Пропустите женщину с ребенком - Лобановская Ирина Игоревна - Страница 21

— Я сейчас позову маму, — поторопилась сообщить Машенька.

Подошла Кристина.

— Расскажите, что там у вас происходит. Вы обследовались? И как настроены папины великие коллеги?

— В общем и целом неплохо, — отозвался Егор. — Считают меня готовым к труду и обороне. Теперь предстоит, правда, доказать это военной комиссии. Короче, пока отправляюсь в санаторий…

— А когда вы уезжаете?

— В понедельник.

— Тогда… — Кристина на мгновение запнулась, — тогда, может быть, зайдете к нам перед отъездом?..

— Да, мне нужно поблагодарить Геннадия Петровича, — согласился Егор. — А то очень невежливо получается.

— Мы сейчас в Москве, — заговорила быстро-быстро, прямо-таки посыпала словами Кристина. — Мама немного приболела. Увы, увы… Запишите адрес… Это в центре. Да и вам удобнее, чем ехать на дачу.

После развода Виталий уехал к матери, а Кристина закрыла свою квартиру и вместе с дочкой переехала к родителям. Геннадий Петрович не раз порывался вернуть дочь в ее собственный дом, но она по непонятным причинам каждый раз откладывала. Тянула, говорила, что ей жить так удобнее, с мамой и папой… И вообще, зачем ей свое жилье?..

— Тебе надо снова строить свою жизнь, — уверял отец.

Кристина равнодушно отмахивалась. Она не хотела больше ничего строить. Все давно расстроилось, и новые эксперименты в области строительства вызывали у Кристины тошноту и отвращение.

Квартира академика, где временно поселились Кристина с дочкой, потрясла Егора. Хотя виду он не показал.

В глянцево-лакированных скользких полах отражались причудливые хрустальные люстры. Егор раньше думал, что такие висят лишь в театрах. Гордая кожаная заморская мебель неприятно холодила локти, не давая ни на минуту забыться. Казалось, каждая вещь в квартире громко и хвастливо напоминала: «Думай, где ты находишься! И не забывай, сколько я стою!»

Егора передернуло.

Кристина привезла на небольшом столике на колесах чай, конфеты и печенье. Маша уже сидела на диване, болтая ногами в предвкушении вкусного и веселого чаепития.

Неизвестно почему, но девочка внезапно уверилась, что только этот диковатый замкнутый человек в военной форме — в чинах она по младости лет не разбиралась — в состоянии вывести мать из постоянной грустной задумчивости, куда она провалилась без остатка еще до развода. Маша чутко уловила внезапно изменившийся настрой матери, совершенно точно, безошибочно связала это изменение с появлением в их жизни смурного военного и поспешила матери на помощь.

Красивая, но неизменно тоскующая Кристина девочку не устраивала. Хотя при разводе родителей Маша взяла сторону матери. Правда, родители оба оставались одинаково равнодушными к Маше. Отец, похоже, вообще не замечал ее. Но рано пробудившаяся в Машеньке женская тонкость помогла ей словно рассмотреть душу матери, заметить ее страдания и пожалеть. Кроме того, при матери всегда находилась бабушка, а ее Маша любила больше всех, понимая, что и она любит Машу сильнее других.

За стол уселись все вместе, впятером. Предварительно Кристина от волнения успела уронить на пол тарелку и опрокинуть на скатерть вазочку с вареньем. Воздвиженский неодобрительно покачал головой.

— Тарелка не разбилась, значит, никакие радости и счастье нам в ближайшее время не светят! — звонко оповестила Маша. — А у мамы полиартрит, поэтому у нее часто все из рук валится!

Она хотела выручить мать, замазать ее смятение, прикрыть вполне обоснованной причиной, но вышло еще хуже. Мать сделала грозные, суровые глаза, дед сердито нахмурился, а бабушка взглянула укоризненно. Ну да, какая Маша недогадливая, несообразительная… В присутствии посторонних, а тем более этого человека, упоминать о маминых болезнях не стоило.

Маша смутилась и уткнулась носом в чашку. Егор вытащил носовой платок, чтобы снова демонстративно высморкаться, но, заметив улыбку Кристины, поколебался и платок спрятал.

