Истребитель ведьм (сборник) - Внук-Липиньский Эдмунд - Страница 13

— Азехил, начинай!

Паренек, не закрывая рта, вытаращил глаза, напрягаясь изо всех сил, и те, кто послушался Кармена, услышали:

— Хэй-здра-а-вствуй-те-е все-е-е…

Похоже, до многих из присутствующих дошло это приветствие, так как разразившийся шум забивал все разумные мысли, не давал ухватить ни одной. Рами, чувствуя, что она не в силах уберечь Барбара от этого гула, просто-напросто ушла с волны общеслухового канала.

— Боже… Рами! Что это? Я не в бреду? — выдавил из себя с трудом Барбар. — Неужели он это… действительно… — он искал мысленно нужное слово, — сделал?

— Да, — признала Рами, — полагаю, что нам лучше отсюда уйти. Ты в шоке, а тебе нельзя рисковать.

— Заткнись! — прорычал Барбар. — И включай поскорее общеслуховой канал.

Шум и гул исчезли почти совсем, очевидно, присутствующие боялись не уловить чего-нибудь из мысли Кармена.

— Нет, это не обман. Это явь, — неслись его триумфальные мысли. — Все мы, или почти все, можем сделать то же самое после долгих или коротких, для кого как, тренировок. Уверяю вас. И таким образом мы могли бы в значительной степени обрести независимость от наших собственных жен! При этом хотел бы отметить… — тон мысли Кармена несколько изменился, что мне попался очень интересный материал, как раз наводящий на происхождение института жен, и, надеюсь, вскоре смогу поделиться с вами этой любопытной находкой. Но вернемся к Азехилу. То, что он сейчас показал, лишь малая толика его возможностей. Чтобы вас не утомлять, сразу перейдем к тому, что мне представляется наибольшим достижением моим и сына, Азехил, давай!

Паренек, все еще находясь в вертикальном положении, приподнял слегка левую ногу и переставил ее вперед, затем сделал то же самое с правой ногой и… оставил жену за собой! Он стоял с легким уклоном в левую сторону, его тело немного сотрясалось от напряжения, но он стоял, стоял сам, без помощи жены и силополей!

Шквальный рев сотен мыслей оглушил Барбара, хотя и сам он, не ведая этого, тоже орал изо всех сил. Потрясенная происходящим, Рами лишь какое-то время спустя отключила общеслуховой канал и прибегла к успокаивающим средствам. Несколько десятков жен поспешно вынесли своих мужей, чтобы заняться реанимацией за стенами Академии. Прошло много времени, прежде чем остальным женам удалось привести оставшихся в зале мужей в какое-никакое нормальное состояние. Все это время Кармен с женой и Азехил самостоятельно стояли на сцене, глаза их сверкали.

А когда, наконец, наступила тишина, откуда-то из конца зала до всех донеслась мысль-вопрос:

— Милые номера, конечно, но зачем они людям?

И в тишине, ставшей еще более глубокой, чем мгновение назад, прозвучал ответ Кармена:

— Вот этого я пока не знаю…

Перевод Вадима Лунина

Анджей Джевиньский

ГОНЕЦ

Артемид — не мог сказать, как долго длилось его унижение. Меткий пинок канейского солдата, казалось, отбил ему все внутренности. Всепоглощающую боль усиливали безжалостные толчки и рывки копья, на котором его несли привязанным за руки и ноги. Он открыл глаза. В свете факела нельзя было разглядеть, куда его тащили. Да и какая разница? На что может рассчитывать побежденный воин? Он застонал от внезапно проснувшейся ярости. Допустить такой разгром! Армия разбита наголову, все погибли. Если бы на него не свалился подыхающий конь и не придавил своим телом…

Тишина подсказала, что они находятся уже у цели. Те, кто его несли, с кем-то разговаривали; он не понимал языка. Он слышал только пьяные возгласы, и человек, разящий не-добродившим пивом, поднес пламя факела почти к самому его лицу. Затрещали опаленные волосы, а тело изогнулось, пытаясь уйти от огня. Издевательский смех, и кто-то плюнул ему в лицо, но промахнулся. Один из носильщиков опустил свой конец копья, и тело Артемида сползло на землю. Заскрипели дверные петли. Одним мощным ударом его зашвырнули внутрь какого-то помещения. Дверь закрылась.

