Заповедное место - Варгас Фред - Страница 40

Адамберг прикурил вторую сигарету от первой. Какое счастье, что Жослен успел починить ему котелок сегодня утром, когда он был на грани психоэмоционального срыва. Иначе он не устоял бы под напором буйной фантазии этих двоих, сначала Кромса, потом Данглара.

— Кто так думает, Данглар? — спросил он, погасив окурок.

— С каких пор вы опять начали курить?

— С того момента, как вы начали этот разговор.

— А не надо бы. Это признак того, что вы стали по-другому смотреть на жизнь.

— Кто так думает, Данглар? — чуть громче повторил Адамберг.

— Пока никто. Но через четыре или даже три дня так будет думать Брезийон, да и ребята из Авиньона тоже. А потом и все остальные. У них уже возникли подозрения. Заметьте: несмотря на гильзу, найденную под холодильником, Воделя даже не стали задерживать.

— Почему они так подумают?

— Да ведь было сделано все возможное, чтобы заставить их так подумать. Черт возьми, это же совершенно очевидно.

Данглар вдруг взглянул на Адамберга с возмущением.

— Но вы же не думаете, что я так думаю? — спросил он.

Такие нескладные фразы от майора можно было услышать нечасто.

— Не знаю, майор. Вы изложили план преступления настолько убедительно, что теперь я и сам так думаю.

Данглар опять сходил к себе в кабинет и вернулся со стаканом вина.

— Я старался изложить план преступления как можно убедительнее, — сказал он, чеканя слова, — чтобы убедить вас в том, что все поверят в то, во что их хотят заставить поверить.

— Говорите по-человечески, Данглар.

— Я уже сказал вам вчера: кто-то решил вас убрать. Этому «кому-то» очень не хочется, чтобы вы поймали убийцу из Гарша. Потому что для него это стало бы катастрофой. У него длинная рука, он вращается в высоких сферах. И он, вне всякого сомнения, приходится убийце родственником либо близким другом. Вас надо убрать, а убийство надо повесить на кого-то другого, чтобы Кромсатель мог выйти сухим из воды. Это ведь не так уж трудно, правда? С самого начала вас пытаются подставить, раз, другой, третий, но этого оказывается недостаточно, чтобы вывести вас из игры. Тогда он решает ускорить дело: организует «утечку информации» — и фамилия Кромсателя попадает в газеты, а затем помогает ему вовремя скрыться, подбрасывает Воделю-младшему гильзу и стружки от вашего карандаша. И все — мышеловка захлопывается. Автоматически. Но чтобы этот план сработал, господину из высоких сфер нужны сообщники. И прежде всего — сообщники, которые служат здесь. Кто может подбросить стружки? Только парень из Конторы. Кто имел доступ к гильзам? Мордан и Морель. А кого сегодня нет в Конторе — якобы у него депрессия, он не в состоянии работать и коллегам нельзя его навещать? Мордана. Я предупреждал вас тогда, в кафе, а вы говорили, что у меня мерзкие мысли. Я вам сказал, что через две недели его дочь предстанет перед судом. Вот увидите, ее выпустят, они с отцом будут рады и счастливы. А вы к тому времени уже будете за решеткой.

Адамберг шумно выдохнул дым — более шумно, чем это было необходимо.

— Вы мне верите? — спросил Данглар. — Вы поняли всю механику этого дела?

— Да.

— Крикет, — повторил Данглар, в жизни не занимавшийся спортом. — Надо успеть поймать мяч. За три дня. Максимум за четыре.

XXVII

— То есть надо успеть найти Кромса.

— Кромса?

— Кромсателя. Тальберг прислал его досье?

— Вот оно, — сказал Данглар, подняв стакан и показывая на розовую папку. На ней осталось круглое влажное пятно — след от стакана. — Извините за этот кружок.

— Будь это наша единственная проблема, Данглар, жизнь была бы прекрасна. Мы бы курили и пили в свое удовольствие, ловили форель на озере у вашего друга Стока, оставляли кружки от стаканов на дощатой пристани, катались бы на лодке с вашими сыновьями и малышом Томом и проматывали денежки старика Воделя вместе с Эмилем и его псом.

Адамберг улыбнулся широкой, радостной улыбкой, которая всегда, даже в самых тяжелых ситуациях, успокаивала Данглара, затем нахмурил брови.

