Господство - Литтл Бентли - Страница 6

Кевин заметил объект внимания Диона и покачал головой.

– Ты слишком торопишься причалить к берегу острова Лесбос, приятель.

Дион удивленно посмотрел на него.

– Что?

– Она предпочитает филейную часть.

– Филейную? Я что-то не понял.

– Не понял, не понял. Кость, которая у тебя в штанах, ей не нужна. Теперь понял?

– Ты врешь.

Кевин пожал плечами.

– Я просто называю вещи своими именами.

– Она не может быть лесбиянкой.

Кевин небрежно схватил за рукав проталкивающегося мимо них к двери паренька, вернее сказать, тяжеленного парня, державшего в руках всего лишь одну тонюсенькую папочку.

– Хэнк, как насчет Пенелопы Аданем?

Здоровяк осклабился.

– Это специалистка по девочкам.

Кевин отпустил рукав Хэнка и повернулся к Диону.

– Понял?

Лесбиянка, Ну просто не укладывалось в голове, но и не верить он тоже не мог. Дион смотрел, как она выходит из класса и исчезает в переполненном холле. Лесбиянка. Как все удивительно. Ему еще никогда не приходилось встречаться с девушкой, такой красивой и с такими странными наклонностями, но теперь придется покрепче разогреть свое воображение, чтобы представить ее обнаженной, да еще и в постели с женщиной. Чем они там занимаются? На это его фантазии не хватало. Он мог мысленно нарисовать себе подобную картину только в общих чертах.

– А впрочем, можешь попробовать, – предложил, уходя, Хэнк. – Поработай ручками в штанишках. Во-первых, это всегда помогает. А во-вторых, когда она увидит твой оттопыренный банан, возможно, будет твоя.

– Да, – добавил Кевин. – Но имей в виду, когда спустишь штаны и она увидит, какая там у тебя венская сосиска торчит, ты, конечно, такого пендаля под зад получишь, что «мама» не успеешь сказать.

Дион засмеялся. Филе, банан, венская сосиска. Ему нравилось, как изобретательно в этой школе определяют всякие непристойности. В Аризоне парней всегда называли либо «козел», либо «солоп», а девчонок «стервами», основным же существительным, характеризующим все остальное, было «дерьмо». Например, погода была либо жаркая, как дерьмо, либо холодная, как дерьмо; человек был либо тупой, как дерьмо, либо умный, как дерьмо; работа была тяжелой, как дерьмо, либо легкой, как дерьмо. В Месе слово «дерьмо» могло означать совершенно противоположные качества человека или какого-то события.

Здесь же язык был богаче и ярче, интереснее и, можно даже сказать, культурнее.

Наверное, и люди тоже.

Ему уже нравилось жить в Калифорнии.

– Пошли, – сказал Кевин, – поедим чего-нибудь.

Дион кивнул.

– Отлично. Веди.

Глава 4

Автобус подвез ее прямо к воротам. Пенелопа переложила книги в левую руку, достала ключ, открыла черный ящик и правой рукой набрала кодовую комбинацию. Ворота винного завода медленно пошли вбок. Теплый послеполуденный воздух смешивался с терпким ароматом свежесобранного винограда. Это повисшее над землей опьяняющее благоухание было таким крепким, что его не мог развеять даже легкий ветер. Глубоко дыша, по извивающейся асфальтовой дорожке она направилась к дому. Запах винограда Пенелопа любила больше, чем любой другой: больше, чем глубокий, сильный дух только что отжатого сока или терпкого аромата бродящего вина, когда начинается процесс ферментации. Ей приходилось слышать, что память обоняния самая сильная, что обонятельные ассоциации содержат в себе наибольшую эмоциональную силу, и она верила этому. Так, естественный аромат только что собранного винограда всегда ассоциировался у нее с детством, веселыми счастливыми ощущениями, не связанными ни с какими особенными, определенными событиями. Уже в который раз она подумала, как хорошо, что ее матери владеют этим винным заводом.

Шла она медленно. Впереди искрились блики солнечного света на стеклах и металлических корпусах автомобилей, оставленных на стоянке. Справа от нее, на винограднике, несколько групп поденных рабочих собирали первый урожай винограда. Она знала, в последующие несколько недель количество рабочих значительно увеличится, и в начале октября их будет столько, что яблоку негде будет упасть.

