Шамбала Сияющая. Мифы, легенды, афоризмы - Рерих Николай Константинович - Страница 30

Обновленная большая ступа[62] около храма напоминает о древнем основании этого места. Впрочем, и все Коломбо и Цейлон только напоминают по осколкам о древней Ланке, о Ханумане[63], Раме, Раване[64] и прочих гигантах.

Множество храмов и дворцовых строений могут хранить остатки лучшего времени учения[65]. Кроме известных развалин сколько неожиданностей погребено под корнями зарослей. То, что осталось поверх почвы, дает представление о былом великолепии места. Всюду скрыты находки. Не надо искать их, они сами кричат о себе. Но работа может дать следствия, если будет произведена в широких размерах. К развалинам, где один дворец имел девятьсот помещений, нельзя подходить без достаточного вооружения. Цейлон – важное место.

Общие купания около кисло-сладкой горы Лавиния являют царство гиганта современности – всепоглощающей пошлости. Тонкие пальмы стыдливо нагнулись к пене прибоя. Как скелеты, стоят фрагменты Анурадхапуры[66]. По обломкам Анурадхапуры можно судить, как мощен был Борободур[67] на Яве.

И опять неутомимо мелькают лица наших спутников японцев, с которыми мы оплакивали останки каирских пирамид, перешедших из славной истории в паноптикум корыстного гида.

Тягостный осмотр вещей в данушкоди[68]. Люди хотят досмотреть обоюдную сущность, вывернуть наизнанку ценности. Но никогда эти досмотры ничего не создавали, кроме пропасти между человечеством.

Неужели Индия? Тонкая полоска берега. Тощие деревца. Трещины иссушенной почвы. Так с юга скрывает свой лик Индия. Черные дравиды[69] еще не напоминают Веды и Махабхарату.

Пестрый Мадурай[70] с остатками дравидских нагромождений. Вся жизнь, весь нерв обмена – около храма. В переходах храма и базар, и суд, и проповедь, и сказитель Рамаяны, и сплетни, и священный слон, ходящий на свободе, и верблюды религиозных процессий. Замысловатая каменная резьба храма раскрашена грубыми нынешними красками. Художник Шарма горюет об этом, но городской совет не послушал его и расцветил храм по-своему; Шарма горюет, что многое тонкое понимание уходит и заменяется пока безразличием. Предупреждает не ходить далеко в европейских костюмах, ибо значительная часть населения враждебна саибам[71].

А в Мадурайе все-таки один миллион жителей. Шарма расспрашивает о положении художников в Европе и Америке. Искренне удивляется, что художники Европы и Америки могут жить своим трудом. Для него непонятно, что искусство может дать средства к жизни. У них занятие художника – самое бездоходное. Собирателей [картин] почти нет. Махараджи[72] предпочитают иметь что-либо хоть поддельное, но иностранное, или вообще [ничего] не имеют, заменяя продукты творчества аляповатыми побрякушками, или тратят тысячи на лошадей. Довольно безнадежны эти соображения о положении искусства.

Сам Шарма – высокий, в белом одеянии, с печально-спокойной речью, ждет что-то лучшее и знает все тяготы настоящего.

Часто жалуются в Индии на недостаток сил. Говорят, что тем же страдает школа Рабиндраната Тагора в Больпуре (Шантиникетане). Недавно, в 1923 году, школа понесла тяжелую утрату. Умер друг дела Пирсон; помните его прекрасную книжечку «Заря Востока»? Было в школе несколько приезжих хороших ученых, но их влияние было кратковременным. Профессор С. Леви[73] жаловался, что состав слушателей не отвечал его курсу. Индийцы боятся за дальнейшую судьбу школы Тагора. Они говорят: покуда поэт жив, он может давать на это дело личные средства и личным воздействием доставать вспомоществование от махараджей и навабов[74]. Но что будет, если дело останется без руководителя и без притока средств?

С Тагором не пришлось повидаться. Странно бывает в жизни. В Лондоне поэт нашел нас. Затем в Америке удавалось видаться, в Нью-Йорке, а Юрию – в Бостоне, а вот в самой Индии так и не встретились. Мы не могли поехать в Больпур, а Тагор не мог быть в Калькутте. Он уже готовился к своему туру по Китаю, который прошел так неудачно. Китайцы не восприняли Тагора.

Многие странности. В Калькутте мы хотели найти Тагора. Думали, что в родном городе все знают поэта. Сели в мотор, указали везти прямо к поэту Тагору и бесплодно проездили три часа по городу. Прежде всего нас привезли к махарадже Тагору. Затем сотня полицейских, и лавочников, и прохожих бабу?[75] посылала нас в самые различные закоулки. На нашем моторе висело шесть добровольных проводников, и так мы наконец сами припомнили название улицы, где дом Тагора.

Передавали, что, когда Тагор получил Нобелевскую премию, депутация от Калькутты явилась к нему, но поэт сурово спросил их: «Где же вы были раньше? Я остался тем же самым, и премия мне ничего не прибавила». Привет Тагору!

Встретили родственников нашего друга Тагора. Абаниндранат Тагор[76] – брат Рабиндраната – художник, глава бен– гальской школы[77]. Гоганендранат Тагор – племянник поэта – тоже художник, секретарь бенгальского общества художников. Теперь подражает кубистам. Хороший художник Кумар Халдар теперь директором школы в Лакхнау. Трудна жизнь индийских художников. Надо много решимости, чтобы не покинуть этот тернистый путь. Привет художникам Индии! Отчего во всех странах положение ученых и художников так необеспечено?

Тернист путь и индийских ученых. Вот у нас на глазах борется молодой ученый Бхош Сен, биолог, ученик Джагадиса Бхоша[78]. Он открыл свою лабораторию имени Вивекананды[79]. В его тихом домике над лабораторией помещается комната, посвященная реликвиям Рамакришны[80], Вивекананды и других учителей этой группы. Сам Бхош Сен – ученик близкого ученика Вивекананды – несет в жизнь принципы Вивекананды, бесстрашно звавшего к действию и познанию. В этой верхней светелке Бхош Сен собирается с мыслями, окруженный вещами, принадлежавшими его любимым учителям. Запомнился ярко портрет Рамакришны и его жены. Оба лица поражают своею чистотой и устремленностью. Мы посидели в полном молчании у этого памятного очага. Привет!

Тут же (в Калькутте), недалеко за городом, – два памятника Рамакришне. На одном берегу – Дакшинисвар, храм, где долго жил Рама– кришна. Почти напротив, через ре– ку, – миссия Рамакришны, усыпаль-ница самого учителя, его жены, Виве– кананды и собрание многих памятных вещей. Вивекананда мечтал, чтобы здесь был индийский университет. Вивекананда заботился об этом месте. Там много тишины, и с трудом сознаете себя так близко от Калькутты со всеми ее ужасами базаров и «колониальной цивилизации».

Встретили сестру Кристину, почти единственную оставшуюся в живых ученицу Вивекананды. Ее полезная работа была прервана войною, а затем английское правительство не пускало ее вернуться в Индию ввиду ее отдаленного немецкого происхождения, хотя она и американская гражданка. И вот после долгого ряда лет сестра Кристина снова приехала на старое пепелище. Люди изменились, сознание занято местными проблемами, и нелегко сестре Кристине найти контакт с новыми волнами индийской жизни. Бхош Сен понимает и ценит ее лично, работавшую с сестрой Ниведитой под руководством Вивекананды. В памятный день Рамакришны собирается до полумиллиона его почитателей.