Анатомия развода - Лобановская Ирина Игоревна - Страница 4

Он фыркнул.

— Ладно, рожай! Но ты ведь раньше не хотела… Сама говорила.

Борис знал, что о свадьбе Женя никогда не заикнется. Такой характер.

— Тогда жди! — торжественно пообещала Женька. — Девочку Анюту!

— Почему именно девочку? — вновь удивился он.

— Потому что я так хочу! — заявила Женька. И родила девочку Анюту.

Сначала Женя рожать не собиралась. Сделала несколько абортов. Тайком от своего любимого физика. У них с Борисом всегда отвратительно решался вопрос предохранения.

— Я привык во всем полагаться на женщину, — весело признался он ей в самом начале их отношений. — Например, при предохранении… Ты это учти, пожалуйста!

— Учту! — усмехнулась Женька.

А когда она забеременела в очередной раз, неожиданно и необъяснимо почувствовала, что должна родить этого ребенка. Должна — и все! Иначе будет беда… Какая?.. Женя не знала. Но Аня словно продиктовала ей свои жесткие условия и потребовала жизни.

— Я не могу убить эту малышку. Не могу! — повторяла Женя, как заведенная, родителям.

Они наорались вволю и безнадежно махнули руками. Рожай, полоумная!.. А где жить будешь?.. Полунищий быт, крохотная сыроватая квартира на первом этаже… Но Борис поступил как настоящий мужчина: купил Жене хорошую кооперативную двухкомнатную квартиру, залез в долги… Но расплатился быстро. Он уже стал хорошо известен и завоевал славу.

С тех пор душа Бориса стала и вовсе свободной и умиротворенной, совесть блаженно посапывала в нежных объятиях Женьки, а мысли текли в одном правильном направлении — она, наконец, прочно стоит на ногах и можно за ее судьбу и за завтрашний день дочери особо не беспокоиться. Хотя Борис помогал Жене неизменно. И ее душа тоже была относительно спокойна.

Однако сломать это равновесие стремились и упоенно мечтали многие. Их имена остались истории неизвестны. На Женьку начали увлеченно писать анонимки.

Какие только ярлыки ей не приклеивали, в чем только не обвиняли! Она даже в самых страшных снах не могла увидеть ничего подобного. И с помощью пожелавших остаться неизвестными «доброжелателей» узнала о себе столько нового, о чем никогда не подозревала и не догадывалась.

Оказывается, она — корыстная особа, попытавшаяся захомутать великого физика и польстившаяся на его деньги. Во-вторых, развратная и даже якобы промышлявшая когда-то самой древнейшей профессией. Ее отлично знают в Москве, поскольку она не один год выслеживала клиентов на углу Нового Арбата и Садового кольца и дежурила в районе Тверской. Евгения нажила с помощью сутенеров немалые деньги, но этим не ограничилась, а кинулась в погоню за деньгами известного ученого.

Кроме того, она в рабочее время бегает в бассейн и сидит с ребенком, который не ходит в детский сад — якобы много болеет. И ездит со своим любовником-прихехешником, то бишь известным физиком, дважды в год в Сочи.

Дальше самое интересное. И самого ребенка, оказывается, корыстолюбивая и жадная Женька родила не просто так, а чтобы использовать всю щедрость родной страны и сесть ей на шею — ведь государство помогает матерям-одиночкам и проявляет о них невиданную, потрясающую, поистине материнскую заботу! Евгения собирается вырастить ребенка за счет государства— ни больше, ни меньше…

Неожиданный поворот сюжета, подумала Женька, надо же так сформулировать… И совсем запечалилась. Она теряла былую веру в людей.

Секретарь парткома архитектурного управления, где работала Женька, мужик деловой, веселый и откровенный, вызвал ее к себе и великодушно дал прочитать все анонимки, написанные разными почерками.

— Ознакомилась? — спросил он, забирая у нее, совершенно обалдевшей и недоумевающей, письма борцов за нравственность.

Женька еле-еле кивнула. Тогда он фыркнул.

— Конечно, нам придется все это осудить. Я не имею права оставить сигналы без внимания. Сама понимаешь! Ты, Евгения, к сожалению, у нас член партии, а нравственный облик советского человека не блюдешь и правил жизни не соблюдаешь. Как свидетельствуют и утверждают эти стойкие в моральном отношении товарищи, не соответствуешь. Ладно, не бери в голову! Она и так у тебя другим забита. Иди проектируй новый домик!

