Чудовища морских глубин - Эйвельманс Бернар - Страница 26

Кит-остров вошел в зоологическую литературу, причем через широко открытые двери.

Черепаха-остров у арабов и ее превращения

До сих пор у читателя могло создаться впечатление, что в течение Средних веков истории об островах-животных концентрировались постепенно вокруг одних только китов. На самом деле ничего подобного. Уже говорилось о том, что Яскониус, по которому ходили товарищи Святого Брандана, был, скорее, разновидностью морского змея. А если справиться у арабских авторов, можно обнаружить, что на Востоке такие же легенды слагались по поводу совсем другого животного.

«Что касается морских черепах, ― пишет Касвини в XIII веке в своей книге „Чудеса живого творения“, ― они такие громадные, что моряки принимают их за острова. Один купец так рассказывает об этом: „Мы нашли остров, возвышавшийся в море, на котором росли зеленые растения. Мы тотчас же высадились на него и выкопали ямки, чтобы развести огонь для приготовления пищи. В ответ на это остров пришел в движение, а моряки сказали: „Поднимемся на корабль, потому что это черепаха и огонь костра обжег ее; поспешите, если вы не хотите, чтобы она утащила вас с собой““. По причине громадности своего тела, рассказывал купец, она походит на остров, а на земле, скопившейся со временем на ее спине как на поле, выросли растения».

Другой арабский эрудит, Ибн аль-Уарди из Алеано, повторяет эту историю в очень похожих выражениях в своей «Жемчужине чудес». Он, впрочем, часто берет за образец Касвини. Именно на рассказах двух этих авторов, очевидно, базируется эпизод с островом-животным из «Тысячи и одной ночи», во время первого путешествия Синдбада-Морехода. Но любопытно, что в рассказе Синдбада речь идет о ките, а не о черепахе. И все же источником информации для этого эпизода послужили именно книги Касвини и Уарди, поскольку далее следуют описания еще двух необычных рыб (взятые из этих книг), встреченных Синдбадом в том же путешествии.

Появление в арабском фольклоре кита-острова западного происхождения легко объяснимо. Действительно, возникновение «Тысячи и одной ночи» не отмечено определенной датой. Это сборник народных сказок, несомненно египетского происхождения, который непрерывно пополнялся с течением веков, причем с одинаковым энтузиазмом туда включались как чудеса, взятые из западных источников, так и легенды, распространенные на Востоке. До последнего времени самым старым манускриптом знаменитых арабских сказок считался текст 1536 года, а европейские переводчики работали с более поздними текстами. Но сказки эти гораздо более старые: Масуди, умерший в 956 году, уже подсмеивался над абсурдными легендами, включенными в книги, дошедшие до нас и переведенные с персидского, индусского и греческого… в том числе «Книгу тысячи сказок», которую называют «Книгой тысячи и одной ночи». В 1948 году арабист из Чикагского университета мисс Набия Аббот открыла к тому же фрагменты рукописи, датированной самое позднее IX веком.

Очевидно, что детали первого путешествия Синдбада, повторенные Касвини и Уарди, жившими соответственно в XIII и XIV веках, были включены в книгу ранее этого времени. Можно также предположить, что под более поздним влиянием западных писателей черепаха Касвини превратилась в кита.

Сладкий аромат и амбра

Легенды о ките-острове, черепахе-острове и змее-острове так похожи в мельчайших деталях, что можно с уверенностью сказать: они имеют один источник. Почему же главное действующее лицо этих историй разное в восточных, западных и северных вариантах?

Первое, что приходит на ум, ― речь идет просто о самом большом морском животном, характерном для каждого из этих регионов или для фольклора этих регионов: так, в индийской мифологии земля держится именно на черепахе, а в северном фольклоре часто фигурирует морской змей.

Но, анализируя ситуацию, можно все же задаться вопросом, является ли кит все же первообразом этой истории. Не по ошибке ли первоначальный cetus был назван китом?

Обратимся сначала, для очистки совести, к «Бестиарию» Филиппа де Таона и найдем там действительно подробности техники охоты, характерные для кита:

«Cetus имеет такую натуру, что когда он проголодается, то начинает зевать, и при зевоте изо рта его идет запах такой сладкий и приятный, что мелкие рыбешки, привлеченные этим ароматом, заплывают в его пасть. Он ее закрывает и рыбок съедает».