— А как же убийство в Австрии? Что скажет по этому поводу господин, у которого длинная рука? Что австрийского торговца мебелью тоже убил Эмиль? Получится полная ерунда.

— Они будут говорить, что первое убийство совершил кто-то другой. А Эмиль просто имитировал его технику — за недостатком фантазии.

Адамберг взял стакан Данглара и отпил глоток. Если бы не Данглар с его логикой, безупречной, как алмаз чистой воды, комиссар не заметил бы надвигающейся опасности.

— Я еду в Лондон, — объявил Данглар. — Обувь приведет нас к нему.

— Вы никуда не поедете, Данглар. Это я отправляюсь в путешествие. И мне нужно на кого-то оставить Контору. Утрясите ваши дела со Стоком по телефону или по видеосвязи.

— Нет. Назначьте вместо меня Ретанкур.

— Не имею права, она только лейтенант. Мы уже не раз получали нагоняй от начальства за такие дела.

— Куда собираетесь?

— Вы же сами сказали: обувь приведет нас к нему.

И Адамберг протянул Данглару яркую открытку: живописная деревня под синим небом, на фоне холмов. На обороте кириллицей было напечатано: Кисельево.

— Я еду в Кисилову, в деревню демона, который бродит по опушке леса. Это ведь та самая деревня, верно?

— Да, только по-сербски ее название звучит как Кисельево. Но мы с вами уже обсуждали эту тему. Сейчас, двадцать лет спустя, там никто уже не вспомнит о приезде Коллекционера.

— Я на это и не рассчитываю. Моя задача — найти черный туннель, прорытый от этой деревни к Воделю. Надо его найти, Данглар, проникнуть в него, откопать первопричину этих событий и вырвать ее с корнем.

— Когда вы едете?

— Через четыре часа. На прямой рейс билетов уже нет, я полечу в Венецию, а оттуда ночным поездом доберусь до Белграда. Я заказал два билета — посольство ищет мне переводчика.

Данглар неодобрительно покачал головой:

— Слишком опасно. Я еду с вами.

— Об этом не может быть и речи. И не только потому, что вам придется замещать меня в Конторе. Если им надо утопить меня, а вы окажетесь рядом, они посадят вас в ту же дырявую лодку. А ведь никто, кроме вас, не сможет меня вызволить, если я попаду за решетку. И учтите, у вас уйдет на это десять лет жизни. Так что держитесь от меня подальше, соблюдайте нейтралитет. Я не хочу впутывать в это дело ни вас, ни кого-либо другого в Конторе.

— В качестве переводчика вас мог бы сопровождать внук Славка, Владислав Молдован. Он работает переводчиком при разных научных учреждениях. У него такой же легкий, веселый характер, как у деда. Если я скажу, что эта поездка связана со Славком, он устроит так, чтобы его освободили на несколько дней. В котором часу отходит поезд Венеция-Белград?

— В двадцать один тридцать две. Я заскочу домой, соберу рюкзак и возьму часы. Без них мне трудно, я привык следить за временем.

— А при чем тут ваши часы? Все равно они не показывают точное время: одни спешат, другие опаздывают.

— Это потому, что я ставлю их по Лусио. Каждые полтора часа он мочится на дерево. Сами понимаете, на абсолютную точность тут рассчитывать нельзя.

— А вы делайте наоборот. Проверьте ваши часы по уличным или любым другим часам — и вы будете точно знать время, когда Лусио мочится на дерево.

Адамберг взглянул на него не без удивления:

— Да не хочу я знать, когда он мочится. Зачем мне это нужно?

Данглар сделал жест, означавший «ладно, хватит об этом», и подал комиссару другую, светло-зеленую папку:

— Вот последний отчет Рэдстока. Вы успеете прочесть его в поезде. Тут еще протоколы допросов лорда Клайд-Фокса и весьма скудные сведения о его так называемом кубинском друге. Проведена еще одна, высокотехнологичная экспертиза обуви. Вся обувь оказалась французской, кроме туфель моего дяди.

— Либо одного из кузенов вашего дяди. В общем, хозяином этих туфель был какой-то кисловак. Или кисилянин?

— Кисельевец.

— Как всю эту обувь переправили через Ла-Манш?