Школьный роман (СИ) - Анисимова Ольга - Страница 26

– Денисова, что за чушь ты несешь! Что хотел сказать, то и сказал! Это вы все дрожите при одном только ее появлении и ни полслова поперек! Как мартышки дрессированные…

– А ты что – Марго, значит, не боишься? – Катька недоверчиво скосила на Женьку глаза.

– Ты дурочка, Денисова, да? – Женька засмеялся и открыл было рот, чтобы напомнить Катьке о том, что Марго приходится ему матерью, но Катька, выпалила неожиданно, даже, кажется, не услышав нелестную характеристику собственной личности:

– Но ведь она – твоя мать!!!

– Да неужели?! – поднял брови Женька, едва не задохнувшись от смеха.

– Ну, ты на самом деле нормальный пацан… – протянула она, – если бы у меня была такая мамочка, я бы тише воды ниже травы сидела, какое уж там голос подать, не то, что спорить! А ты…

– Ну, я – герой, дальше что? Иди своей дорогой, Денисова!

Катька, наконец – то, отвязалась от Жени, но ему стало ненамного легче. Он ругал себя за то, что сцепился с матерью, обидел ее, разозлил… Теперь у него будет куча неприятностей. Уж ему-то, как никому другому хорошо известно, на что способна разъяренная Марго, как она умеет наказывать, как умеет унижать и подавлять тех, кто смеет вякнуть ей поперек! И его она не пощадит, мало ли, что сын. Тем более что сын!

У Женьки на душе стало муторно и противно оттого, что он ждал расправы. И еще оттого, что вопреки здравому смыслу и собственной гордости, он боялся ее. Ну кто его тянул за язык, неужели он не мог молча «проглотить» эту единицу?! Теперь Марго вынет из него душу за непозволительную дерзость. Но ведь сам он сознательно пошел на конфронтацию и разрушил последний мост взаимопонимания, который, может быть, еще существовал между ними.

Зато вот между Марго и Васильевым, следящим за нею втайне горящим сумасшедшим взглядом, взаимопонимание полное и обоюдная симпатия, с одной стороны, правда, уже начинающая переходить всякие границы. Как же все скверно! Как тошно и противно на душе!

Прозвенел звонок на следующий урок, а Женька по-прежнему стоял в коридоре у окна на пятачке перед лестницей. Школа затихла, и давно пора было двигаться на физику, но душевная вялость и апатия словно приковали Женю к этому подоконнику. А когда он услышал знакомые шаги по коридору, бежать было уже поздно. Женька стоял не шевелясь, облокотившись о подоконник и прижавшись лбом к стеклу. Он уцепился взглядом в какую-то точку на оконной раме и, не мигая, рассматривал ее.

Может быть, она сейчас не подойдет, не заметит, пройдет мимо или в другую сторону… Шаги приближались. Женька, ненавидя свой отчаянный страх, непроизвольно поднес руки к лицу и сжал напряженными пальцами виски.

Шаги затихли… Хлоп – на подоконник шлепнулась Женькина тетрадь. Женя не шевельнулся, не повернул голову в сторону Маргариты Николаевны. Он продолжал тупо разглядывать точечку на раме, пока не услышал уничтожающе холодный голос:

– Спасибо тебе, Женя Никитин. Мне было очень приятно все это от тебя услышать.

– Простите меня, Маргарита Николаевна – выдавил не своим голосом Женя, еще недавно, бахвалившийся своей смелостью и независимостью перед одноклассницей.

Маргарита Николаевна не ответила ему, развернулась и пошла прочь. Женька с тоской слушал удаляющийся стук ее каблуков и, как заклинание, повторял про себя одну неотвязную фразу. «Ну прости меня, мама, мамочка моя, прости меня…!» Именно эти слова он должен был сказать сейчас вслух, если рассчитывал на прощение и снисхождение, но не смог. Он привык к тому, что в школе у него не было мамы, а была только одна Маргарита Николаевна – учитель, наставник, завуч.

Катька Денисова немедленно поделилась с одноклассниками впечатлениями от ошарашившей ее сцены.

– В тихом омуте, как говорится…Выдал Джоник Никитин по полной программе, у меня аж уши в трубочку свернулись…

– Полный абзац! – резюмировал Ромка Аскеров, – я же вам говорил, что у Никитина борзометр зашкалило! Всем подряд хамит! Даже самой Марго…

– Хватит визжать! – рявкнул вдруг Егор, заставляя остальных замолчать, – Это что вам – повод для радости, если один тупой кретин посмел на Маргариту Николаевну тявкнуть?! Да ему в морду надо дать. Если такое ничтожество, как этот Никитин будет позволять себе подобное, а вы все будете умиляться его невиданной наглости, то, значит, сами вы все такие же ничтожества!

– Что-то больно сложно ты загнул, Васильев, повтори, я не понял… – проворчал недовольный Динкелакер.

– Никто ничему не умиляется, просто на самом деле интересный факт, – миролюбиво сказал Витя Яворский.

