Господство - Литтл Бентли - Страница 33

Кто-то на задней парте поднял руку.

– Да? – сказал учитель.

– Как же его нам следует называть, Вакх или Дионис?

– На уроках мы будем его называть настоящим греческим именем, Дионис. Тебе же следует запомнить оба имени.

Класс наполнился шуршанием бумаг и шелестом страниц.

– Как я уже сказал, Дионис был одновременно и смертным, и божественным. Сын Зевса и Семелы, принцессы Фив. Зевс был влюблен в нее и, после того как она забеременела от одного из его воплощений, поклялся рекой Стикс, что исполнит любое ее желание. Жена Зевса Гера, ревнивая, как всегда, внушила Семеле желание, будто она хочет увидеть Зевса во всем его величии бога небес, и именно это та у него попросила. Зевс знал, что никто из смертных не сможет перенести его подлинного вида и остаться при этом в живых, но он поклялся Стиксом и не мог нарушить эту свою клятву. И вот он предстал перед принцессой в своем подлинном виде, Семела была повержена сверкающими молниями бога, и Зевс извлек младенца из чрева погибшей возлюбленной и зашил его себе в бедро. Благополучно родившийся мальчик был передан на воспитание сначала нимфам, затем Силену, сыну Гермеса, толстому и рыхлому, который, находясь в трезвом состоянии, мог предвидеть будущее. Это был человек с лошадиными ушами, хвостом и копытами. Он был смешон и похотлив.

Мистер Холбрук возвратился к доске и написал два слова: «Аполлоново» и «Дионисово».

– На протяжении столетий Диониса, как правило, не понимали и неверно интерпретировали. Большей частью эти два определения, которые я написал, соответственно означали «относящийся к богу» и «относящийся к дьяволу». Термин «Аполлоново» ассоциировался со светом и божественностью, порядком и справедливостью; термин «Дионисово» соответствовал мраку и хаосу и часто связывался с дьявольщиной. Дионис, без всякого сомнения, был богом – добрым или злым, это уже другой вопрос. Будучи получеловеком-полубогом, Дионис имел двойственную натуру. Эта двойственность в дальнейшем выразилась в том, что его стали называть богом виноградарства и виноделия. В его честь в Греции устраивались пышные праздники – вакханалии, или дионисии. Обычно эти праздники проходили под покровом ночи, когда опьяненные участники приводили себя в состояние крайнего возбуждения. Все наряжались в козьи шкуры, устраивали фаллические шествия, плясали и пели дифирамбы. Женщины-вакханки вели себя непринужденно, радуясь лесу, солнцу, любви. Шествуя по земле в сопровождении веселой компании сатиров и вакханок, Дионис приветствовал тех, кто пил вино и был весел, и наказывал тех, кто противился его воле.

Вино, как известно, смягчает человека, но оно также может его и ожесточить. Такой же и Дионис. Он мог быть любвеобильным, щедрым, добрым, но также и жестоким, и беспощадно свирепым. Как и само вино, которое может объединить людей в дружеском застолье или заставить их в пьяном виде совершать бесчестные поступки и ужасные преступления, Дионис приносил своим почитателям – в зависимости от обстоятельств – радость или боль, счастье или страдание. Он бывал одновременно и благодетелем, и разрушителем. К сожалению, с годами появилась тенденция к выпячиванию темной стороны сущности Диониса, что в значительной степени затеняло его положительные качества. Вот почему у большинства современных людей представления о Дионисе в сильной степени искажены.

Мистер Холбрук возвратился к доске. «Оргии Диониса, – написал он. – Вакханалии».

– Теперь мы подробнее остановимся на поклонении Дионису в Древней Греции, которое чаще всего выражалось, как я уже сказал, в пьяных оргиях и вакханалиях.

Дион почувствовал, как его толкнули ручкой в бок.

– Вот теперь наконец начинается самое интересное, – прошептал Кевин.

Дион засмеялся.

Веллы сегодня в школе не было, Кевин ушел на прием к зубному врачу, и Дион обедал один на один с Пенелопой, в первый раз за все время. Он был рад, что Кевин отсутствовал, и одновременно немного стыдился этой радости. Кевин ему нравился, в его компании он чувствовал себя отлично, но находиться с Пенелопой вдвоем было еще лучше.

