С Бобом и Джерри тропой инков - Романов Петр Валентинович - Страница 55

Речь идет о знаменитой амазонской «пророке» — своего рода речном цунами, когда высокий вал воды вдруг начинает катиться от устья вверх по реке. Этот вал быстро и неотвратимо надвигается, переворачивая суда и лодки, разрушая на своем пути все, что встретит. На местном наречии «пророка» как раз и означает «разрушитель». Но и здесь загадка. Приливы на океане случаются регулярно, а вот «пророка» на реке возникает не каждый раз, а когда ей вздумается. Сколько ни жди, она придет все равно внезапно.

Есть, впрочем, на Амазонке и сезон «рыбной жатвы». Если в апреле-мае вода поднимается, то где-то в октябре спадает. Появляются отмели, на которых можно корзинами собирать черепашьи яйца, а рыба идет на нерест таким огромным потоком, что ее можно черпать тазами. Но это короткая пора. Затем воды снова покрывают все вокруг, и Амазонка становится для местных жителей источником не столько пропитания, сколько различных бед.

В Амазонии рассказывают множество историй о гигантских водяных змеях и прочих неведомых существах, которые не испытывают ни малейшей симпатии к человеку. Однако настаивать на том, что все это пустые байки, я бы не рекомендовал. Область Амазонии еще плохо изучена. Даже на твердой почве, в сельве обнаруживаются все новые совершенно дикие племена. Иногда их вдруг видят с вертолета участники какой-нибудь экспедиции. Дикие индейцы реагируют на вертолет агрессивно или, наоборот, прячутся в своих примитивных хижинах — вертолет для них примерно то же, что для нас НЛО.

Еще менее исследованы воды Амазонки. Лохнесскую таинственную зверюгу кто только не искал, но я не слышал о таких же интенсивных научных работах на Амазонке и в ее протоках. Между тем и здесь речь идет не только о преданиях, но и о свидетельствах живых очевидцев. Конечно, у страха глаза велики. Не исключаю. И никогда не забуду любимую фразу отца: «Врет, как очевидец». Но загадки тем не менее есть. И никто их пока не разгадал.

Однажды, когда я заночевал в хижине на берегу Укаяли, внезапно вместе с хозяевами домика услышал какие-то громкие и сильные удары, похожие на раскаты грома. Это нисколько не походило на землетрясение, уж на них-то я в Латинской Америке насмотрелся достаточно, но хижину заметно затрясло. По словам хозяина, явление это не столь уж и редкое. Как говорят индейцы, это поединок реки и сельвы, а называется этот феномен по-испански «барранко» (barranco).

Ни один ученый это самое «барранко» объяснить, насколько я знаю, даже не пытался. У меня есть своя, любительская разумеется, гипотеза происхождения этого явления. Дело в том, что река постоянно подмывает берег и в какой-то момент «откусывает» от сельвы изрядный кусок суши, который, обрушиваясь где-то неподалеку в Амазонку, и вызывает этот грохот и небольшое землетрясение.

До Орельяны мы добрались еще засветло, мотор не подвел.

Днем движение по реке оживилось. За время нашего пути от Икитоса мы встретили примерно с десяток моторок и пару крупных лодок со стационарным мотором — это что-то вроде местного общественного транспорта. Ходят они по реке с весьма условным расписанием, но в принципе у каждого, если, конечно, в кармане звенит мелочь, появляется шанс добраться до Икитоса и не имея собственной моторки. Как легко было заметить, все эти речные «трамвайчики» переполнены женщинами и какими-то фруктами, в основном бананами. Все это двигалось на рынок в город.

Причалив в Орельяне, мы разделились. Пако пошел к своему приятелю: надо было сдать тому моторку и получить взамен свое каноэ, на котором мы на следующий день должны были отплыть к «зеленой» Марте. Договорились с Пако встретиться на следующее утро прямо на берегу часов в девять, не раньше. Хотелось отоспаться — все-таки отплыли из Икитоса очень рано, а кроме того, как сказал Пако, нам предстояло почти сразу же, отплыв от поселка, нырнуть с Укаяли в узкую протоку, где в темноте плыть опасно: наткнешься на завалившееся после шторма дерево и окажешься в воде.

