С Бобом и Джерри тропой инков - Романов Петр Валентинович - Страница 39

Да к тому же и прагматизм в жизни не помешает. Здесь на сотни километров нет ни одного нормального врача, а люди болеют. И если Пабло, кстати великолепный травник, пусть и со своими шаманскими приплясами, людям помогает, то что в том плохого? В мире гораздо больше людей спасаются благодаря нетрадиционной медицине. Вся Южная Америка, Китай, Индия, да все и не перечислишь. Вот я и спрашиваю: зачем мне воевать с Пабло? Или даже проявлять к нему неуважение? Местное население его любит, и вполне заслуженно. Могу только мечтать, чтобы когда-нибудь под старость люди так же относились и ко мне.

Когда мы уже расходились, Пабло подошел, обнял меня за плечи и спросил, впрочем не дожидаясь ответа:

— Ну как тебе наш молодой падре? Не правда ли, умница? — И двинулся дальше в темноту к месту нашей стоянки.

Небольшое отступление. Думаю, здесь самое время вернуться к началу книги, а точнее к эпиграфу, — к тем требованиям, которые выдвинул испанский королевский дом инкам.

У нас привыкли говорить о жестокостях конкистадоров, но мало кто знает о том, какая серьезная оппозиция, в первую очередь среди богословов, возникла в Испании, когда, наученные первым горьким опытом обращения с местным населением первооткрывателей Америки, ряд деятелей церкви узнали о планах дальнейшей конкисты американского континента. Так что наш падре Хосе, с которым я вел беседу, на самом деле был продолжателем очень старого течения в католической церкви.

Еще в 1511 году доминиканский монах Антонио де Монтесинос начал полемику, обратившись с критической проповедью к испанским поселенцам острова Эспаньола. «На вас смертный грех, — ничуть не жалея самолюбия первых конкистадоров, заявил монах. — Вы живете с ним и умираете из-за жестокости и тирании, с которой обращаетесь с этими невинными людьми. Скажите мне, по какому праву вы держите индейцев в рабстве? На каком основании вы развязали войну против этих людей, которые тихо и мирно жили на своей собственной земле?»

Эта проповедь дошла до Испании и стала детонатором острейших споров. Причем исход спора между богословами имел немалое значение и для королевской власти, учитывая влияние в стране католической церкви. Одним из самых ярых защитников индейцев неожиданно стал бывший хронист конкистадоров Бартоломе де Лас Касас. Неожиданно, потому что он долгие годы сопровождал в походах конкистадоров, многие их преступления видел своими глазами, но до этого не высказывал ни малейшего желания их осудить. Видимо, проповедь, произнесенная доминиканским монахом на Эспаньоле, разбудила совесть и у него. Главным аргументом оппозиции стала мысль о том, что король имеет полное право распространять христианскую веру где угодно, но не может под этим предлогом вторгаться в другие страны с целью обогащения.

Точка зрения большинства церковников была совершенно иной. Чем-то она напоминает убеждение многих американцев, что весь остальной мир должен жить по их правилам. Индейцы все равно что дети, говорили эти богословы, поэтому нуждаются в отеческой опеке европейского монарха. К тому же какие сантименты могут быть с язычниками? Они вспоминали Ветхий Завет, и в частности ссылались на историю падения Иерихона как на пример справедливого уничтожения неверных.

С индейцами следует обращаться как с маврами, утверждали сторонники испанской экспансии в Новом Свете, благополучно забывая о том, что индейцы, в отличие от мавров, на испанскую землю не вторгались. Кстати, эти же богословы очень успешно занимались и грязным пиаром. Чтобы приглушить разговоры об испанских зверствах в Америке, которые уже начали ходить по всей Европе, они упорно распространяли «черную легенду» о жестокости индейцев, чтобы представить действия конкистадоров лишь как ответную, вынужденную меру.

В результате этих споров в 1512–1513 годах были сформулированы так называемые законы Бургоса, которые регулировали многие аспекты жизни индейцев. Законы были относительно гуманны по отношению к индейским женщинам и детям, но что касается мужчин, то их все равно обрекали на принудительный рабский труд. Впрочем, даже эти законы в действие так и не вступили.