Гийом Нормандский также упоминает, на этот раз именно по поводу кита, что на свой сладкий аромат он ловит рыбу как на удочку. Однако ничто в физиологии собственно китов (то есть китообразных, имеющих китовый ус) не позволяет приписать им сладкий аромат. Но в свете современных знаний можно предположить, что здесь речь идет об особенностях кашалота.

Действительно, этот зубастый кузен китов питается в основном головоногими моллюсками и, чтобы привлечь их, использует тактику, напоминающую приемы средиземноморских рыбаков: опускает под прямым углом свою узкую нижнюю челюсть, покрытую острыми зубами. Возможно, что в подводных сумерках их белизна обманывает кальмаров, которые принимают их за рыбу, совсем как осьминоги, которых ловят на оливковые веточки. В самом деле, можно сказать, что, когда кит проголодается, он начинает зевать, чтобы привлечь добычу.

Кроме того, если и нет никаких данных о приятном аромате самого кита, известно что из его пищеварительного тракта выделяется воскоподобное вещество с тонким ароматом, называемое амброй; его находят иногда на берегу или в воде. Кто-то может заключить на этом основании, что так пахнет вся утроба кита, с одного конца до другого.

Чудесное снадобье давних времен

Поскольку амбра является одной из главных деталей интересующей нас головоломки и в каком-то смысле служит связующим звеном между китами и гигантскими головоногими моллюсками, она заслуживает особого внимания. Это загадочное вещество представляет интерес во многих отношениях, и в частности из-за своей рыночной цены, которая превышала цену золота. Разве не достойно интереса сокровище, на которое можно наткнуться, гуляя по пляжу?

Уже в течение многих тысячелетий амбра ценилась за свои многочисленные достоинства, главная из которых ― способность поглощать запахи и восстанавливать их в более тонкой и стойкой форме. Этим объясняется широкое ее использование на Востоке в парфюмерии; за ним последовал и Запад, ― точно неизвестно когда, но самое позднее в конце античной эпохи. От Северной Африки до Зондских островов, по всему побережью Индийского океана это вещество используется в кулинарии: чтобы подчеркнуть аромат пряностей и букет вин. И наконец, амбра входила в состав индийских пастилок, которые посасывали утонченные парижане прошлого века, чтобы придать свежесть своему дыханию. Амбра и сегодня входит в состав некоторых ароматических веществ.

Античные авторы, тексты которых дошли до нас, не упоминают амбру. Тем не менее они должны были ее знать, если верить свидетельствам более поздних писателей, таких, как Симеон Сет и Этиос (благодаря этому последнему, греческому врачу, жившему в VI в. при дворе Юстиниана I в Византии, мы познакомились с многими произведениями античности, уничтоженными временем).

Предполагают, что древние египтяне курили амброй в храмах, как ладаном. Во всяком случае, мусульмане долго использовали ее именно таким образом, особенно когда собирались отправиться в паломничество в Мекку. Она входила также в состав большинства тех растительных ароматических курений в форме конуса, которые называются «пастилками сераля».

Более прозаичные арабские ученые Средних веков ― Разес, Авиценна, Серапион, Аверроэс ― ввели это вещество в состав некоторых лекарств, так как ему приписывались успокаивающие и спазмолитические свойства. Западные фармацевты следовали их примеру, и популярность амбры по ее терапевтическим свойствам продержалась вплоть до прошлого века.

Вышедшая в 1691 году «Лондонская фармакопея» Пургона характеризует это вещество как придающее силы больному, стимулирующее, устраняющее засорение, провоцирующее выделение патогенных субстанций и ускоряющее выздоровление. «Оно укрепляет мозг и сердце, оживляет сознание: натуральное, витальное и животное. Его тонкая сульфурная природа дает прекрасный аромат; оно предохраняет от чумы и защищает сознание от заразы». Автор этого труда, «Искусство целения и химическая практика», сообщает нам также, что это вещество, созревшее до желательной кондиции, ароматизирует все, к чему прикасается, успокаивает мигрень, снимает ячмень, подбадривает людей холодных или вялых, предупреждает апоплексию и эпилепсию, укрепляет все части тела и лечит бесплодие. Одним словом, это настоящая панацея.