было решать срочно, безотлагательно.

Откинувшись на спинку сиденья, закрыл глаза и задумался — а смог бы я сейчас противостоять в открытой борьбе? Предположим, гипотетически, я начал открытую борьбу с государством.

Ну вот ОМОН, к примеру. Выпустить на него армию духов. Они их всех покрошат в капусты. Омоновцев этих. А дальше что? Духи привязаны к определенному району обитания. Значит, каждый раз надо вызывать новых духов. Ну ладно, вызвал, они взрывают танки, уничтожают орудия, которые против меня выставили. Я сижу в постоянной осаде. Затем мне перерезали коммуникации, лишили еды и воды. Улететь? Вокруг барражируют вертолеты, сидят снайперы. Расстреляют прямо в воздухе. Убить меня и Василису раз плюнуть, и никакие способности не помогут, поработить весь мир я точно не смогу.

Усмехнулся — тоже мне, Черный Властелин! Я и пользоваться-то способностями некроманта как следует не могу. И еще — а кто сказал, что эти способности вечны? Я думаю — да, вечны. Но может — нет? Ведь слышал я что-то про колдовские обряды чернокнижников, увеличивающие способности магов на какое-то время. Будем надеяться — на долгое время… иначе нам с Василиской худо придется.

Я должен смотреть вперед, на месяцы и годы. Никакого противостояния с властью, иначе из этой страны только бежать. Не желаю делать пластические операции, чтобы меня не нашли.

И опять — надо разобраться со своими способностями. Когда мы приедем в тихое, пока еще не загаженное отдыхающими место вроде Имеретинской бухты.

Мелькали дома, мелькали вывески, машины, встречающие по пути. Автомобилей стало на дороге уже больше — за окном занимался тусклый рассвет, знаменующий окончание этой страшной ночи.

Через час мы выскочили из города, проехав мимо поста ГАИ, возле которого дремали две машины с потушенными огнями. Гаишникам лень было выходить — кроме того, я знал, что машины такси останавливают ночами гораздо меньше, чем обычные автомобили. Их работа такая — носиться ночами, а вот одинокая машина, крадущаяся в ночи, вызывает гораздо большее и закономерное подозрение — не тати ли какие задумали воплотить в жизнь свои намеченные преступления?

На объездной дороге, как обычно, было оживленное движение — узкая полоса, всего на две машины, заполнена фурами, медленно тянущими свои раздутые от груза туши в неизвестном направлении. Много машин было с южными номерами — видимо, с югов они волокут на север фрукты, а туда — лес, ну и всякое другое, чего они возят в сторону Кавказа. Я не особенно разбираюсь в этих грузоперемещениях, мне как-то это до лампочки.

Василиса спала, вытянувшись на сиденье и положив голову мне на бедро. Я старался поменьше двигаться, чтобы не побеспокоить девушку. В кармане что-то мешало, я пошевелился, и Василиса открыла глаза, потом села и глубоко вздохнула:

— Не могу. Слегка задремала, потом как приснилось, что отец и мать живы, и я проснулась. Вась, ну как же так? — Девушка заплакала, и слезы покатились по ее лицу, как дождевые капли. Я пожал плечами — ну что было говорить? Что я сочувствую, соболезную? Банально. И родителей это не вернет. Так зачем говорить пустые слова? Ей нужно время, чтобы осознать, чтобы выйти из шокового состояния. Чем я мог ей помочь? Если только этим… — сунул руку в карман — вспомнил, что мне мешало. Я ведь вместе с едой заказывал и виски, а когда мы бежали, виски уже лежало у меня в кармане — положил автоматически. Бутылочка плоская, удобная, как-то и не замечал ее, пока не уселся в машину.

Я открутил крышечку у бутылки и предложил:

— Давай помянем твоих родителей?

— Вась, я виски не пила никогда, — смущенно сказала Василиса и нерешительно взяла бутылочку в руки.

— Что, вообще никогда спиртного не пила? — не поверил я.

— Нет — ну пила: легкое красное вино, сладкое там всякое, шампанское, а виски, водку и коньяк никогда не пила, — пожала плечами девушка, — ты что думаешь, раз я дочь олигарха, так сразу разврат, пьянка и наркотики? Чушь это все. Как и у всех — одни пьют, другие не пьют. Какие родители, такие и дети. Папа у меня не пьет! Не пил… — поправилась она и снова заплакала, потом подняла бутылку, поднесла к губам и стала судорожно заглатывать коричневую жидкость. Я отнял у нее бутылочку, когда в ней осталось от силы на треть. Василиса выпила граммов двести, не меньше.

