Игорь Саввович - Липатов Виль Владимирович - Страница 37

– Спасибо! Теперь мне хотелось бы помолчать! – холодно сказал Игорь Саввович. – Отдохните и вы, уважаемый Валерий Николаевич.

В центре города шофер дядя Вася, которого знала вся инспекция, дисциплинированно снизил скорость, но продолжал двигаться в крайнем левом ряду, хотя правые не были заняты – такой привилегией пользовалась черная «Волга» зятя первого заместителя председателя облисполкома. Мало того: при въезде в город и на полпути к центру два автоинспектора козырнули вслед машине, а в центре почти каждый офицер ГАИ подносил руку к фуражке, открывая машине тем самым безостановочный путь вперед.

Проехали бронзовый памятник Кирову, повернули направо, оставив по левую руку Университетскую рощу, за которой вздымал старинные башни и купола один из крупнейших в стране университетов, и теперь шины катили по гладкому асфальту центрального городского проспекта, и уже слева громоздилось нелепое старинное здание биржи, справа – сквер, серый от пыли, впереди тяжелым камнем поднималось здание без окон, без дверей – бывший купеческий пассаж, – стоящее в центре проспекта, отчего казалось, что проспект пассажем кончается, хотя возле него был лишь поворот. «Замуровали! – с притворным ужасом подумал Игорь Саввович. – Ка-ра-ул!»

Шагая по аэродромному полю, он себя ощутил вернувшимся в старую опостылевшую квартиру, теперь, возле светофоров на центральной улице города, он почувствовал, что обшарпанные стены сомкнулись, хрустнул замок, задвинулись черные шторы. Странно, что в эти секунды Игорь Саввович по прежнему не думал и не мог думать ни о драке в Гаражном переулке, ни о следователе, ни о молодом человеке по имени Борис Иванов.

Возбуждение дела, следствие, суд, тюрьма – каким мизерным казалось все это перед тем, что происходило с Игорем Саввовичем до ельника, во время ельника и после него! Он и хотел бы думать о Борисе Иванове, о своей собственной судьбе, но не мог и думал только о еловой рати и о том счастье, волшебно приобретенном и так же волшебно утраченном.

– Видите, как бегает, видите!

Очнувшись от голоса шофера, Игорь Саввович заметил женщину необычайной толщины, резво и весело перебегающую проспект; все лишнее и выпуклое на ней тряслось, коротенькие ножки мелькали быстро, как в ускоренных кинокадрах, от ветра и движения парусили какие-то ленты, бантики и хвосты. Смешное было зрелище, но в машине никто не улыбнулся, а шофер, спохватившись, слишком резко рванул машину с места.

– Дядя Вася! – воскликнула Светлана.

– Виноват, Светлана Ивановна! – смиренно ответил шофер. – На толстуху загляделся…

Препроводив адвоката Валерия Николаевича в гостиную, Светлана бегом вернулась в коридор, где Игорь Саввович менял «командировочные» туфли на домашние тапочки, и бросилась к нему на шею с болезненным стоном:

– Игорь, родной, любимый!

И замерла, прижавшись всем тонким и трепещущим телом к его пропыленному дорожному костюму. Она на голову была ниже мужа, лицо лежало у него на груди, и сквозь рубашку чувствовались мокрые и теплые слезы. Светлана плакала беззвучно, крупно вздрагивала, руки ласкали плечи, шею, спину Игоря Саввовича, и он думал, что, видимо, любит жену, так как к нему сейчас прижимался близкий, родной человек, самый, пожалуй, близкий на всей большой, теплой и круглой земле.

– Ну-ну, Светлана, ну-ну! – проговорил Игорь Саввович, осторожно отнимая от груди голову жены. – Проплакаться, конечно, полезно, но надо же брать себя в руки… Все обойдется, вот увидишь! Не надо плакать и впадать в панику.

Она глядела на него сквозо струящиеся слезы.

– Я горжусь тобой, Игорь! – пытаясь улыбнуться, сказала Светлана. – Ты так прекрасно держишься… Валерий Николаевич мне сейчас сказал: «Ваш муж – необыкновенно сильный человек!» – Она со смешной угрозой сжала пальцы в детские кулачки. – Ты прав: надо держать себя в руках! Мы ни в чем не виноваты. Игорь, смотри, какая у тебя отважная жена!

