Знамя Быка - Sabatini Rafael - Страница 37

Процессия пересекла широкую площадь около Палаццо Пубблико и выехала на главную улицу, протянувшуюся через весь город с запада на восток, от моста Августа до ворот Романьи.

На углу Виа-делла-Рокка шум толпы был особенно силен, и никто не услышал дважды повторившегося лязга арбалетной струны. Даже герцог лишь тогда понял, что произошло, когда увидел, как всадник в плаще из тигровой шкуры внезапно склонился на шею своей лошади.

Слуги моментально подхватили поводья и поддержали безжизненную фигуру всадника. Те, кто следовал за Чезаре, тут же натянули поводья и остановились; и среди собравшихся воцарилось испуганное молчание, когда человек, которого принимали за Чезаре Борджа, повалился из седла на бок, на руки слугам, с арбалетной стрелой в голове.

В следующий момент напряженную тишину прорезал крик ужаса:

— Герцог мертв!

И в ответ на этот крик, как по волшебству, в стременах поднялся сам герцог, с обнаженной головой и казавшейся рыжей в свете факелов каштановой бородой.

— Это убийство! — воскликнул он и гневно добавил: — Кто посмел это сделать? — Затем он резко указал рукой в сторону углового дома справа от него. — Туда, — закричал он алебардщикам, пробиравшимся к нему сквозь толпу. — Туда, говорю вам, и если хоть один из них ускользнет — вам не поздоровится! Они убили посла Венеции и заплатят своими головами, кто бы они ни были.

Люди Борджа моментально окружили дом. Дверь рухнула под яростными ударами алебард, и солдаты ворвались внутрь, чтобы схватить убийц, в то время как Чезаре поспешил вперед, к открытой площади перед крепостью, а его придворные, слуги и жители города в шумном беспорядке бросились за ним.

Около крепости Чезаре натянул поводья, а алебардщики с пиками наперевес расчистили вокруг него место и образовали барьер против напиравшего люда, в то время как из дома на улицу выводили схваченных там пятерых человек.

Их вытащили на очищенное алебардщиками пространство и подвели к герцогу, который должен был теперь совершить правосудие. Рядом с ним, верхом на муле, озадаченный, бледный и дрожащий, сидел мессер Капелло, которому Чезаре велел остаться, помня о том, что присутствие представителя Венеции необходимо при завершении этого дела.

Капелло был человеком туповатым и вряд ли мог верно объяснить случившееся, пока не увидел лица пленников, которых солдаты поставили перед герцогом. И только тогда он наконец понял, что Синибальди был ошибочно принят за герцога и стрела, предназначавшаяся Чезаре, попала в него. Но за таким открытием сразу последовали очевидные вопросы. Не было ли со стороны Чезаре Борджа умысла, приведшего к подобной ошибке? Не для того ли он одел Синибальди в тигровую шкуру, герцогскую шляпу и усадил на своего коня?

Ответ на эти вопросы мог быть только утвердительным, и Капелло охватила ярость оттого, что герцог ловко их всех одурачил и обернул дело против Синибальди. Но еще существовала Светлейшая республика, с которой приходилось считаться и которая знала, как отомстить за смерть своего посла.

Мессер Капелло гневно повернулся к герцогу, выразительно подняв руку. Угрозы уже готовы были сорваться с его губ. Но прежде, чем он успел заговорить, Чезаре крепко, словно в тиски, схватил его за запястье.

— Взгляните, — велел он послу. — Мессер Капелло, взгляните! Посмотрите-ка на них. Тут синьор Раньери, оказавший гостеприимство принцу и называвший себя его другом; кто бы мог подумать, что именно Раньери станет его убийцей! А эти двое — они ведь тоже заявляли о своей дружбе с Синибальди.

Капелло посмотрел, куда ему было сказано, и его ярость уступила место изумлению.