Обсуждение повергло Женьку в шок. Она никогда не представляла себе, что у нее столько врагов. В основном среди женщин. Они, ее коллеги и якобы подруги, выступали и говорили, мол, Жене пора одуматься и взглянуть на себя другими глазами.

«Какими? — думала Женька. — Ихними, что ли? Так это они уже сделали без меня…»

— Мы тебе желаем только добра! — уверяли дамы.

«Мы желаем счастья вам…» — вспомнила Женька популярный хиток и не вовремя засмеялась. Собрание возмущенно загалдело.

— Заканчиваем! — решительно подвел итог секретарь парткома. — Остальное беру на себя!

— А что это вы хотите взять на себя, Виктор Кузьмич? — ядовито пропищала секретарша начальника.

— У вас есть право меня допрашивать? — нахмурился секретарь. — Да еще в таком тоне? Вы ведь член партии! Что вы себе позволяете?

Секретарша присмирела.

Но анонимки продолжали идти и позже. В общем, появление Горбачева пришлось для Женьки очень кстати. Как раз в том году, весной, очередную анонимку направили в Комитет народного контроля. А до этого целых пять штук разослали в разные инстанции — люди никак не могли успокоиться. Письма разбирали и разбирали… То есть Женькино аморальное поведение. Она уже отупела от разборок, привыкла к ним, притерпелась…

Один раз ей даже пришлось сказать при всех, что Анюта — дочка вовсе не Бориса, а совсем другого человека. Хорошо еще, что от нее не потребовали свидетельства о рождении Ани, где голая правда записана черным по белому… Именно то вранье казалось Жене самым ужасным, каким-то по-настоящему предательским. Но Борис тогда готовился защищать докторскую, и Женя боялась ему чем-нибудь навредить.

К тому времени она переехала в другой кооперативный дом, где жили многие ее коллеги-архитекторы. А свою старую квартиру передала Борису. Он женился в очередной раз и в очередной раз собирался разводиться, но хотел оставить что-то бывшей жене и сыну. Поэтому квартира Женьки ему пригодилась. И маленькая Анюта, невесть каким чудом угадавшая ситуацию, хотя ничего не осознавала и не разбиралась еще ни в чем, старательно обходила всех соседей, гуляла во дворе только одна и возвращалась домой так, чтобы ее никто по возможности не видел и не замечал.

Но давать себя в обиду Анька не собиралась даже в пятилетнем возрасте. Мать прозвала ее жучкой после одного случая.

Соседка по площадке, встретив как-то Аню во дворе, где она гуляла абсолютно самостоятельно, вдруг запела:

— Такой чудесный ребенок, все умеет, все понимает, потому что родителями брошенный! Отец неизвестно где, мать якобы работает целыми днями или занимается своими делами! Няню почему-то уволили. Денег у матери на нее, видите ли, не хватает! А девочка растет сама по себе, никому не нужная!

Аня поняла, что эти не понравившиеся ей разговоры надо немедленно остановить. Если сейчас не поставить соседку на место, наезды на родителей и сплетни будут продолжаться.

— Да замолчи ты, бабуля мелкая! — выдала Аня. — Играть мешаешь! У тебя свои дела, у меня — свои. Так что лучше топай отсюда подобру-поздорову!

Соседка, считавшая себя еще молодой, изумленно затихла, а потом, на все лады ругая современное грубое и наглое поколение, возмущенно протопала к дому. Зато расхваливать Аню и приставать с критикой ее родителей перестала. И вообще старалась обходить девчонку стороной. Как обо всем узнала мать, Аня не догадалась — не сама ведь соседка пожаловалась! — но прозвище «жучка» в семье прижилось. Аня на него не обижалась, считала справедливым и даже гордилась им.

Больше того, она взяла на вооружение крики разгневанной соседки и стала часто, с большим удовольствием и восторгом повторять, копируя чужую интонацию:

— А я совсем обняглела-а!

Девочке нравилось чувствовать и видеть себя сильнее, хитрее и практичнее других, взрослых и старших, проживших на земле куда больше, чем она, Анька, но ума и опыта так и не наживших. Это радовало, вдохновляло на новые подвиги и свершения, подзаряжало силами и энергией, как батарейку. И Аня усердно развивала свои способности, понимая, что именно они ее в конце концов вывезут. Куда и как вывезут — не догадывалась и не задумывалась. Просто знала — и все! И верила в свое светлое завтра.