Господство - Литтл Бентли - Страница 57

Ее отца.

Но заставить себя стать предательницей она не могла. Отказаться от своих матерей казалось ей невозможным. Во всяком случае, вот так, сразу. Необходимо их остановить, может быть, даже убить, но она сама обязана сделать это, не привлекая никого из посторонних.

Семейные дела должны решаться в семье.

Матери все еще забавлялись кровавой расправой. Инстинктивно Пенелопа стремилась убраться отсюда, покинуть этот луг, возвратиться обратно к свету, улицам, зданиям, машинам, к цивилизации, словом, спасти себя. Все говорило за то, что надо идти и искать помощь. Но она не двигалась с места, понимая, что не в силах этого сделать. И дело тут не в матерях.

Как она могла оставить Диона здесь, на растерзание этим кровожадным фуриям?

Дион.

Он что-то вскрикивал, пытался сопротивляться пьяным насильницам, бороться с ними, а они прижимали его к плите и продолжали смазывать кровью. Мать Фелиция отделилась от остальных и направилась через луг. На какое-то мгновение Пенелопа увидела, как мать Дженин возбуждает его пенис, массируя его кровавыми руками.

Пенелопу затошнило. Он пошла навстречу матери Фелиции. Они остановились в полуметре друг от друга. Мать улыбнулась, и на лице женщины отразились одновременно и печаль, и торжество.

– Ну вот, теперь ты знаешь, – произнесла мать.

– Что я знаю?

– Кто мы. И кто ты.

Пенелопу охватило еще большее, чем прежде, смятение. И стало еще страшнее.

Что означает это странное: «И кто ты»? В самом деле: кто я?

Внезапно она осознала, что вовсе не испытывает ни потрясения, ни отвращения, как этого следовало ожидать, к тому, что увидела и узнала. Все это было ужасно. Да. И вне всяких сомнений омерзительно. Но, пытаясь разобраться в своих ощущениях, она неожиданно обнаружила, что в ее реакции на происходящее большую роль играет разум, нежели эмоции.

Ей было страшно не потому, что она боялась физической боли или того, что с ней может что-то случиться. Девушка была напугана и ошеломлена открывшейся правдой – эти фурии являются ее матерями, а она – их дочь, она – одна из них.

Гнев. Вот что было первоосновой ее эмоций. Гнев против того, что они делают с Дионом. Пенелопа ненавидела матерей именно за это. Интересно, как бы она отнеслась к тому, что на его месте был бы кто-то другой? Или насколько ее волнует участь этих несчастных полицейских? Она не знала.

Нет.

Ее тревожил только Дион.

Ощущая запах вина и крови, она, к своему ужасу, обнаружила, что этот смешанный аромат ей приятен.

Пенелопа посмотрела на мать.

– Так кто же мы?

– Менады.

Менады. Это слово ей было известно. Безумные женщины из греческой мифологии, которые поклонялись Дионису. Женщины, свихнувшиеся на вине и сексуальном экстазе. Это они жестоко убили Пентея и в кровавой оргии растерзали на мелкие части Орфея. Она вспомнила, что певец Орфей – сын Аполлона и музы Каллиопы. Сердце Орфея не выдержало разлуки с Эвридикой, и он сошел в царство мертвых с просьбой вернуть ему его возлюбленную. Своим пением и звуками кифары он двигал скалы и заставлял трепетать ледяные сердца владык подземного царства. Аид отпустил Эвридику с условием, что Орфей во время пути не должен будет оглядываться. Но юноша не смог выполнить это условие, и девушка навечно осталась в царстве теней. За преданность только одной женщине и поклонение богу Аполлону (а не Дионису) вакханки (менады) растерзали Орфея, и только мертвым он смог соединиться с Эвридикой. В мифическом мире греческих богов менады были представительницами хаоса. Они являли собой темную сторону античной религии.

– Но ведь менады в действительности никогда не существовали. Это мифологические персонажи. Вымышленные. Разве не так?

– Мы существовали всегда, – мягко произнесла мать Фелиция, обнимая ее за плечи. Она стояла перед девушкой обнаженная, от нее пахло кровью, но запах этот показался Пенелопе бодрящим и свежим. – Люди просто о нас забыли. Они забыли древних богов.

– Но люди их вовсе не забыли, – сказала Пенелопа. – Они…

– Они называют это мифологией.

Пенелопа промолчала.

