Истребитель ведьм (сборник) - Внук-Липиньский Эдмунд - Страница 53

Нетопырь взмахнул крыльями, поднялся и полетел в сторону фонтана. В тот миг, когда кривые когти заскрежетали по камню облицовки, уродливый слюнявый рот уже размазывался, изменялся, исчезал, хотя появляющиеся на его месте бледные губки по-прежнему не скрывали убийственных клыков.

Брукса пронзительно завыла, модулируя свой голос в ужасающий напев, вытаращила на ведуна переполненные ненавистью глаза и снова испустила вопль.

Удар волны был таким мощным, что преодолел Знак. Перед глазами Геральта закружились черные и красные круги, в висках и темени застучало. Сквозь боль, сверлившую уши, он стал слышать голоса, причитания и стоны, звуки флейты и гобоя, шум вихря. Кожа на его лице мертвела и зябла. Он упал на одно колено и потряс головой.

Черный нетопырь бесшумно плыл к нему, на лету раскрывая зубастые челюсти. Геральт, хотя и ошеломленный волной крика, среагировал инстинктивно. Он вскочил с земли, молниеносно приспосабливая темп движений к скорости полета чудища, сделал три шага вперед, уклон и полуоборот, а затем нанес быстрый, как мысль, удар двумя руками. Клинок не встретил сопротивления. Почти не встретил. Он услышал вопль, но на сей раз это был вопль боли, вызванной прикосновением серебра.

Брукса, воя, метаморфизировала на спине дельфина. На белом платье, чуть повыше левой груди, виднелось красное пятно под порезом не длиннее мизинца. Ведун скрежетнул зубами — удар, который должен был располовинить бестию, оказался царапиной.

— Кричи, вампирка, — проворчал он, обтирая кровь со щеки. — Выорись, потеряй силы. И тогда я срублю твою красивую головку.

— Ты. Ослабнешь первый. Колдун. Убью.

Губы бруксы не шевельнулись, но ведун слышал слова ясно, они раздавались в его мозгу, взрываясь, глухо звеня, с отзвуком, словно из-под воды.

— Посмотрим, — процедил он, идя, пригнувшись, к фонтану.

— Убью. Убью. Убью.

— Посмотрим.

— Верена!

Нивеллен, с опущенной головой, обеими руками вцепившийся в косяк, вывалился из двери особняка. Шаткой походкой он направился в сторону фонтана, неуверенно махая лапами. Воротник его кафтана был запятнан кровью.

— Верена!

Голова бруксы дернулась в его направлении. Геральт, подняв меч для удара, прыгнул к ней, но реакции вампирки были значительно быстрее. Резкий вопль — и очередная волна сбила ведуна с ног. Он рухнул навзничь и заскользил на спине по гравию аллейки. Брукса изогнулась, напряглась для прыжка, клыки в ее рту заблестели, как разбойничьи кинжалы. Нивеллен, растопырив лапы, как медведь, попытался схватить ее, но она крикнула прямо ему в пасть, отбросив на несколько саженей назад, на деревянные леса под оградой, которые с громким треском сломались, похоронив его под кучей древесины.

Геральт уже был на ногах, он бежал полукругом, огибая двор, стараясь отвлечь внимание бруксы от Нивеллена. Вампирка, хлопая белым платьем, неслась прямо на него, легко, как мотылек, едва касаясь земли. Она уже не кричала, не пыталась перевоплощаться. Ведун знал, что она утомлена. Но знал также и то, что, даже утомленная, она смертельно опасна. За спиной Геральта Нивеллен ревел, грохоча досками.

Геральт отскочил влево, окружил себя коротким, дезориентирующим вращательным движением меча. Брукса двигалась к нему — черно-белая, растрепанная, страшная. Он недооценил ее — она испустила вопль на бегу. Он не успел сложить Знак, полетел назад, врезался спиной в ограду, боль в позвоночнике запульсировала до самых кончиков пальцев, парализовала руки, подкосила ноги. Он упал на колени. Брукса, мелодично воя, бросилась к нему.

— Верена! — взревел Нивеллен.

Она обернулась. И тогда Нивеллен с размаха вонзил ей между грудей острый конец сломанной трехметровой жерди. Она не вскрикнула. Только вздохнула. Ведун, услышав этот вздох, задрожал.

Они стояли — Нивеллен на широко расставленных ногах, держа жердь обеими руками, заблокировав ее конец под мышкой. Брукса, как белая бабочка на булавке, повисла на другом конце шеста, тоже сжимая его обеими руками.