А такой вариант в наши планы совсем не входил. Хотя бы потому, что в этих притоках немало пираний и небольших, но всегда голодных аллигаторов. Встречаться с ними в воде, как говорится, нос к носу не хотелось. Да и зубастая пасть пираньи — а это любимый сувенир, который везут путешественники с Амазонки, — впечатление, конечно, производит. С кровоточащей царапиной руку в воду в здешних местах действительно лучше не совать. В этом нет ни малейшего преувеличения, можешь вытащить назад сильно обглоданную кисть.

Пако пошел к своему другу, а я на правах «первооткрывателя» Орельяны, отправился с Бобом и Джерри показывать им местные достопримечательности.

На самом деле их немного. С моей точки зрения, всего три: памятник Орельяне и его спутникам, о котором я уже упоминал, «бар», расположившийся среди нагромождения каких-то контейнеров и грязных ящиков, а также протестантская церковь, тоже сколоченная из подручных средств, то есть из разнообразной тары.

Орельяна — последний крупный (по местным понятиям) перевалочный пункт на Укаяли, поэтому сюда и свозили всякую всячину, от бензина для электродвижков и моторок до разной бытовой мелочи и дешевой выпивки. Жители поселка притязательностью и трудолюбием не отличались, потому-то вся эта тара: пластик, картон, деревянные дощечки, ржавые останки контейнеров — служила главным строительным материалом. В результате поселок сильно напоминал заполненную строительным мусором свалку посреди чудной природы. Сельва здесь стучалась буквально в каждую дверь. Это как-то сглаживало впечатление от довольно убогого вида поселка.

Да и народ здесь обитал, мягко говоря, своеобразный. Крепко испорченные «огненной водой» индейцы, белые авантюристы разного рода и племени, заросшие щетиной и, так же как индейцы, всегда навеселе, женщины вполне определенного рода деятельности, пара колдунов, державшихся, правда, на отшибе друг от друга — сказывалась острая конкуренция, — и один пастор, без особого успеха пытавшийся в этом небольшом филиале земного ада проповедовать слово Божье.

Впрочем, и он был не без греха. Прежнего пастора, с которым мы в прошлое мое посещение всю ночь провели за бутылкой местного рома, я уже не застал — его сменили. Но и тот пастор, что приехал на смену, сопротивлялся, видимо, недолго и теперь вел со здешней безнадегой лишь отчаянные арьергардные бои, сдавая дьяволу одну позицию за другой. Отчего пристрастился к дешевому рому.

Его мы и встретили, с трудом перебравшись по каким-то доскам через грязную лужу, в так называемом баре. Слуга Господень в замызганном, когда-то белом, пастырском воротничке сидел за столиком, сколоченным из упаковок с местным лимонадом «Инка-кола» и пил популярный среди бродяг ром «Картавио» — самое дешевое и некачественное пойло, что я встречал в Перу. Водители российского посольства, которые этим ромом также не брезговали, называли его нежно «картавенький».

Увидев двух людей, не напоминавших здешнюю публику, да еще английского джентльмена на поводке, пастор тут же пригласил нас за свой столик. Он был уже в том состоянии, когда хочется пофилософствовать и излить душу первому встречному. Мы с Бобом взяли, благо выбирать было не из чего, все тот же ром и, чтобы убить время, попытались вникнуть в монолог духовного лидера Орельяны.

Без всякого предисловия и даже не поинтересовавшись, кто мы и откуда, пастор тут же перешел к животрепещущим вопросам мироздания. С ним случилась самая большая беда, которая только может случиться со священником — он потерял веру в Божественный промысел. Он не понимал, зачем Господь создал все эти разноязыкие племена, сельву и алкоголь одновременно. С его точки зрения, три эти вещи в сочетании и создавали такие адские места, как Орельяна, где каждый второй законченный алкоголик, а остальные либо мошенники и воры, либо проститутки, либо колдуны, либо верящие черт знает во что индейцы.

Его предшественник был счастливее. Ему, помнится, здесь отчасти даже нравилось. Он довольно равнодушно взирал на свою паству, в какой-то момент просто поставив на ней жирный крест, а все свои силы и даже романтический порыв (в отличие от нынешнего, прежний пастор был молод) направил на миссионерскую деятельность, наладив контакты с ближними индейскими племенами. Другое дело, что знакомство с «дикарями» и их мифами и верованиями привело его к убеждению, что Евангелие во многом проигрывает в сравнении с индейскими преданиями. Пытаясь разобраться в здешней мифологии, он исписал груду бумаги, надеясь когда-нибудь издать книгу легенд индейцев Амазонии. Уж не знаю, удалось это ему или нет.