Топот бессмертных - Тё Илья - Страница 54

Кружки молча встретились над костром, звеня металлом. Затем содержимое влилось внутрь. Выплеснув в себя спирт, Аспирин с интересом посмотрел на Белька. Несколько секунд после совершенного обряда тот смотрел перед собой остекленевшими глазами, почти не дыша. Затем закашлялся и ударил себя в грудь кулаком.

– Во-о, сука, хорошо пошла, – одобрил Аспирин, постукивая младшего товарища по сопатке. – Да ты закусывай, не кипиши!

Белошапочка в один момент уничтожил содержимое тарелки. По грудной клетке пробежал дракон, изрыгая пламя.

Аспирин повторил действо с кружками, налив разве что вдвое меньше. По одной передал спасенным бабенкам.

Те переглянулись в нерешительности, но кружки приняли. Аспирин остановил взгляд на Пышке. Та посмотрела пристально, с вызовом, после чего одним махом опрокинула в себя содержимое.

– Вот это ба-а-аба! – восхитился Аспирин, толкая Белька локтем в бок и глядя, как Пышка приходит в себя, прислушиваясь к организму. После чего собутыльница отломила хлеба и не спеша зажевала.

Защебетали женщины, одна за одной пытаясь повторить подвиг подруги. Получалось не очень. Морщились, отхлебывали по глотку, в восторге визжали, махали руками, невольно заставляя улыбаться всех за костром. О погибших мужьях как-то позабылось. И слава Богу, наверное. Для порядка, Аспирин начислил по третьей.

Вскоре дрова прогорели, и стало прохладнее. Воспоминания ушли, перестал напряженно вслушиваться Белёк, женщины устало вытянули ноги.

– Аспирин, – интурист смотрел на умирающие угольки, – ты выфедешь нас из соны?

Друг помолчал. Потом кивнул и грустно улыбнулся.

– Выведу.

– Это карашо. – Белошапочка, услышав глупое и ничего не значащее обещание, отчего-то счастливо, почти по-детски вздохнул. – Снаешь, когта все это кончится, я буту приесшать к тебе. Кажтый гот. Бутем сидеть в кафе, в гостинице, пить, есть, вспоминать, что пыло… Мошет, ты даже расскашешь мне, как буторится мулька?

– Это вряд ли, – потягиваясь, сказал Аспирин. – Сдохну я скоро, так что ты ко мне разве что на могилку заглянуть приедешь. Но в гробу я с тобой бухать и курить не буду, извиняй. Там отлить негде.

Улыбка сползла с лица Белошапочки, словно стертая тряпкой. Интурист сидя выпрямился, спина стала ровной, как стол. Об углях бедолага позабыл.

– Шутишь опять? – нахмурился он.

– Нет, Бэла, увы. Я ни хрена не шучу.

– Опять твоя частная инициатифа? – догадался Белёк.

Но Аспирин не ответил. Все было ясно без объяснений.

У Белька разболелась башка, и он деловито рылся в аптечке. При этом глядел на незнакомые пачки с таблетками, как евнух на стиптизершу. Смысл мистической русской фармацеи от него безнадежно ускользал.

– Я куй снает, что это са лекарстфа! – бросил он наконец и гневно отшвырнул коробочку в сторону. – Латно, запыл. Теперь надо просто стафить палатки и спать!

Сказав так, Белошапочка подцепил мужской рюкзак с палаткой и принялся ее распаковывать. Выбрав место повыше и посуше, он шустро установил первую ночлежку. Палатки были небольшие, рассчитанные на двоих. Поместиться можно было втроем и даже вчетвером, но спать пришлось бы тесно. Путем нехитрых арифметических расчетов Белёк установил, что следует устанавливать две.

Когда палатки были поставлены, Медсестра застелила ее теми ковриками, покрывалами и одеялами, которые нашла по трем рюкзакам. Потом натаскали кучу хвороста, и Аспирин, видя, что в Багдаде все спокойно, завалился спать, оставив Белошапочку торчать на стреме. Палаток было всего две, и Пышка, как ни странно, сама полезла к нему в брезентовый домик, и вообще недвусмысленно намекнула, что «сеготня отсюта не уйтет».

Скандинавские девушки, кстати, как и Белёк, не хило выражались на русском. Говорить в совершенстве, естественно, не могли, но изъясняться – более чем. Вероятно, в процессе подготовки к походу все тщательно штудировали словари и по записям изучали лексику и фонетику. Для европейцев, впрочем, насколько знал Аспирин, изучение иностранного языка не было проблемой в отличие от большинства граждан «единого и нерушимого». Расстояния в Европе были микроскопическими относительно сибирских и дальневосточных просторов. Поэтому знать два, а иногда три языка являлось жизненной необходимостью. В Союзе же объясняться на иностранном, увы, не было нужды. Как бы ни было, языковой барьер отсутствовал в случае со спасенными девушками так же, как с Бельком или Янсеном. «Вот только чего же раньше молчали?» – думал Аспирин, вспоминая начало рейда. Впрочем, молчание группы в первый день было объяснимым. Интуристы знали, что проводника могли замочить. Зачем тогда разговаривать? Русский язык участникам похода за бессмертием советовали изучить «на всякий случай», то есть для критической ситуации. В принципе все сошлось. Ситуацию, в которой оказались остатки группы и проводник, иначе чем критической назвать было невозможно. Язык, как и предполагалось – помог. Правда, вовсе не так, как планировали организаторы тура…

Видя настойчивость Пышки, Белёк воздел глаза к небу и принялся тушить костер. Десять минут назад, после всех злоключений, он больше всего хотел жрать. Причем так, что сводило судорогой живот. А когда хочешь есть, выбор с кем спать – дело сотое. Теперь, когда поели, Белошапочку в натуре волновал только сон. Аспирин смотрел на Белька и ухмылялся. С геем в натуре стало происходить нечто странное. Он менялся не по дням, а по часам и сам наверняка стал замечать за собой то, чего раньше никогда не было. Женщины, во всяком случае, перестали воспринимать его как безобидную «подружку», хотя не могли даже представить, что вытворял Белёк в поединке с королем мутантов. Видимо, изменения внутри Белька ощущались девушками подсознательно. Разведение костра, стряпня из консервов, установка палаток и прочая бурная деятельность, конечно, не являлись супердостижением, но все же являлись заботой о женщинах. Одиноких, беззащитных, слабых, потерянных в страшном лесу. Еще больше это новое и почти обескураживающее качество Белошапочки проявилось после ужина.

– Теперь всем спать! – безоговорочно приказал скандинав на шведском, – Пышка ложится со сталкером, остальные со мной.

– Как сурово, – протянула на шведском слегка обалдевшая от подобного настроя Медсестра. – Это ты нас таким способом под одеяло пытаешься затащить?

– Да куда там! – огрызнулся Белёк. – Мужчин всего двое, и палатки две.

– Понятно, – донеслось от Пышки, собирающей на себя одеяла и укладывающейся рядом с проводником. – А что, классно придумал. Голова!

Суровый Белёк немедленно полез в «свою» палатку.

– Ты же мокрый, – закричала Спортсменка, уже сидевшая внутри, – совсем офонарел, похабник? Осторожнее!

Не обращая внимания на вопли женщин, Белёк скинул с себя мокрую одежду, укутался в покрывала и с удивлением ощутил, как к его коже прижимаются горячие полуобнаженные женские тела. Педик притих, с изумлением ощущая, как сильно забилось сердце. Прикосновения женщин показались ему неожиданно приятными. Никогда раньше он ничего подобного не ощущал, но теперь это тепло, эта щекотка пробежали по телу словно электрический ток. И импульс, кстати, не остался незамеченным.

– Что это с тобой? – Рука Медсестры сама собой поползла ниже пояса.

– Я сам не знаю… – неожиданно тихо пролепетал он.

– Да ладно, не может быть! – не поверила и Спортсменка, когда ее рука присоединилась к ладони подруги.

Белошапочка согнулся пополам, ощущая приятное тепло в месте контакта с женскими пальчиками. В ушах ударили гром и молния. В голове все смешалось: смерть, страх, риск, эмоции. Этот коктейль будто рвал изнутри, метался в поисках выхода.

И выход нашелся. Ловкие руки стянули с бывшего педика нижнее белье. Один влажный женский лобок прижался к его колену и медленно прополз чуть выше. Второй в это время колол живот.

– Оу, тфою мать… – только проблеял Белёк по-русски, забывая обо всем на свете.

И расплылся по покрывалу, атакованный с двух сторон…