Они отстояли вместе очередь – Дион взял гамбургер и коку, Пенелопа салат и сок – и сели за столик рядом с низкой перегородкой, которая отделяла обеденный зал от площадки для игры в софтбол.

Они легко и свободно беседовали, перескакивая с одной темы на другую – от музыки и школьных занятий до планов на будущее.

– Чем ты собираешься заняться после школы? – спросила Пенелопа. – Кем хочешь быть?

Он улыбнулся.

– Ты хотела сказать, когда вырасту?

Она кивнула и тоже ответила улыбкой.

– Да, да, когда ты вырастешь.

– Не знаю. Я приучил себя к мысли, что собираюсь стать археологом или палеонтологом, возиться со всякими там ископаемыми и предметами материальной культуры, путешествовать по разным экзотическим странам. До последнего времени я считал, что это замечательно.

– Замечательно? – Она засмеялась. – Наверное, ты насмотрелся фильмов об Индиане Джонсе.

– Наверное, – признался он. – Кроме того, у меня еще была мечта стать дантистом. Знаешь, как я себе это представлял: у меня большая приемная, на столиках лежат различные красочные иллюстрированные журналы и непременно должен быть аквариум с морской водой. Я буду работать по пять часов в день в такой приятной обстановке и заколачивать большие бабки.

– Звучит неплохо.

– Полагаю. Но с тех пор я изменил свои планы.

– И кем же ты хочешь стать теперь?

– Учителем, я думаю.

– Почему?

– Я мог бы соврать, сказав, что хочу помочь молодым людям раскрыть свои возможности, нести им знания, но на самом деле потому, что работа учителя предусматривает отпуск летом. Я ведь в этом отношении очень испорчен. Мне нравятся каникулы. Мне нравится отдыхать два месяца летом, две недели зимой и еще неделю на Пасху. Мне кажется, я не выживу, имея только две недели отпуска в году. – Он откусил от своего гамбургера. – А как ты?

Она пожала плечами.

– Виноделие. Что же еще?

– Ну а если ты не захочешь работать на винном заводе, что тогда?

– Но я захочу.

– Ну а если не захочешь? Что, если ты пожелаешь стать программисткой? Как на это посмотрит твоя… твои матери?

– Не знаю.

– У них что, нет никого, кому бы они могли оставить свой завод? Есть у тебя братья или сестры?

– У меня вообще нет никаких родственников.

Он посмотрел на нее.

– Никаких?

Она отвернулась, глядя некоторое время на площадку для игры в софтбол, затем снова посмотрела на него, проказливо наморщив нос.

– А кем бы ты хотел стать в своих мечтах? Я не имею в виду что-то практичное. Есть у тебя какие-нибудь тайные фантазии?

– Рок-звездой, – сказал он.

Она засмеялась.

– Тысячи девушек выкрикивали бы мое имя, от фанатов бы не было отбоя.

– Ого!

Он улыбнулся и глотнул коки.

– А что, у тебя действительно нет никаких родственников? Только матери?

Девушка зарделась.

– Мне бы не хотелось об этом говорить. Ладно? Как-нибудь в другой раз.

– Хорошо. Я понял.

Дион доел гамбургер, скомкал обертку и бросил в ближайшую урну. Но чуть-чуть промахнулся. Он не поленился встать, поднять с пола сверток и снова бросить в урну. Он развернулся кругом и сквозь ткань ее блузки отчетливо различил очертания лифчика.

– А кто же мы с тобой? – неожиданно спросил он, садясь рядом. Ему хотелось, чтобы вопрос прозвучал обыденно. – Мы просто приятели или… все-таки больше, чем приятели?

Она облизнула губы и не ответила.

Его сердце гулко стучало в груди, и он уже пожалел о своих словах.

– Ну так как? – повторил он вопрос.

– Не знаю.

– Не знаешь? Я тоже. – Его голос звучал слишком громко.

Некоторое время они молчали.

– Мне бы хотелось, чтобы мы были больше, чем просто приятелями, – мягко проговорила Пенелопа.

Никто из них не произнес больше ни слова. Шумовой фон кафетерия несколько изменился, стал как-то глуше, отошел на второй план. Они смотрели друг другу в глаза, не зная, что сказать, не в силах отвернуться. Молчание было неловким, но это была приятная неловкость, сладостное смущение первой интимности. Дион робко улыбнулся.