Невезуха - Хмелевская Иоанна - Страница 32

— Это невозможно. — Вот уж ошарашил так ошарашил.

— Тем не менее это факт. И какой вы из этого сделали бы вывод?

— Тогда уж договаривайте до конца. Я так понимаю, произошло убийство где-то в той самой Лесной Тишине. Я там никогда в жизни не бывала. Как это выглядит? Дворец, шалаш? Обыкновенный дом? Оружейная палата там у него была или как?

— Нет. Хороший дом. Салон. Спальня.

Личный кабинет, в котором находилось оружие.

Покойного нашли в кабинете, ружье принадлежало ему, убийца выстрелил и повесил ружье на место. А в салоне он кого-то принимал. И что скажете?

Я попыталась представить картину происшедшего. Доминик встретился с гостем, чем-то его угощал, выпивка, чай, кофе...

— А получается, в кабинет он никого не пускал?

— Никого. Даже уборщицу. Кабинет всегда был заперт.

— Если оружие в кабинете, а гость — в салоне.., значит, он вынес оружие, чтобы показать гостю. Похвастать, наверное. Или посоветоваться: вдруг в ружье что-то барахлило. Что же это за гость? Скорее всего, новый персонаж, которому отводилась роль обожателя или.., обожательницы. Не будем спорить из-за пола. Или же то был человек, который все за него делал... Негр. Доминик велел ему посмотреть ружье, что-то исправить... Не знаю что, я в этом не разбираюсь. В общем, вручил он ружье негру, а негр впал в дамок — и привет...

— Вы считаете, что это мог быть внезапный порыв?

Неожиданно я представила себе картину во всех красках.

— Минутку... Новый человек отпадает...

Ну, предположим, это была я. Как бы это объяснить.., я вроде бы не дура, разве что при Доминике глупела... Итак, это баба. Она потрясена внезапным разрывом, вне себя от ненависти и желания отомстить. Глаза ей застит ревность...

Да, она бездетна, потому что дети только помеха в таком деле... Симулирует покорность, раскаяние, обожание — женщины способны на все, — всячески его превозносит и морочит ему голову.

Доминик демонстрирует свое новое достижение, а баба так вошла в роль безмозглой кретинки, что он позволяет ей зарядить.., или даже сам заряжает — ведь её бестолковые ручки с этим не справятся... И тут истина вырывается наружу — она целится в него и стреляет. Наконец-то! Только это ей и было нужно! Бедная баба убила несчастье всей своей жизни, и ей даже жаль, что все кончено, она охотно убивала бы его снова и снова, раз тридцать.., ну, не тридцать, я преувеличиваю, раза три-четыре. Баба облегченно вздыхает, приходит в себя и начинает соображать. Детективы она читала, поэтому вытирает ружье... Оно ведь было вытерто, да?

— Идеально вытерто.

— Ну вот, баба полирует ружье, вешает на стенку... И ку-ку, растворяется. Как жаворонок в небесах.

— И ещё все за собой запирает...

— Что?

— Запирает. Сложный замок кабинета, входную дверь...

Тут мне снова пришлось подумать.

— Но ведь, черт побери, этот замок в кабинете не баба же ему делала! Наверняка он запирался очень просто, одним движением?

— Нет. Ключом.

— А ключ где?

— Исчез.

— И наверняка был всего один. Насколько я знаю Доминика, он должен был его беречь как зеницу ока. Нет, в таком случае баба отпадает. Значит, кто-то из жертв его ласкового шантажа. Доминик пустил в ход архивы, добытые пани Колек... Хотя нет, нынешних политиков, бизнесменов, министров тоже нельзя исключать... Но ведь никому из них он не дал бы в руки ружье!

Я вопросительно уставилась на майора. Он переглянулся с помощником и решился:

— В кабинете пана Доминика было полно документов, но только часть из них переворошили. Похоже, убийца что-то искал. И нашел, коль не тронул оставшиеся бумаги.

— Ага, выходит, кто-то нашел свое кровное и смотался. Если то был негр, значит, негром он трудился не ради удовольствия, а под давлением.