Одна из женщин, работавшая ближе к дорожке, перестав срезать гроздья, посмотрела на нее. Пенелопа улыбнулась и помахала ей рукой, сборщица вернулась к работе, даже не кивнув девушке в ответ. Смущенная Пенелопа поспешила, вперед. Ей было известно, что большая часть рабочих были иностранцами-нелегалами, и мало кто из них говорил по-английски. За ними следил строгий, специально нанятый управляющий, задача которого заключалась только в том, чтобы заставлять их работать с полной отдачей. Конечно, нанимать нелегалов противозаконно, но мать Марго, похоже, такие пустяки не заботили. Она помнила, как однажды поинтересовалась о ежедневной заработной плате этих людей. Ее мать ответила кратко: «Достаточно».

Но Пенелопа сомневалась в этом. И видимо, именно поэтому многие поденные рабочие ее не любят. Она никогда не обижала их, даже словом плохим не обмолвилась, но они, вероятно, считали, что она такая же, как и ее мамочка.

С другой стороны, люди, работавшие на винном заводе постоянно, относились к ней, как к принцессе, как к особе королевской крови, принимали ее слишком серьезно и как-то по-особенному.

А в общем, никто здесь не относился к ней нормально, как к обычному человеку.

Низко над головой парила чайка с гроздью полузасохшего винограда в клюве. Девушка внимательно проследила за направлением ее полета: птица пронеслась над стоянкой машин, над зданиями завода к невысоким горам позади него и устроилась, наконец, на каком-то дереве в центре леса.

Лес.

Посмотрев в сторону леса, туда, где деревья обозначали границу их владений, она почувствовала, как по коже поползли мурашки. Пенелопа быстро отвернулась и поспешила к дому.

По территории их большого хозяйства ей позволялось ходить куда угодно. Она давно облазила и обошла все, что могла, знала здесь каждый угол, но еще с тех пор, когда она была маленькой, ей строго-настрого запрещали входить в лес. Ей неоднократно повторяли и внушали одно и то же: в лесу опасно, там много диких зверей, там водятся страшные волки и пумы. Однако она ни разу не читала и не слышала, чтобы в этих местах на человека напал хоть какой-нибудь зверь. Разумеется, в долине Напы случались происшествия. Недалеко от Ясного озера, например, несколько лет назад голодный горный лев напал на трехлетнюю девочку и покалечил ее, а около озера Берриесс медведи сильно напугали туристов. Пенелопа не раз видела, как во время уик-эндов в лес по многочисленным тропинкам направлялись отдыхающие. И все было спокойно.

Девушка понимала, что ей не разрешалось ходить в лес из-за отца.

Такой строгий и неукоснительный запрет должен был бы побудить ее сбежать в лес при первой же возможности. Наверняка большинство ее приятелей так бы и поступили. Но было в этом лесу что-то, что вызывало в ней чувство инстинктивного страха, чувство, которое существовало у нее уже давно, еще до того, как матери начали пугать ее грозящей опасностью. Каждый раз, когда она смотрела через забор, опутанный колючей проволокой, отгораживающий заднюю часть их владений, в сторону видневшихся за лугом деревьев, Пенелопа чувствовала, как у нее поднимаются волосы на затылке, а руки покрываются гусиной кожей.

Страх и теперь охватил ее. Она мгновенно выбросила эти мысли из головы, быстро прошагала по дорожке, взлетела по ступенькам, проскочила между двумя дорическими колоннами, вбежала в холл с высоким потолком и дальше мимо лестницы, прямо на кухню.

Громко объявив: «Я пришла», – она бросила свои книги на колоду для рубки мяса и открыла холодильник, чтобы взять банку коки.

Из кладовой, вытирая руки о передник, выглянула мать Фелиция. Она выглядела усталой и бледной, а темные круги под глазами выделялись сегодня сильнее, чем обычно.

– Ну, как все прошло? – спросила она. – Как твой первый день?

– Все было прекрасно, мама, – улыбнулась Пенелопа.