Штрафбат. Приказано уничтожить - Орлов Андрей Юрьевич - Страница 33

– По мотоциклам, товарищ младший лейтенант? – поинтересовался Вершинин.

Колыванцев нерешительно покосился на столь привлекательную в бегстве технику. «Можно и по мотоциклам, – подумал Зорин. – Но в таком случае четверых из нас придется прикончить, чтобы не мучились».

– Отставить, боец. – Колыванцев нахмурился и мельком глянул на Зорина – не имеется ли у того иного мнения? – Полагаю, на этой дороге полным-полно фрицев – не забывайте, что теперь мы у них в тылу. Нужно отсидеться, а ближе к ночи переправимся обратно к своим. Для тех, кто не умеет плавать, соорудим какое-нибудь плавсредство. В общем, слушай мою команду, рота – бегом в лес!Четыре грузовика преодолели половину пространства до дубравы, когда горстка штрафников сбежала с обочины и нырнула в колкий, бурно разросшийся кустарник.

Но не угас еще боевой азарт. Чесалось и зуделось во всех местах – зрелище взрывающихся автомобилей стояло перед глазами, будоражило, подталкивало снова ощутить горячку и вдохновение боя. Запыхавшись, они вывалились на поляну, окруженную кустами, попадали кто куда. Лежали, прислушивались. Дорога была неподалеку, и уцелевшие грузовики скоро должны были по ней пройти.

– Товарищ младший лейтенант, смотрите! – Степанчик скинул с себя мешок, развязал тесемки, продемонстрировав публике груду опасного железа. – Это я на опушке подобрал, у трупаков позаимствовал. Немецкие противотанковые гранаты. Мощные штуки, наши «тридцатьчетверки» подрывают за милую душу. Давайте установим, а, товарищ младший лейтенант? Дорога ж рядом, минут через пять суки здесь будут! У меня капроновая веревка, я знаю, как закрепить, подорвем дистанционно, прямо под колесами! Дорога узкая, остальные не проедут, встанут, как миленькие – а мы их из автоматов, да гранатами закидаем? Завершим, так сказать, полный разгром фашистов на вверенной территории. А не подфартит – так лес рядом, убежим, отсидимся в чаще.

– Не перебор ли, Степанчик? – бормотал Колыванцев, берясь за козырек фуражки, чтобы сдвинуть ее на затылок. Очень удивился, обнаружив, что фуражки нет, а слипшиеся волосы торчат в разные стороны.

– Да все в порядке, товарищ младший лейтенант, – жарко убеждал «рационализатор», – я сам все сделаю, а вы со стороны посмотрите и, если что, прикроете. Решайтесь, товарищ командир, время идет! – Степанчик даже подпрыгивал от нетерпения.

Желающих «завершить полный разгром» оказалось с избытком. Какая бы усталость ни сковывала руки-ноги, добить фашистов хотелось люто. Лишь Зорин как-то отстраненно подумал, что удача переменчива и может уйти к другим. Колыванцев кивнул, Степанчик улюлюкнул по-индейски, изобразил неувядающий «но пасаран» и помчался на дорогу, волоча за собой мешок с «подарками» для немцев. Когда подползли остальные и заняли позиции за деревьями и бугорками, обросшими жухлой травой, он уже деловито возился в пыльной колее. Вырыл ямку обломком коряги, поместил туда гранату с уже привязанным к чеке шнуром, придавил камнем, посмотрел со стороны – не слишком ли заметно? Добавил поверх камня еще парочку, основательно их вдавил, чтобы в нужный момент из земли выскочила именно чека, а не вся граната, стал разматывать веревку, смещаясь на обочину гусиным шагом. Тревожно вскинул голову, когда послышался надсадный рев тяжелого грузовика, засуетился. Дорога безбожно петляла, а деревья и кустарники, едва помеченные осенней желтизной, заслоняли обзор.

И изменила таки удача… Немцы с западного берега запоздало спешили на помощь своим! Грузовик еще не появился, а с противоположного направления из-за поворота выскочил полугусеничный открытый бронетранспортер, набитый солдатами в угловатых немецких касках. Степанчик промешкал, так не хотелось расставаться с капроновым шнуром, связующим его с гранатой. Заметался, растерянный, и вдруг встал как вкопанный. Вместо того чтобы бросить все к чертовой матери и нырять в ближайшие заросли, он продолжал машинально разматывать веревку и смотрел на немцев, разинув рот. «Нелогичный он какой-то», – с тоской подумал Зорин. Простучал пулемет – у того еще было время убежать: первая очередь лишь взбила пыль под ногами. Но протянул резину, прыгнул с запозданием, сообразив, что замысел не удался – и тут же повалился, прошитый очередью. И лежал теперь в трех шагах от спасительной чащи, таращил угасающие глаза.

