Сказание о директоре Прончатове - Липатов Виль Владимирович - Страница 4

– С захмеленьем вас, Олег Олегович! – с завистью пропел он. – Со счастливым воскресеньицем!

Ударила до твердой земле копытами тройка, захрипев, вздернул розовогубую морду коренник, пристяжные скакнули как бы в стороны, как бы из упряжки и – пошли плясать небо, земля, берега таежной реки Кети.

Опять тугой воздух ударил в прончатовское лицо, осенил глаза теплом, поддул под рубаху свежесть и пустоту. Восторг полета, радость бытия, счастье молодого, здорового тела… И, пролетая мимо дома плановика Полякова, будоража переулок громом и свистом, Олег Олегович призывно оглянулся, но женщины на крыльце поляковского дома не увидел. Пустым было крыльцо, и от этого с ним случилось полузабытое: почувствовал вдруг, как под сердцем остренько кольнуло. «Батюшки-светы! – удивился сам себе Прончатов. – Что же это делается, батюшки-светы!»

Тройка летела по крутому берегу Кети. Пронеслись мимо с воем, как мост под колесами курьерского поезда, пустые и зияющие сараи, громадой навалились шестиэтажные штабеля леса и теса, затем открылся зеленый, сквозной, точно облитый ранним холодом березняк; пахнуло прелью, земляникой, а уж потом скакнул выше головы густой кедрач.

– Стой, залетные!

Перед Прончатовым вальяжно разлеглась Кеть – река перед Обью невеликая, но по европейским масштабам широкая, могучая, глубоководная. И вместительной была она: сновали катера и лодки, разворачивая, причаливал под погрузку две большие металлические баржи буксирный пароход «Щетинкин», навстречу стрежню пробивался небольшой пассажирский пароход «Отважный», весельный паром пересекал реку сразу за «Отважным». Большое движение было на Кети.

– Встречать будешь в два часа! – сказал Прончатов.

Под яром стоял катер с цифрой "2" на борту. Он имел один мотор, одна красная труба маячила над палубой, в новой части стояла только одна скамейка, и только один трап соединял «Двойку» с твердой землей. В два раза меньше и в два раза слабее была «Двойка» по сравнению с «Единицей» – директорским катером, который стоял тут же, на причале.

Прекрасна была «Единица»! Если «Двойку» покрасили в желтое и темное, если у «Двойки» только труба была яркой, то «Единица» стояла под солнцем павлином: сама белая-белая, две трубы – голубые, корпус – кроваво-красный. В трюме у «Единички» два мотора по сто пятьдесят сил, в носовой надстройке две каюты – приемная и кабинет, в кормовой – коричневая спальная, зеленый линкрустовый туалет, желтая кухонька на четыре керосиновые конфорки. А как бежит «Единичка»! Как она бежит! Птица…

На этом месте повествования в судьбу Олега Прончатова активно вмешивается автор. Оставив главного инженера Тагарской сплавной конторы на берегу, он, автор, заглядывает в будущее товарища Прончатова. зная, что шестнадцатого июля 1965 года…

СКАЗ О БУДУЩЕМ

Шестнадцатого июля 1965 года в районной газете «Труженик Нарыма» появился фельетон Евг. Кетского (псевдоним Ивана Мурзина) «Кушать подано!».

Как полагается, в Тагарской сплавной конторе первой фельетон прочла секретарша Людмила Яковлевна. Так как дело происходило в половине девятого утра и директора Олега Олеговича Прончатова в конторе еще не было, она позволила тебе громко вскрикнуть от возмущения:

– Какая черная, нечеловеческая несправедливость! А мы всегда так радушно принимали этого Евг. Кетского! Боже, боже!

Потом Людмила Яковлевна представила, как газета с фельетоном попадет на стол к Олегу Олеговичу, и ей стало страшно. «Он такой неожиданный! – подумала ока о директоре и зажмурилась. – Он такой вспыльчивый!» – хотя вспыльчивым Олег Олегович никогда не был.

Без пятнадцати девять Людмила Яковлевна торопливо напудрила носик и начала с содроганием глядеть на дверь приемной, так как именно в это время по коридору протукали твердые шаги, потом дверь во всю ширь распахнулась, и в ней, как в рамке картины, появился Олег Олегович в сером костюме. Прончатов весело поздоровался с Людмилой Яковлевной, блеснув запонками белоснежной сорочки, направился к ней и спросил чистым, утренним голосом:

– Что случилось, товарищ Людмила Яковлевна?

