Лев на лужайке - Липатов Виль Владимирович - Страница 22

Смуглый, интеллигентный, в темно-синем костюме, совсем маленький за большим столом, Габриэль Матвеевич являл тип того руководителя-сидельца, который никогда не устает от стола, неторопливо и беспрерывно, интенсивно и напряженно все работает да работает, ежеминутно обязанный принимать ответственные решения; он являл законченный тип кабинетного руководителя, не пытающегося делать вид, что он может или даже способен быть иным. И славно! Работники масштаба Астангова, считающие себя не кабинетными затворниками, запутываются в трех соснах, когда пытаются кабинет сочетать со стремительными и потому часто бесплодными вылазками в жизнь. Возраст и опыт главного инженера Астангова достаточно широко и точно позволяли ему видеть жизнь, пройденную по широким во времени ступеням: мастер лесозаготовок, технорук лесопункта, начальник лесопункта, главный инженер леспромхоза и так далее…

— Меня вот что интересует, Габриэль Матвеевич, — медленно проговорил Никита Ваганов. — Ах, если бы знать точно, что меня интересует!.. — Он по-родственному улыбнулся. — Я хочу испросить вашего разрешения на изучение вопроса сочетания молевого сплава и сплава леса в плотах на примере, скажем, Анисимковской сплавной конторы…

Его вопрос можно было бы считать обычным, если бы он не относился именно к Анисимковской конторе, так как были еще те времена, когда в Сибирской области только начиналась широкая борьба с отсталым и преступным, в сущности, молевым сплавом леса, когда даже в таких конторах, как Тагарская, где директорствовал прогрессивный Олег Олегович Прончатов, на трех реках не водили лес в плотах.

— Вот что еще меня интересует, Габриэль Матвеевич! — продолжал Никита Ваганов. — Анисимковскии лесхоз жаловался в несколько инстанций на вырубку прибрежного кедрового массива, но ни одной жалобе ход не дан. Как это могло получиться?

Габриэль Матвеевич по-прежнему не поднимал взгляд на зятя, маленькие руки были стиснуты, зубы стиснуты, и теперь весь главный инженер казался совсем маленьким в своем высоком кресле — сострадание и жалость вызывал он, и Никита Ваганов с гневом думал о том человеке: «Сволочь, сволочь», — не зная, как и чем можно помочь тестю.

Габриэль Матвеевич Астангов сорванным голосом произнес:

— Займитесь Анисимковской сплавной конторой, займитесь ею вплотную… — Он посмотрел на Никиту Ваганова по-птичьи искоса. — Надо, надо заняться…

Казалось, слово «займитесь» он может повторять бесчисленное количество раз, мало того, Габриэль Матвеевич сейчас не помнит или не понимает, кто перед ним сидит и для чего. — Займитесь, займитесь Анпсимковской конторой…

И все это было так легко объяснимо!

— Я поеду в Анисимковскую сплавную контору, Габриэль Матвеевич! — пообещал Никита Ваганов. — Однако перед поездкой мне надо, чтобы работники вашего аппарата снабдили меня некоторыми сведениями.

— Какими именно?

— Хотя бы по утопу леса, Габриэль Матвеевич. Анисимковцы — это само собой, а картина по комбинату в целом — само собой!

— По комбинату в целом! Данные по утопу леса в целом по комбинату? — во второй раз повторил Габриэль Матвеевич. — Но ведь они известны. И в годовом отчете, и в речи Пермитина на областном совещании работников лесной промышленности.

Беда, что Никита Ваганов до сих пор не знал точно, хочет ли тесть освободиться от тяжести преступления или собирается всю оставшуюся жизнь горбатиться, вздыхать, бесцельно ходить по комнатам своей большой квартиры. Скоро Никита Ваганов узнает, что Габриэль Матвеевич Астангов только этого и хотел — разоблачения, что сейчас, откинувшись на спинку кресла, как бы удалившись от Никиты Ваганова, главный инженер комбината молчал, глядя в одну точку — на портьеру за спиной Никиты Ваганова, и думал о том, что разоблачение и избавление придет из рук молодого человека, почти мальчишки, что этот мальчишка — муж его младшей дочери, что он вошел в дом, будет жить в самой большой комнате квартиры, сидеть за одним обеденным столом с тестем, который долго-долго не сможет смотреть прямо в глаза зятя, будет стесняться его и — даже так! — робеть перед Никитой Вагановым. Вот какой фокус показал ему, Астангову, этот безумный, безумный, безумный мир! Габриэль Матвеевич Астангов сказал:

— Что же, это очень интересный вопрос, Никита! Займитесь им, если хватит сил и знаний.