От пола несло грязью и навозом, какая-то цепь, а может быть, сбруя, впивалась ему в живот, но у него не было сил перевернуться на спину. Сначала он решил, что находится в темнице или в погребе, и лишь когда глаза привыкли к темноте, увидел стоящие вдоль стен лохани. Но это не имело значения. Главное, что в углу, освещенном струйкой лунного света, сидели люди. Один из них, смахивающий на огромного паука, полз к нему.

— Кто ты? — наконец-то к нему обратились на родном языке.

— Центурион Артемид. А ты кто?

— Я солдат. А зовут меня Плебо.

Солдат ощупал его путы, а потом перерезал их неведомо откуда взявшимся лезвием. Артемид приподнялся и, шипя от боли, отрывал впившиеся в тело конопляные волокна.

— Сколько нас здесь?

— Вместе с тобой — восемь.

— Еще офицеры есть?

Плебо поколебался:

— Вроде есть один.

— Почему вроде?

— Он с нами не разговаривает.

Подымаясь на ноги, Артемид всю силу воли сосредоточил на том, чтобы не упасть. Идя вслед за Плебо, он с удивлением отметил ширину плеч воина. Он бы не отказался иметь в своей команде такого солдата, да только будет ли еще когда-нибудь командиром?

Офицера среди пленных он выделил еще на подходе. Невысокий блондин со сломанным носом одиноко сидел под окном, около перевернутой лохани. Солдаты даже не пошевелились, когда Артемид подошел к ним. Плебо остановился и склонился над стонущим раненым. Артемид прошел к офицеру.

— Центурион Артемид, — назвался он, возможно, излишне громко.

Блондин неохотно посмотрел вверх:

— Разве сейчас это имеет значение? Садись.

Ощупывая пол в поисках сухого места, Артемид увидел на шее офицера металлическую цепочку. Это открытие так ошарашило, что на секунду он даже перестал замечать нестерпимую вонь помещения.

— Трибун, — произнес Артемид, тыча пальцем в сидящего. — Ты трибун!

Человек под окном покосился на медальон и нехотя кивнул.

— Забыл выбросить, — пробормотал он и ухватил Артемида за полу. — Да, я трибун Луций, но что с того?

Артемид не успел осознать смысл его слов, когда почувствовал на плече ладонь. Это был Плебо.

— У одного из наших сильное кровотечение. Нам нужна рубашка, чтобы его перевязать.

Артемид сбросил его руку с плеча.

— Ты что?! Хочешь, чтобы я остался в одной куртке?

— Оставь центуриона, солдат, — сказал Луций и принялся неловко стягивать с себя одежду. — Ему рубашка может еще пригодиться.

Артемид покраснел. Какое унижение, подумал он, но, пока Плебо был рядом, не сказал ни слова.

— Трибун Луций, — заявил он позже, подчеркивая слова. — Вы позорите свое звание…

Ответом был скрипучий смех. Артемид мог бы присягнуть, что его собеседник от души веселится.

— Центурион, — услышал он, — как это получилось, что мы проиграли битву, имея таких безупречных и отважных офицеров?

— Как это получилось? — прошипел Артемид сквозь зубы.

Теперь сырая глина, смешанная с гниющими отбросами, не помешала ему опуститься на пол.

— Это произошло потому, что наше командование позволило, чтобы его, как детишек, обвел вокруг пальца прозрачный маневр канейцев. Потому что мы позволили их коннице обойти наши фланги, и все центурии оказались в котле.

Луций перестал смеяться и с интересом разглядывал лицо Артемида.

— Потому что после часа сражения, когда у нас был еще перевес в людях, консул приказал атаковать тяжеловооруженных, вместо того, чтобы начать отход. А у нас уже не было копий.

Луций поиграл медальоном.

— В чем-то ты прав, центурион, но только в чем-то. — Он поднял руку и принялся загибать пальцы. — Во-первых, легче всего кричать после битвы, как надо было действовать. Во-вторых, прими во внимание, что сначала именно наша конница была хитростью и предательством оторвана от главных сил, а потом уничтожена в том ущелье. В-третьих, консул Марк погиб в первые минуты, когда лично пытался прийти на помощь.

Артемид отклонился назад, его затылок коснулся стены хлева.