— А рассмотрите-ка вон тех двоих, — продолжал герцог, повышая голос. — Оба они в ливреях принца, его домочадцы, слуги, которым он доверял. До каких же темных глубин злодейства может пасть человек!

Капелло взглянул на герцога и чуть было не поверил в его искренность. Но все же он был не настолько туп, чтобы позволить снова провести себя сейчас. И Капелло не осмелился произнести слова, готовые сорваться с языка, из опасения, как бы не обвинить мертвого Синибальди, а на себя самого не навлечь гнев Совета десяти Венеции. Он совершенно ясно понимал: заявить о том, что Синибальди был убит вместо Чезаре, означало бы признать, что именно принцем Синибальди и, соответственно, самой Светлейшей республикой было задумано это убийство, поскольку все схваченные являлись его друзьями и слугами.

Капелло посмотрел в глаза герцогу и понял наконец, что герцог насмехается над ним. Венецианец содрогнулся от приступа вскипевшей в нем ярости, но ради собственной безопасности был его вынужден подавить. Но это было не все. Ему пришлось выпить до последней капли горькую чашу яда, которую приготовил ему Чезаре. Его заставили играть простака и согласиться с тем, что Синибальди якобы был подло убит своими друзьями и слугами, на чем дело и прекратить.

— Синьор, — вскричал Капелло так, чтобы все могли его слышать, — от имени Венеции я взываю к вашему правосудию: воздайте должное этим убийцам.

Так, устами своего посла, Венеции пришлось самой отказаться от своих граждан и потребовать для них смерти от руки человека, убить которого они были наняты. Пережитое унижение и бессильная ярость впоследствии двигали пером Капелло, когда он принимался писать о чем-либо, касающемся деяний Борджа.

И Чезаре, не менее его оценивший трагическую иронию случившегося, жутко улыбнулся и, глядя в глаза Капелло, ответил:

— Положитесь на меня: я отомщу за оскорбление, нанесенное Светлейшей республике в той же мере, в какой воздал бы за оскорбление, нанесенное лично мне.

Узрев коварство Капелло, синьор Раньери стряхнул с себя охватившее его оцепенение. Он понял, что оказался лишь жалким орудием в руках Венеции и ее представителя.

— Ваше высочество, — с исказившимся от гнева лицом воскликнул он, стараясь вырваться из удерживавших его рук. — Вы еще много не знаете. Выслушайте меня! Выслушайте меня сперва!

Чезаре тронул поводья лошади и подъехал к синьору Раньери. Слегка наклонившись в седле, он посмотрел ему в глаза с тем же выражением, с каким чуть раньше смотрел в глаза Капелло.

— Нечего слушать вас, — произнес он, — я знаю все, что вы мне можете сказать. Позаботьтесь исповедаться. Утром за вами придет палач.

Он кликнул своих спутников, их дам, стражу и слуг и во главе этой процессии въехал через подъемный мост в огромную крепость Сиджизмондо Малатесты.

На другой день первые горожане, рано появившиеся на улицах Римини, увидели в бледном свете зимнего утра пять тел, безжизненно раскачивавшихся под балконом дома, откуда были выпущены стрелы. Таков был приговор герцога убийцам принца Синибальди.

Чуть позже сам Чезаре Борджа, отправившийся во главе своей армии в Фаэнцу, против Манфреди, остановился, чтобы взглянуть на них.

Утонченность способа возмездия радовала его. С мрачным юмором он представлял себе замешательство Совета десяти, когда правители Венеции получат донесение своего представителя.

Но это было еще не все. Неделей позже в Форли, где герцог остановился перед осадой Фаэнцы, прибыл Капелло и от имени Совета десяти попросил аудиенции у герцога. Он доставил письмо, в котором Светлейшая республика выражала его высочеству герцогу свою признательность за совершенное им правосудие.

Это позабавило герцога Валентино. Не менее приятной была мысль о том, что он остался верен букве обещания, данного супруге венецианского посла, — ни он сам, ни кто-либо из его людей пальцем не тронул принца Синибальди.