Никита Ваганов прижал руки к груди, чувствуя невозможность больше молчать, сказал:

— Я все уже знаю, Габриэль Матвеевич. Все! И даже написал разгромную статью… — Он помолчал. — Правильно ли я понял, что вы хотите скорейшего завершения этой истории?

— Правильно! — с облегчающей готовностью ответил тесть. — И чем скорее, тем лучше!

— Тогда распорядитесь, Габриэль Матвеевич, чтобы начальник производственно-технического уделил мне часок-другой. Хочется, чтобы и он принял меня в спокойной рабочей обстановке.

— Хорошо!

Пока тесть через селектор хриплым голосом приказывал начальнику производственно-технического отдела Лиминскому быть внимательным при встрече со специальным корреспондентом областной газеты «Знамя», Никита Ваганов, в свою очередь, думал о том, какой невыносимой станет жизнь тестя и жизнь в их доме вообще, в городе, когда в газете «Заря» — центральной, влиятельной газете — появится его материал об афере с вырубками кедровников, с утопом и обсыханием леса. Что касается Владимира Владимировича Лиминского, то, если говорить правду, встречаться с ним в стенах кабинета Никите Ваганову не следовало — интереснее было бы провести вечерок за преферансным столом; начальник производственного отдела, ходили слухи, был великолепным партнером. Никита Ваганов не собирал факты для разгромной статьи, она под названием «Утоп? Или махинация!», как вам известно, уже была готова, и только сверхбдительность настоящего журналиста да желание узнать, хочет ли разоблачения тесть, привели его в стены этого комбината.

Габриэль Матвеевич тихо сказал:

— Будьте осмотрительны, Никита! А дома я вам все расскажу.

Такое за деньги не купишь, когда обвиняемый просит обвинителя «быть осмотрительным».

Подумав, Никита Ваганов легкомысленно махнул рукой и сказал:

— Кто не рискует, тот не пьет шампанское!

… Присказку о шампанском Никита Ваганов часто употребляет при игре в преферанс, с годами ставшей для него важной и даже значительной по времени и отдаче игрой в жизни. Он станет одним из самых сильных преферансистов Москвы, будет игрывать с такими же сильными партнерами, сразиться с Никитой Вагановым будут считать честью и сильные мира сего… Играть он будет по крупной, рискованно, отчаянно, хитро, коварно, легко, мягко, расчетливо и нерасчетливо. В его московской квартире создастся целый преферансный ритуал — специальный ужин, тихая музыка в комнате для игры, отпечатанные на ротапринте пульки с назидательпыми надписями по краям, специальные карандаши, иноземные карты…

— Мы будем пить шампанское! — лихо повторил Никита Ваганов. — Нет ничего такого, чтобы нам не пить шампанское! Мизер на руках!

Он осекся, так как Габриэль Матвеевич предостерегающе поднял левую бровь:

— Он очень, очень силен!

Бог знает что творилось! Вслух Никита Ваганов сказал:

— Так до вечера, Габриэль Матвеевич!

Неторопливо идя из одного кабинета в другой, Никита Ваганов думал: «Ну, держись, Арсентий Васильевич! Держись за землю, не то упадешь!» — при этом страдал за тестя, который сейчас одиноко сидел за столом с таким видом, будто он был совершенно пустым, точно одна оболочка, только костюм английской шерсти занимал высокое кресло. Это был тот момент, когда Габриэль Матвеевич переходил из одного душевного состояния в другое: предупредив зятя об опасности Пермитина, почти признавшись в преступлении, он еще не нашел сил для будущей жизни, еще не начал бороться за того Астангова, который три года будет прекрасно работать старшим инженером, чтобы превратиться в …директора Черногорского комбината…