Светлана действительно преобразилась. Маленькая, тоненькая и нежная женщина-подросток стояла этаким монументом со сжатыми мальчишескими кулаками и выпяченным подбородком: глаза блестели, рот сжат гузкой, нижняя губа затвердела. «Ну, держитесь, враги и недруги, трепещите от страха – ужасное ждет вас впереди!» – вот что было написано на лице и фигуре Светланы Гольцовой, когда она за руку втащила мужа в гостиную, где на так называемом «красном диване» перелистывал последние номера журнала «Америка» член коллегии адвокатов Валерий Николаевич Плужников – столичная штучка. Он привстал, склонил голову, как бы давая понять, что извиняет хозяев за долгое отсутствие, и сел опять.

– Валерий Николаевич, послушайте, Валерий Николаевич! – бросилась к нему Светлана. – Надо действовать энергично, быстро, точно. Нельзя сидеть, философствовать, только разговаривать. Надо действовать и действовать!

И опять, как в автомобиле, адвокат и жена обменялись быстрым многозначительным взглядом, и опять Валерий Николаевич получил молчаливое разрешение совершить или сообщить нечто важное, но ранее запретное.

– Игорь Саввович, – негромко сказал адвокат, – в автомобиле вы получили лишь часть информации. Дело будет возбуждено, если вам не удастся произвести благоприятное впечатление на следователя. Поэтому хочу дать вам несколько важных советов…

– Стоп! – Игорь Саввович поднял руку, отталкивающе и властно посмотрел в глаза адвокату. – Стоп!

Прервав плавную, бархатную речь Валерия Николаевича, он поднялся, еще раз посмотрев в глаза адвоката, повернулся к жене.

– Это твои штучки, Светлана? – лениво, но грозно произнес он. – На аэродроме меня встречает незнакомый гражданин, садится рядом, говорит «мы» и «нам», а сейчас ведет себя таким образом, точно мы марионетки, а он держит в руках все ниточки… Это твои штучки, Светлана?

– Я вас плохо понимаю, Игорь Саввович! – пролепетал блондин, и чело его, обрамленное тщательно уложенными прядями, покрылось испариной. – Ваша жена…

Не слушая больше адвоката, забыв о нем мгновенно, Игорь Саввович деловито прошел в свой кабинет, сел за стол, положил руки перед собой и задумался. Черт бы побрал эту бутылку коньяка, если он и десятой части не помнил из того, что произошло в Гаражном, виноват, Пионерском переулке! Существовал или не существовал человек, который, казалось, скрывался за спинами трех гитаристов или эго была только тень верзилы от разнонаправленного освещения? Если это был все-таки человек, то какую роль играл он в событиях? Показалось Игорю Саввовичу или на самом деле человек-тень крикнул: «Гольцов»? Почему, наконец, у Игоря Саввовича сегодня возникло подозрение, что трое гитаристов, узнав Гольцова или услышав его фамилию, пошли на приступ нацеленно, устремленно, словно ждали, когда Гольцов наконец-то появится в этом чертовом переулке? Почему первое «папаша» было произнесено добродушно и лениво, а потом, когда за спиной гитаристов что-то произошло – не произошло? – «папаша» прозвучало кличем к атаке?

– Игорь, послушай, Игорь!

Маленькая, тоненькая, страдающая Светлана стояла в дверях кабинета и горько плакала, держа в руке мужской носовой платок. Жена плакала так тихо и привычно, беззвучно и тускло, как это делают деревенские женщины, терпеливые и выносливые. Наверное, Светлане надо было опять разрыдаться, проплакаться как следует, и он, внимательно оглядев жену, принял прежнюю позу – сидел за столом в рабочем положении, словно в кабинете треста.

– Светлана, а может быть, хватит? – спросил он минуты через три. – Извини, но я не гожусь в утешители. В мою жилетку – увы! – не выплачешься… Прости! – Он по-стариковски пожевал губами. – Я вообще не вижу причин для таких вот преувеличенных страданий…

Она трясла головой

– Иванов… Этот Борис Иванов! Если он умрет? Они все говорят, что ты начал драку… Все, все, все!

Игорь Саввович поднялся, походил по кабинету, зачем-то опустился на тахту – тугую, как теннисный мяч, посидев пяток секунд, поднялся, взял телефон, набрал 02, услышав: «Дежурный по городу слушает!» – ровным бесстрастным голосом проговорил: