Школьный роман (СИ) - Анисимова Ольга - Страница 46

Марго смотрела на него и видела, что Женька не пополнит ряды самодовольных самовлюбленных мужиков, заполонивших собой окружающий мир. Ее Женя не из их числа. Марго это поняла, когда заметила, как Женя стал относиться к Ксюше, девочке, которой он смог простить самое страшное – предательство. Эта история всплыла неожиданно, когда Женька привел заплаканную Ксюшу к ним домой и сказал, что она поживет у них.

С одной стороны, Марго видела, что это – тоже своеобразный вызов Женьки ей – что она ответит, как себя поведет? Неужели начнет поучать и читать нотации – она, влюбившая в себя своего ученика? С другой – Ксюше на самом деле некуда было деваться. Ее отцу доброхотливый знакомый рассказал, что видел девочку целующейся с кем-то из юнцов прямо на улице. Ксюшин отец, гордившийся царившими в его семье строжайшими патриархальными порядками, вышел из себя. Он обвинил Ксюшу в том, что она распущенная, порочная, что он не потерпит позора в своей семье, и его не касается, что нынешняя молодежь вся насквозь прогнившая в своей безудержной похоти. В своей семье он подобного не допустит. Ксюшин отец, известный всем своим деспотизмом и крайне строгими мерами воспитания, выставил дочь из дома – пусть идет, куда угодно. Он бушевал две недели и эти две недели Ксюша жила у дома у Марго. Выгонять из дома детей – это не метод воспитания, и Маргарита Николаевна не поленилась сама съездить к Ксюшиному отцу, чтобы попытаться это ему объяснить. Но удалось ей это далеко не без труда и не сразу. А пока Ксюша «гостила» у Жени. Спала она на диване в гостиной, но Марго понимала, что отношения между нею и Женькой давно уже зашли очень далеко. Но укорять их в этом она не могла, язык не поворачивался говорить о том, что они еще юны и им рано заниматься любовью, а это они регулярно делали, стоило ей оставить их дома одних.

Марго знала, что эти дети уже созрели для сильных чувств, для страсти, для любви. И знала она это по себе. Женя изучающе глядел на нее, следя за ее реакцией. Он словно ждал, что она вот-вот начнет их поучать, что-то запрещать, читать лекции. Но Марго молчала, хотя прекрасно понимала, что это ее молчание для Женьки может означать только одно – его мать грешна. Марго в этой ситуации могла сделать только одно – постараться, чтобы Ксюша как можно скорее вернулась домой.

Через две недели, отец побушевал и успокоился, приехал за дочерью сам, извинился за причиненное неудобство перед Маргаритой Николаевной и, пообещав Оксане еще более ужесточить за нею контроль, увез домой. Почему-то ему самому в голову не пришло, что его дочь в это время жила не в квартире строгого завуча, а со своим любимым мальчиком.

Ксюша любила Женьку, безгранично, безотчетно. Она терпела его грубость, которой он щедро одаривал ее поначалу, даже не стесняясь присутствия Маргариты Николаевны. Марго Женькино поведение выводило из себя, и она однажды не выдержала, сделала ему замечание. Женька усмехнулся ей в лицо, но промолчал, а Оксана вечером, чуть позже, наедине рассказала Маргарите Николаевне их историю, историю любви и ненависти.

Маргарите Николаевне стало нехорошо. Если Женька так мог поступить с любимой девочкой из-за того, что она подружилась с Егором, то, что же может ждать ее саму? Ей стало страшно не за себя, а за двух своих мальчиков. Но что она могла теперь поделать?

А потом от сердца чуть отлегло. Женька вдруг переменился к Ксюше – злость и агрессия куда-то ушли.

Видимо, его чувство к этой девочке побороло горькую обиду. Любовь оказалась сильнее ненависти. Так и должно было случиться. Ненависть – чувство уничтожающее, разъедающее душу. Только любовь созидательна и жизнеутверждающа. В Жене стали проявляться совсем иные качества – Марго видела, как из мальчика он превращается в заботливого, внимательного мужчину. Не бессердечного рационалиста, а доброго, немного сентиментального романтика. Марго смотрела в его глаза, и ей очень хотелось думать и верить, что он и ее простит однажды, как простил свою Оксану.