Зорин застонал – ведь чувствовал же! Броневик затормозил в пятнадцати метрах от закопанной гранаты, солдаты посыпались на землю. У кого-то из штрафников сдали нервы – хлопнул одиночный выстрел, и сразу же разгорелась ожесточенная пальба. Не стоило нарываться – отползли бы в лес, растворились в чаще, глядишь, и обошлось бы: довольно изображать из себя героев…

Но было уже поздно. Долговязый солдат – словно с плаката шагнул: белокурый, рослый, с каменно-мужественным лицом – картинно свалился в колею, не выпуская из рук автомат, и как-то сразу растерял свою картинную мужественность. Остальные схлынули в лес на дальней стороне дороги, залегли в шеренгу и принялись поливать из автоматов. Всё бы ничего, их было не так уж много, но тут подоспела и колонна с востока. Грузовик затормозил, не доехав до вкопанной гранаты, спешно выгружались солдаты, имевшие «счастье» повоевать на Восточном фронте. В окружении им крепко досталось – многие были в бинтах, гимнастерки пропитаны кровью, лица злые, решительные. Жажда мести владела людьми, только что насилу вырвавшимися из окружения. «Попали», – тоскливо подумал Зорин.

Срывая остатки голоса, кричал Колыванцев – приказывал отступать в чащу. Этот бой – глупый, не имеющий смысла – штрафникам был совершенно ни в жилу, и лейтенант это, слава богу, понимал. Люди отползали, пока еще был шанс не угодить под перекрестный огонь, ныряли за деревья, пятились.

– Держимся группой! – кричал Колыванцев. – Не отставать, все за мной!

Самое страшное, что немцы бросились преследовать горстку людей. Они ломились в чащу, поливая ее огнем, сбивая ветки, взрывая кустарник. Штрафники бежали кучкой – фора еще была – перескакивали мелкие канавы, продирались через колкие заросли. Каждый пуще смерти боялся отстать от товарищей, работал инстинкт. Споткнулся Терещенко – почтенный возраст не позволял скакать козленком. Зорин успел подхватить под локоть, Терещенко поблагодарил взглядом, засеменил, тяжело дыша. Алексей приотстал. Нога провалилась в яму, замаскированную горкой жухлой листвы, хрустнула лодыжка. Он аж присел от неожиданности. Стараясь не делать резких движений, медленно вытянул ногу из ловушки – похоже, отделается легким растяжением. Перевел дыхание, бросился дальше, и… если уж не везет, так не везет!

Проглядел, как ровная местность перетекает в низину, и покатился колесом. Встреча с корягой могла бы быть и помягче. Пока сориентировался, куда бежать, пробежали драгоценные секунды. Немцы уже перекликались за ближними деревьями – оказывается, он чуть не побежал им в объятия! Метнулся в другую сторону, присел за стволом. Дело было плохо: по курсу только редколесье, щуплая травка, проплешины. До кустов – метров сорок, и остальные штрафники эту прогалинку уже перемахнули.

– Леха, ты где, отзовись! – вопил за деревьями Мишка Вершинин.

– Бегите, прикрою, догоню! – гаркнул он, дрожа от страха. В западню попал? Не может быть! Разведчик всегда придумает, как избежать опасности!

Немцы бежали, грузно топая, уже рядом. Впереди несся некто упитанный, потеющий, мундир еле сходится на пузе, рукава засучены, «шмайсер» в пудовых лапах кажется игрушкой. За ним среди деревьев мелькали другие. Хорошо, что собак не привлекли к облаве, имелась у немцев такая мода; овчарок обмануть трудно, они не люди, на пустышку не ведутся. Он прирос к стволу, задержал дыхание. Немец бежал грузно, проваливаясь подошвами в рыхлую землю. Дышал, словно марафон уже за спиной, но не сдавался. Жирная физиономия лоснилась от пота. Зорин выпрыгнул из-за ствола, трофейный МР-40 выплюнул короткую очередь, прошил «птичий» символ Третьего рейха на правой стороне груди. Немец, ахнув по-бабьи, рухнул на колени, покачался и завалился мордой в землю. А Алексей продолжал поливать из автомата. Откатился на пару шагов, сел на колено – и снова веером… Немцы, что бежали за покойником, дружно залегли, и он не стал ждать, пока те отыщут мишень – помчался, пригнув голову, через простреливаемое редколесье.И взял все же дистанцию! Влетел в кусты, пополз дальше по-пластунски. Пули крошили ветки над головой, на голову сыпалась срезанная очередями листва. Он перемахнул через канаву, задыхаясь; соленый пот разъедал глаза. Переоценил он свою выносливость и физическую силу – чертики прыгали в глазах, сердце работало с тревожными перебоями. Доволокся кое-как до ближайших деревьев, обнял шершавый ствол. Сообразил, что не похож на древесную чагу, побежал дальше, недоумевая, почему деревья взяли моду перебегать ему дорогу, а то и бить по лбу? Ноги заплетались, дурь не желала покидать голову…