Шантаж. Доминик его шантажировал, заставляя вкалывать на себя. И на него у Доминика было что-то серьезное, из-за ерунды всю жизнь вкалывать на чужого дядю не станешь. Значит, негр убил, нашел свое и исчез. Видимо, он обладает большими актерскими способностями, если ему удавалось скрыть от Доминика свои подлинные чувства и до самого последнего момента изображать его почитателя...

Я затихла. Если поначалу воспоминания о Доминике добавили мне адреналина, то теперь все это слегка поднадоело. И в первую очередь сам Доминик.

Майор с поручиком с минуту сидели в полной неподвижности, я даже слегка забеспокоилась, не подумывают ли они достать наручники.

Утешала лишь мысль о том, что в камере я наконец-то избавлюсь от родственничков.

— Господа, очень вас прошу, не сейчас, — сказала я довольно нервно, — никуда сбегать я не собираюсь, но от семейного наследства зависит материальное будущее моих детей. Невинных детей, Богом клянусь. Как только родственники уедут в полном убеждении, что я личность законопослушная и добропорядочная, можете сажать меня сколько хотите, но, ради всего святого, не сейчас!

Майор ожил:

— Да что вы! Никто вас не собирается никуда сажать, напротив, вы нам очень помогли.

Не исключено, что при случае мы зададим вам ещё парочку вопросов. А пока хотели бы вас сердечно поблагодарить...

К собственному удивлению, я оказалась совершенно свободной, исполнительные власти уехали, я поставила машину в гараж и вернулась домой, совершенно позабыв о том, что меня может там ждать.

* * *

— А я ей верю, — решительно сказал Гурский, сворачивая на Вилановскую аллею.

— Я тоже, — согласился Бежан. — На этот раз она говорила правду и ничего не скрывала. Похоже, что женщины и впрямь дуры.

— Смотря как посмотреть. Когда какой-нибудь тип заморочит бабе голову, она действительно последний разум теряет. Но бывает, что и баба так заморочит голову мужику...

— И тогда он тоже теряет остатки разума.

Ладно, о чувствах мы поговорим как-нибудь в другой раз. А сейчас стоило бы найти этого, как там его, Мариуша Волокушного...

— Волоченого...

— Один черт. В общем, которого волочили.

Головой ручаюсь, что Михалина Колек прекрасно его знала. Постой, постой! А ведь и у неё фигурировал какой-то Мариушек...

Роберт спешно покопался в памяти.

— О господи, точно! Только волок ни при чем, как же его... Холера, не могу вспомнить, от этого волочения у меня в голове все перемешалось. Но что Мариуш, это точно! Вот черт, не расспросили мы её как следует обо всех фамилиях...

— Что-то я сомневаюсь, что она всех этих людей знала. Она и вспомнила-то всего три имени. Но мы их все равно найдем.

— Едем в управление?

Бежан постучал себе по лбу:

— Сейчас? У тебя совсем крыша поехала?

Хотелось и поспать, завтра.., уже сегодня тоже день будет. Причем, возможно, трудный. Не успеем оглянуться, как у нас отберут всю эту макулатуру, старик мне уже намекал. Нужно ещё фотографии просмотреть, у меня из головы не выходит описание того мужика из ресторана...

* * *

В доме царила тишина. В прихожей я прислушалась, осторожно открыла дверь холла, из которого можно было попасть во все остальные помещения. И тут, разрази его гром, пронзительно раззвонился старинный серебряный колокольчик для прислуги, которым я обычно пользовалась, чтобы позвать детей обедать.

Меня чуть удар не хватил — откуда, ко всем чертям, взялся здесь этот колокольчик и почему он звонит сам по себе? Он же лежал в ящике буфета, что ему — надоело там, что ли? И тут я увидела дядю Филиппа, пробуждающегося ото сна в глубоком кресле посреди холла. Серебряная побрякушка была привязана у него к руке и звенела как сумасшедшая.

Я бросилась к дяде и зажала в кулаке это громкоголосое паскудство, но было уже поздно.

Прежде чем я успела произнести хоть слово, дом наполнился шумом и движением: заохала и завозилась в гостиной тетка Ольга, кто-то затопал наверху, что-то там лопнуло и рассыпалось, наверняка из имущества моих детей.

Я застонала:

— Дядя, боже милостивый! Зачем?..