– Ах, ничего не случилось! – берясь пальцами за бледные виски, сказала Людмила Яковлевна. – Абсолютно ничего, ничего не случилось!

Однако Олег Олегович ей не поверил. Он пожал плечами, улыбнулся насмешливо и поглядел на Людмилу Яковлевну с укором, точно хотел сказать: «Нехорошо вы себя ведете, дорогая! Имеете тайны, и от кого?» После этого директор чеканным шагом проследовал в кабинет, сказав на прощанье:

– Ну, ладно-с!

Двери между приемной и кабинетом были двойные, толстые, дерматин на войлоке хорошо поглощал звуки, но Людмила Яковлевна была тем единственным человеком на свете, который слышал все, что происходит в кабинете, и ей казалось, что целая вечность прошла с той минуты, когда Олег Олегович начал читать фельетон «Кушать подано!», до той роковой секунды, когда в кабинете раздались непонятные звуки, что-то с шумом обрушилось на пол, зазвенело, задвигалось, заходило. Потом опять на мгновение установилась тишина – зловещая, опасная, – и уж затем Людмиле Яковлевне показалось, что в кабинете случилось нечто страшное… «Будь что будет!» – подумала секретарша и, схватив первую попавшуюся телеграмму, бросилась на выручку.

Вбежав в кабинет, она обомлела на пороге от негодования и неожиданности: Прончатов смеялся. Он просто помирал от хохота, и Людмила Яковлевна взяла со стола графин, чтобы налить воду, но не успела – Олег Олегович вдруг перестал смеяться.

– Вы и представить себе не можете, Людмила Яковлевна, что будет! – неожиданно трезвым голосом сказал Прончатов и сел в кресло прямо. – Спрячьте глупую телеграмму да срочно соедините меня с редактором районной газеты…

Когда секретарша ушла, Олег Олегович сладостно потер руку об руку, прешироко улыбнувшись, достал из ящика стола карандаш и, подчеркивая нужные места, перечитал фельетон «Кушать подано!».

Как Кетской писал: «Единица – вздор, единица – ноль!» – говорил Владимир Маяковский, но мы скажем: «Единица не вздор, единица не ноль, если эта „Единица“ – личный катер директора Тагарской сплавной конторы Олега Олеговича Прончатова!» Однако следует рассказать все по порядку.

…В один из весенних дней, когда природа и отдел рабочего снабжения радовались солнцу и открывшейся навигации, Олег Олегович ехал в служебную командировку. У него было прекрасное настроение. Еще бы: штурвальный «Единички», он же личный повар директора, хорошо побеспокоился о том помещении на катере, которое раньше называлось каютой, а теперь стало называться камбузом. Да, не удивляйтесь, читатель! В личном катере Олега Олеговича есть не только кухня. Но об этом ниже…

Итак, пели птицы, журчала за кормой катера вода, оба стопятидесятисильных мотора пели веселую, бодрую песню. Зачем нужны личному катеру два мощных мотора, которые можно было бы использовать на катерах-буксирах, Олег Олегович, понятно, не знал сам, но у него, повторяем, было прекрасное настроение, так как в кухне уже жарилась молодая утка весеннего отстрела (заметьте, что охота еще запрещена!), томилась на противнях картошечка и аппетитно лежали на тарелках разные закуски.

– Кушать подано! – наконец возвестил повар-штурвальный.

Улыбаясь от предвкушения сытного завтрака, Олег Олегович направился в… столовую. Да, да, не удивляйтесь, читатель, но на личном катере директора Тагарской сплавной конторы, кроме кухни, есть и прекраснейшая столовая.

Пообедав, Олег Олегович решил отдохнуть в своей спальне.

Да, да, читатель, на катере имеется и спальная!

После сладкого сна Олег Олегович проснулся только тогда, когда его личный катер подходил к плотбищу Ула-Юл. «Ну что же, – подумал Олег Олегович, – можно и поработать!» И он отправился в… свой личный кабинет.

– Связь установлена! – доложили Олегу Олеговичу.

Вы ничего не поняли, читатель, так как, конечно, ждете, что Олег Олегович пойдет на плотбище, чтобы лично встретиться с коллективом сплавучастка, разобраться в нуждах и претензиях. Увы! Олег Олегович, сидя за столом, кладет руку на что-то черное, подносит это черное к уху и… разговаривает по телефону.