Поболтав содержимое, я допил остальное, передернувшись и выдохнув. Все-таки, как ни странно, виски пить легче, чем какой-нибудь коньяк. От коньяка у меня сразу рвотный позыв. Водку — ту вообще не могу пить. Отец всегда смеялся, мол, не пролетарского я происхождения, раз водку не могу пить. И при этом поглядывал на мать, как будто подозревая, что она согрешила с заезжим профессором литературы на симпозиуме пушкинистов. Вот, кстати, бесполезная профессия — пушкинисты! Всю жизнь разбирать, что сказал Пушкин, куда поехал и зачем. Ну на кой черт нам знать, что ему сказал царь и чего Пушкин хотел сказать декабристам? Нет, согласен, один раз прочитать даже интересно, но всю жизнь в этом копаться? Это же просто ненормально, на мой взгляд. А вот если я погибну — будут разбирать мою жизнь по минуткам? Мол, вот он сидел в желтом такси, вот взял на колени голову в хлам пьяной Василисы, вот она радостно промычала что-то вроде Выыыасенька… любиииыыммыыый… и задрыхла. Стоит это увековечивания в анналах истории? Может, я вообще-то для мира больше значу, чем опальный поэт, убитый круглой пулей, завернутой в нестерильную тряпку?

По недолгом размышлении решил: я гораздо главнее всех Пушкиных и Лермонтовых и заслуживаю увековечивания в аналах. Или в Анналах? М-дя. Как-то нехорошо звучит… ой, мля, я, похоже, тоже поплыл. Такую хрень несу… Василиска так совсем вырубилась. Ну и хорошо — немного отойдет от стресса. Как лекарство этот вискарь. И теплее стало. Тоже надо поспать — эта ночка была злооостной… Меня накрыла теплая волна сна, и скоро машина превратилась в передвижную желтую спальню.

Мне снились сны о том, что я сижу на яхте, здоровый, богатый, рядом со мной Василиса, а вокруг никого, кроме моря и солнца… штиль, тишина, и только голос с небес: «Ты заслужил, о, праведник! Наслаждайся райской жизнью и ни о чем не беспокойся!»

Я проснулся от чувства глубокого удовлетворения, а еще от того, что бился головой о стекло автомобиля.

Дорога в этом месте была ужасной — в весенней дороге образовались дыры, на которых машина подпрыгивала, громыхала и грозила развалиться. Я посмотрел на Василису — она все еще спала, а вокруг нас, за окнами, расстилались поля, блестевшие под солнцем лужами воды и остатками нерастаявшего снега. Это в городе весна пришла уже давно, а за городом она только начала свою битву с холодом.

В машине было тепло, уютно, поигрывала тихая музыка — интересно, подумалось мне, для кого машина ее играет, если мы спим? Для себя? Неужели одушевленные машины имеют понятие об искусстве, музыке… Вообще — что мы знаем об одушевлении? Пользуемся, как дикари, магией, не зная ни сути ее, ни возможностей. Впрочем, а не было магии — пользовались достижениями науки. Чем отличается от магии? Так же ни черта никто ничего не понимал, однако все делали вид, что знают, как работает их телефон и телевизор. И мы мало отличаемся от наших предков. Один из доводов за то, что человека р-р-раз! — и создали единожды. Со времен пещерных людей мы мало чем изменились — такие же злобные, хищные, коварные.

Я потер глаза и посмотрел на Василису, сладко посапывающую и улыбающуюся во сне. Что тебе снится? Наверное, как ты с родителями едешь на курорт? Все живы, здоровы и счастливы? Спи-спи… пробуждение будет не очень приятным. Уверен, что мне хватит умения, мозгов, чтобы скрыться, затеряться в дали, чтобы не дать себя найти. Все-таки ведь не простой парень, а маг, да еще и некромант. Но пройдет немало времени, пока это болото успокоится. Вонь из этого взбаламученного омута будет идти еще долго. Как и на что жить все это время? Ну что — цены как всегда, я знал их прекрасно — не первый день живу на свете. Пятьсот рублей в сутки за дурацкую халупу где-нибудь на берегу моря. Или двадцать тысяч за однокомнатную квартиру где-нибудь далеко от набережной. Только вот квартира нам не светит — только халупы — без документов никуда. В сотый раз пожалел, что оставил свое удостоверение в особняке Гриньковых, уходя в ночной клуб. Уж по этому документу можно было бы как-то пристроиться.