– Факт чего? – разозлился еще больше Егор.

– Того, что Джон Никитин хочет всем чего-то доказать! – ответил Роман Аскеров.

– А вам не кажется, что Маргарита Николаевна не права? – вдруг тихо спросила Оксана Наумова.

Мысль о том, что Маргарита Николаевна может быть в чем-то не права, никому никогда в голову не приходила. Маргарита Николаевна всегда права, во всем и безоговорочно. Не было в школе случая, когда кто-либо мог бы обвинить ее в несправедливом решении, не правильном поведении. Маргарита Николаевна была для всех учеников непререкаемым авторитетом. Само ее имя как бы подразумевало абсолютную, полную правоту, ее слова были весомы и значимы для всех. Казалось, она никогда не ошибается, не заблуждается, не обманывается.

Ксюшкин вопрос на долю секунды повис в воздухе.

– А ты что, смеешь ее судить? – разгневанно развернулся к ней Егор, – Ты просто хочешь оправдать хамство своего недалекого дружка! Или может быть, скажешь, что тебе незаслуженно влепили сегодня пару?

– Заслуженно, – Ксюша прямо поглядела Егору в глаза. – Но Женька заслужил нормальную оценку, если у него все было решено правильно.

– Учитель решает, что заслужил ученик! – отрезал Егор, – а ты сиди со своей двойкой и помалкивай! С тобой потом Маргарита Николаевна столько времени своего потратит на дополнительных консультациях, чтобы тебе что-то в голову вбить! Оно ей надо? Тебе ведь поступать в институт. Так вот хотя бы из простой благодарности не лезь со своими рассуждениями о том, кто прав, кто не прав. Особенно, если сама толком ничего не понимаешь.

– Маргарита Николаевна необъективна к Женьке, – упрямо повторила Ксюша, но уже тихо так, что слышал один Егор, – а ты необъективен к ней!.

«Это уже становится заметно? – удивился про себя Егор, – Ну и пусть, я не стерплю, если кто-то в моем присутствии хотя бы в чем-то упрекнет ЕЕ. Сборище неблагодарных идиотов! Они мизинца ее не стоят, а норовят показать, что будто бы они с ней на равных. Троечники, посредственности! Плебейская сущность, им всем так хочется опустить звезду до своего потолка… А как жаль, что по уставу школы любая драка чревата исключением, иначе я лупасил бы этого Никитина смертным боем!»

Женя Никитин тоже внимательно изучил Устав школы. Три драки – исключение, две недели прогулов – исключение, злостный срыв урока – немедленное исключение, хамство и грубость преподавателю – исключение. Хороший Устав, что и говорить. Васильев драться не будет – он дрожит за свою медальку. Уроки пропускать без причины, по крайней мере, внятно объяснимой, это ему можно будет устроить. Что еще?

Опоздания тоже весьма чреваты… Короче говоря, возможностей для того, чтобы Егорушка пролетел мимо медали как фанера над Парижем уже достаточно. По ходу развития событий придумаем еще что-нибудь.

Пока события развивались весьма вяло. Точнее никак. Не до Васильева сейчас было Жене. Мать не разговаривала с ним целую неделю. Она вела себя так, словно его не было. Не будила по утрам, не кормила завтраком, не давала привычную кучу поручений и наставлений. В школе проходила мимо него, как волна воздуха – ледяная, надменная. На уроках она его не спрашивала, вовсе, казалось, не смотрела в его сторону.

Даже оценку за контрольную ему не объявила, как всем. Вполне вероятно, что она и не проверяла его работу.

Маргарита Николаевна вела себя по отношению к нему так, будто и не было в классе никакого Жени Никитина. Но Женя чувствовал, что это всего лишь первый этап воспитательной работы, за которым неизбежно последует другой, к которому как ни готовься, не избежать фиаско. Он точно не знал, что его ждет дальше, мог только предполагать, что потом Марго начнет дотошно проверять у него уроки, заставляя переделывать работу, придираясь к малейшей неточности или помарке. На ее уроках ему придется отдуваться за двоих – она даст ему такое задание, с которым он однозначно не справится и язвительно при всем классе высмеет его «тупость». Но Женька готов был стерпеть любое унижение, только бы кончилось, наконец, это хладнокровное молчание. Пусть она ему твердит, какой он недалекий, ленивый, ограниченный, пусть постоянно тычет его носом в ошибки и просчеты, только бы не делала вид, что его нет вовсе. Это оказалось для Жени настолько тяжело, он даже сам не ожидал, что ему так важна ее забота и внимание. А ведь еще сам он недавно едва не сквозь зубы разговаривал с ней, демонстрируя свою независимость и самостоятельность. И вот теперь готов заглядывать ей в глаза, только бы она перестала молчать с ним, только бы не проходила мимо него, словно он – пустое место, воздух, пыль… Женька страдал по-настоящему, он и знать не знал, что так может мучиться от того, что мать с равнодушным и холодным презрением, едва скользнув по нему взглядом, отводит глаза в сторону.