Вампирка душераздирающе вздохнула и вдруг сильно нажала на кол. Геральт увидел, как на ее спине, на белом платье, расцветает красное пятно, из которого а фонтане крови вылезает, отвратительно и неподобающе, обломанный конец. Нивеллен вскрикнул, сделал шаг назад, потом второй, потом стал быстро пятиться, но не отпускал шест, волоча за собой пробитую бруксу. Еще шаг, и он уперся спиной в стену особняка. Конец жерди, который он держал под мышкой, заскрежетал по стене.

Брукса медленно, как бы ласкающе, продвинула маленькие ладони вдоль шеста, вытянула руки на всю длину, крепко ухватилась за жердь и снова нажала на нее. Уже более метра окровавленной древесины торчало из ее спины. Глаза ее были широко раскрыты, голова откинута назад. Ее вздохи стали чаще, ритмичнее, переходя в хрипенье.

Геральт встал, но, захваченный этой картиной, по-прежнему не мог решиться на какое-либо действие. Он услышал слова, глухо звучащие внутри черепа, как под сводом холодного и мокрого подвала:

— Мой. Или ничей. Люблю тебя. Люблю.

Очередной, ужасный, вибрирующий, давящийся кровью вздох. Брукса дернулась, продвинулась вдоль жерди дальше, протянула руки. Нивеллен отчаянно взревел, не отпуская шеста, силился отодвинуть от себя вампирку как можно дальше. Напрасно. Она продвинулась вперед еще больше и схватила его за голову. Он взвыл еще пронзительнее, замотал косматой головой. Брукса снова продвинулась на жерди и приблизила голову к горлу Нивеллена. Клыки блеснули ослепительной белизной.

Геральт прыгнул. Прыгнул, как безвольная замедленная пружина. Каждое движение, каждый шаг, который надлежало сделать, был его естеством, был отработан, неотвратим, автоматичен и смертельно выверен. Три быстрых шага. Третий, как сотни таких же шагов прежде, заканчивается на левую ногу, крепким решительным упором. Поворот туловища, сильный, размашистый удар. Он увидел ее глаза. Ничто уже не могло измениться. Ничто. Он крикнул, чтобы заглушить слово, которое она повторяла. Ничто не могло. Он рубил.

Он ударил уверенно, как сотни раз перед этим, и тотчас, продолжая ритм движения, сделал четвертый шаг и полуоборот. Клинок, в конце полуоборота уже свободный, двигался за ним, блестя, влача за собой веерок красных капелек. Черные как смоль волосы заколыхались, развеваясь, плыли в воздухе, плыли, плыли, плыли…

Голова упала на гравий.

Чудовищ становится все меньше?

А я? Кто я такой?

Кто кричит? Птицы?

Женщина в полушубке и голубом платье?

Роза из Назаира?

Как тихо!

Как пусто. Какая опустошенность.

Во мне.

Нивеллен, свернувшийся клубком, сотрясаемый спазмами и дрожью, лежал под стеной особняка, в крапиве, обхватив голову руками.

— Вставай, — произнес ведун.

Молодой, красивый, могучего телосложения мужчина с бледной кожей, лежащий под стеной, поднял голову и осмотрелся вокруг. Взгляд у него был безумный. Он протер глаза костяшками пальцев. Посмотрел на свои руки. Ощупал лицо. Тихо охнул, вложил палец в рот и долго водил им по деснам. Снова схватился за лицо и снова охнул, коснувшись четырех кровавых распухших полос на щеке. Он всхлипнул, потом рассмеялся.

— Геральт! Как это! Как это… Геральт!

— Вставай, Нивеллен. Вставай и пошли. Во вьюках у меня есть лекарство, оно необходимо нам обоим.

— У меня уже нет… Нет? Геральт? Как это?

Ведун помог ему встать, стараясь не смотреть на маленькие, такие белые, до прозрачности, руки, стиснутые на жерди, воткнутой между маленькими грудями, облепленными мокрой красной тканью. Нивеллен снова охнул.

— Верена…

— Не смотри. Идем.

Они пошли через двор, мимо куста голубых роз, поддерживая друг друга. Нивеллен беспрестанно ощупывал себе лицо свободной рукой.

— Невероятно, Геральт. Через столько лет? Как это возможно?

— В каждой сказке есть доля правды, — тихо сказал ведун. — Любовь и кровь. У обоих могучая сила. Маги и ученые ломают себе над этим головы много лет, но ни к чему не пришли, кроме того, что…