– Это не сказки и не фантазии. Просто примитивные люди так пытаются объяснять вещи, которых не понимают. – Мать подцепила пальцем капельку крови, повисшую между грудей, и поднесла к губам. – Это правда.

Там, сзади, надрывался Дион. Его пронзительный крик постепенно менялся, превращаясь каким-то образом в оглушительный смех.

– Что вы с ним делаете? – спросила Пенелопа.

– Возрождаем. – Голос матери звучал низко, он был наполнен благоговейным трепетом. – Зовем его назад.

Пенелопе стало зябко.

– Его?

– Диониса.

И вновь она почему-то не удивилась. А следовало бы. Это же надо додуматься! Никогда в жизни ей не могла прийти в голову мысль о том, что ее возлюбленного пытаются превратить в греческого бога. Но причинно-следственные связи, существующие во вселенной, вещь непостижимая. И все, что кажется невозможным и неестественным на одном уровне бытия, становится нормальным на другом. Единственное, что ей оставалось, так это проследить, как один уровень плавно переходит в другой.

– Мы поклоняемся Дионису с древнейших времен, – продолжила мать. – Тогда еще не было ни пророков, ни священников. Их функции исполняли мы. Мы славили его. И он нас вознаграждал. – Она снова подцепила пальцем капельку крови и поднесла ко рту. – Он даровал нам вино, секс и насилие. Он участвовал в наших убийствах, в наших празднествах, и все были счастливы.

В те дни боги были нашими современниками. В отличие от иудаизма, христианства или любой другой из современных религий наша религия основана на рассказах из далекого прошлого, на преданиях. Это живая религия, и у нас с нашими богами было много общего. Они проявляли живейший интерес к нашей жизни, спускались с Олимпа, чтобы побыть с нами, смешаться с нами. – Ее голос затих, и позади нее Пенелопа услышала смех Диона.

– Тогда почему же ваши боги исчезли?

– Люди перестали верить.

– Вот как?

Мать Фелиция мягко улыбнулась Пенелопе.

– Помнишь, когда ты была маленькой, мы возили тебя в Сан-Франциско смотреть «Питера Пэна»? Помнишь то место, когда умерла Тинкер Белл, а вся публика начала страдать, как будто действительно верила в ее существование? А что чувствовала ты? Ты хотела спасти ей жизнь?

Пенелопа кивнула.

– Я помню.

– Так вот, боги, они такие, как Тинкер Белл. Для их существования пища не нужна. Нужна вера. Вот чем они питаются, вот что дает им силу. Без этого они… они растворяются без остатка, исчезают.

«Господи, как это странно, – подумала Пенелопа. – Сумасшествие какое-то. Так спокойно и рационально рассуждать об иррациональном, вспомнить о моем детстве и современном театре, чтобы объяснить природу античного дьявола».

Античный дьявол.

Так вот, значит, что это такое? Давно навязший в зубах штамп, постоянно кочующий из одного плохого романа ужасов в еще более худший фильм ужасов, всякие заклинания образами мстительных индейских демонов, всякие земные проклятия. По все это было. Факты, о которых говорила мать, имели место много веков назад. Религия, которую исповедовали ее матери, возникла на тысячи лет раньше христианства.

– Боги исчезли, но мы остались. Потому что для нашего существования вера не нужна. Мы сотворены из плоти и крови. Но одновременно мы больше, чем человеческие создания. Он наградил нас даром божественного, и мы продолжали наши ритуалы, наши празднества, зная, что так или иначе он к нам вернется. «Боги родятся людьми, – процитировала она. – Вот так они вернутся, чтобы снова занять свое законное место на могущественном Олимпе».

– Ну и что же это означает?

Мать Фелиция подалась вперед, вплотную придвинулась к лицу Пенелопы.

– А что, по-твоему, случилось со старыми богами, настоящими богами? Ты думаешь, они умерли? Ты думаешь, они улетели в космическое пространство? Нет. Отсутствие веры их ослабило, но не убило. Зевс с его бесконечной мудростью нашел выход. Все боги нашли свое убежище в людской плоти. – Она улыбнулась, обнажив окровавленные зубы. Левой грудью прижалась к руке Пенелопы. – Они спрятались внутри нас. В наших генах. В наших хромосомах. В наших клетках. Остальные боги укрылись в Дионисе. А Дионис укрылся в нас. И мы верим и продолжаем верить, а значит, они не умерли. Они просто переходили от одного поколения людей к другому, ожидая возрождения.