Поскольку споры о том, морально ли христианскому монарху вести завоевательные войны, среди испанских богословов продолжались, король создал еще одну комиссию, в ходе работы которой гуманисты потерпели полное поражение. Именно эта комиссия и сформулировала те абсолютно неприемлемые требования, которые Писарро должен был вручить инкам, прежде чем начать завоевание Перу.

Отношение современных латиноамериканцев, включая, разумеется, и перуанцев, к Испании сложное. С одной стороны, они понимают, что многим обязаны испанской культуре, а с другой, ненавидят испанцев за то, что они сделали с древними цивилизациями. Не улучшают отношения, надо это признать откровенно, и многие испанцы, которые, приезжая в Латинскую Америку, по-прежнему задирают нос и часто совсем некстати напоминают местным, что это их бывшая колония. Или о том, как легко Писарро когда-то победил индейцев. Как-то забывая при этом, что победил он не только силой оружия и безусловным мужеством, но еще и хитростью, подлостью, жестокостью, безграничным цинизмом. Такие, как отец Хосе, среди испанцев, приезжающих в Латинскую Америку, к сожалению, скорее исключение.

Недаром в Перу можно встретить людей, которые не без удовлетворения отмечают, что все главные герои похода Франсиско Писарро — и он сам, и его брат, и большинство его командиров, даже казначей — не смогли дожить до старости и умереть естественной смертью. Кого-то позже убили в Испании, кто-то был убит еще раньше восставшими индейцами, есть и те, кто пал от руки палача.

Так что, по мнению перуанцев, «рука судьбы» главных героев этой драмы все же покарала. По справедливости.

Дальнейший путь по тропе тяжелым не показался даже мне. Нагрузка стала уже привычной, слишком крутых подъемов и спусков не встречалось, да еще Пабло развлекал нас, показывая затерянные в зарослях древние развалины. Были и забавные моменты.

На одном из участков тропы мы неожиданно столкнулись с тремя симпатичными, но очень упрямыми ослами, видимо удравшими от какого-то крестьянина. Пабло хотел тут же отвести животных в ближайшую деревню, но тут взбунтовался Боб, которому надоело тащить на себе огромный рюкзак. За время пути груз заметно уменьшился, поскольку большую часть съестного мы уже уничтожили, однако рюкзак был все еще увесистым. «Зачем отказываться от подарка судьбы?» — заявил Боб и тут же взгромоздил проклятую ношу на спину одного из ослов.

В конце концов, утешив себя мыслью, что мы ничего ни у кого не украли, а если встретится хозяин, тут же вернем ему его сокровище, мы с Пабло тоже взяли себе в прислугу по ослу. Пабло, который привык обращаться с этими упрямцами, просто влез на своего осла, а я ухитрился устроить на спине своего «скакуна» мешок с Джерри. Зрелище получилось довольно забавное, так что Боб не выдержал и снова взялся за «кодак».

Беда заключалась в том, что наши планы не совпали с планами свободолюбивых ослов. Так они, вольготно прогуливаясь по тропе, в свое удовольствие жевали самую вкусную траву, а теперь им предлагали вновь впрячься в работу. Короче, они тут же завопили: «Рабы не мы, мы не рабы!» — и отказались двигаться дальше.

Особое недовольство проявил мой осел, который категорически не желал везти на своей спине собаку. Видимо, это ущемляло его ослиное достоинство, а потому осел устроил посреди тропы то, что обычно устраивают лошади на родео. То есть начал брыкаться и вообще делать все, чтобы сбросить ненавистного седока. Очень скоро это ему удалось, хотя я вроде и привязал рюкзак с терьером вполне надежно. Тем не менее веревки не выдержали, рюкзак постепенно сполз ослу под брюхо, пес из него вывалился и тут же в отместку тяпнул обидчика за ляжку. После чего осел с диким воем умчался по тропе вдаль. Хорошо еще, что метров через двести мы нашли на земле собачий рюкзак, а то бы не знали, что дальше делать с терьером.