— Вы расскажите подробнее, чем все закончилось, — попросила Кристина.

— Еще не закончилось. Но я вам очень признателен, — слегка поклонился Егор академику. — Теперь с новыми медицинскими заключениями надеюсь пробить сердца военных медиков. Да и чувствую себя получше… Короче, большое спасибо.

— Не за что! — махнул рукой Геннадий Петрович. — Так вот, голубочки мои, мне кажется, вам неплохо прогуляться. Куда-нибудь сходить… Пока Егор Степанович не уехал в санаторий. К чему на диване сидеть? Против Большого театра не возражаете?

Кристина вновь улыбнулась, а Егор вдруг со стыдом подумал, что посетил Большой всего один раз, случайно, во время учебы. То не хватало времени, то невозможно было достать билеты… Да и ходить не с кем. Курсанты театры не жаловали, больше страдали по кино, а подруги после Вали у Егора так и не завелось…

Академик встал и направился к телефону. Вернулся к столу через три минуты.

— Кристина, на твое имя заказано два билета. Возьмешь с брони, как всегда. Сегодня «Щелкунчик». Но это, я думаю, вам безразлично. — Он хитро прищурился. — Вообще могу обеспечить неплохую культурно-развлекательную программу вплоть до отъезда Егора Степановича. По-моему, предложение неплохое, им стоит воспользоваться.

Кристина опять просияла и кивнула. И взглянула вопросительно на полковника. Ведь он все время молчал… Ни согласия, ни возражений.

— Вы… не против?.. — неуверенно поинтересовалась Кристина.

Он по-прежнему молча кивнул. Академик слишком много мог, почти все, а Егор Одиноков не выносил людей такого сорта. Они ему всегда были противны, чужды, почти враждебны. Но Воздвиженский все-таки помог Егору, во всяком случае, попытался. И его дочка… Да, Кристина… Чем же она привлекла его?.. Такое с ним случилось впервые в жизни…

— Вы занимаетесь генетикой? — спросил он академика. — Вот интересная штука… Теория Лысенко о наследовании изменений после многократного их механического повторения от поколения к поколению особей сбылась фифти-фифти. Евреи не рождаются обрезанными, бульдоги не появляются на свет с укороченными хвостами. Но в Чернобыле некоторые елки под действием радиации превратились практически в сосны: удлинились иглы, искривился ствол. И еще… У современных татарских женщин расставленная походка. Хотя современные татарки явно в седле целый день не ездят. Воздвиженский улыбнулся:

— Любите науку? Тогда зачем вам служить? Егор захмурел, заугрюмел:

— Люблю читать. А ученого, даже плохенького, из меня никогда бы не вышло. Не умею сидеть на одном месте и бить в одну точку.

Абсолютно неинтересный ей, скучный разговор о генетике и науке вообще прервала Кристина, объявившая, что им пора. Они еще погуляют в центре перед спектаклем.

И, напившись чаю, они отправились в Большой. Отвез их туда личный водитель академика.

13

Мать тревожилась и надоедливо приставала к Виталию с вопросами о пропавшем Алешке. Словно это ее родной внук. Одно хорошо: сменила тему и перестала донимать Виталия бесконечными допросами с пристрастием о причинах его скоропалительного и неожиданного для всех — и для него самого в том числе! — развода. Ей тоже, как и Воздвиженскому, казалось, будто Кристина и Виталий созданы друг для друга, — родились на свет исключительно ради того, чтобы соединиться счастливым семейным союзом и прожить жизнь вместе, обожая друг друга.

— Что же случилось?.. — бормотала мать, растерянно шлепая мягкими тапочками по квартире и рассеянно, бездумно, автоматически переставляя с место на места статуэтки и вазочки. — Жили себе люди, жили, все шло хорошо да ладно… И вот на тебе… Пожалуйста… Развод… Девочка без отца… Такая хорошая, добрая девочка… Не понимаю, что это вдруг случилось…

Виталий предпочитал ее размышления и сетования не слышать. Теперь жалобы в пространство изменились тематически и приобрели новую окраску.

— Как это — красть детей?.. — бормотала мать. — До чего люди дошли, до чего докатились… Ребенка, маленького, невинного, слабого — и украсть?.. Что же это за души такие у людей? Где же у них совесть?