Когда Жене вручали аттестат, Маргарита Николаевна вместо традиционного рукопожатия, неожиданно для всех поцеловала своего сына, чем вызвала настоящую бурю эмоций в зале. Первый раз Маргарита Николаевна как-то особенно выделила среди всех учеников Женю Никитина, потому что он – ее сын. Но этот поцелуй был рассчитан не на публику, он был предназначен только Жене. Ее любимому, умному, доброму Жене, которому она была сейчас очень благодарна.

А Женя понял ее жест по-своему, с мальчишеским максимализмом.

Немного растерянный, пунцовый от смущения, он спустился в зал, и, встав у Егора за спиной, прошипел ему в ухо:

– Поздравляю. Ты победил. Она тебя любит больше…

Егор быстро обернулся:

– Какую фигню ты порешь! Ты – ее сын, а я – никто!

– Нет нам места на одной планете, – упрямо проговорил Женя. – Ты выживешь меня из собственного дома, хоть ты и Никто. Я не смогу видеть, как она идет в свою комнату, а ты направляешься за ней следом, и вы закрываете дверь. Ты победил, Никто! Как же я тебя ненавижу!

Егор постоял немного под горящим взглядом Женьки, потом повернулся и пошел к выходу из зала.

Маргарита Николаевна заметила его спину в толпе гостей и только едва заметно вздохнула. Ничего ей так не хотелось в эту минуту, как побежать за этим мальчишкой вслед.

После торжественной части перед праздничным ужином и дискотекой Маргарита Николаевна отправилась на поиски своего отважного, но несчастного маленького героя. С огромным трудом отыскала через двадцать минут. Егор сидел на подоконнике на четвертом этаже в закутке возле пожарной лестницы на крышу. Он, вымотанный последними месяцами, превозмогая порой себя добравшийся до победной финишной ленточки , показался ей таким усталым, одиноким – неловко скрючившимся на нешироком подоконнике, таким безрадостным и потерянным, что она поневоле утишила шаг. Но он не столько услышал, сколько почувствовал ее приближение и, подняв голову, не смог сдержать сияющей улыбки. Она подошла поближе.

– Вы кого – то ищете, Маргарита Николаевна? – едва заметно дрогнувшим голосом спросил он.

– Вас, Георгий Максимович, – ответила Марго, – вот, нашла.

Егор спрыгнул с подоконника и перестал казаться ей мальчишкой – он по-мужски расправил плечи и снова превратился в того, от которого она в одночасье потеряла голову, не чая обрести когда-нибудь покой.

Эти сумасшедшие полгода она прожила в извечном борении с самой собой, со здравым смыслом, с рассудком.

И каждый раз, почти рыдая от отчаяния, признавалась себе, что, как это ни глупо и ни парадоксально, но именно этот мальчик составляет отныне все ее мыслимое и немыслимое счастье. Наказал ее Бог такой любовью или наградил, она не могла однозначно ответить. Марго была бесконечно счастлива, когда думала о том, что есть все же на земле человек, который ей нужен, с которым ей хорошо, к которому она стремится душой и телом. Она была бесконечно несчастна, когда думала о том, насколько огромна между ними пропасть, какое безумное количество препятствий на пути друг к другу. И даже время, которое пройдет, не сможет стереть границ и преград. Но сегодня он стоит перед ней – чистый, светлый, юный, он сияет от счастья при одном только взгляде на нее, он не умеет строить из себя мужчину – супергероя, мужчину – мечту. Он весь как на ладони. Он – ее! И жизнь Марго, словно отныне обретает иной смысл. Дарить любовь – вот наслаждение!

Для нее – уставшей от чужих излияний и признаний, от ненужных чувств и привязанностей. Она наконец-то обрела свое.

Егор, чуть склонив голову набок, потянул ее за руку к себе. Сначала неуверенно, потом все сильнее и настойчивее. И через мгновение приник губами к ее губам, сковав в своих объятиях ее тело.

– Маргарита Николаевна… давайте уйдем куда-нибудь, – горячим полушепотом говорил он, с трудом отрываясь от ее губ, – я хочу вас украсть на всю эту ночь! Я уже почти умер от вашей холодности, эти полгода мне так многого стоили… Пожалуйста, я вас умоляю!… и ни слова о моем несовершеннолетии, иначе я сойду с ума. Если бы это было в моих силах, я полжизни бы отдал за эти несчастные несколько месяцев! Маргарита Николаевна, это не правда, что между нами есть какие-то преграды. Нет ничего и не будет! Потому что… Вы… я …