Игорь Саввович - Липатов Виль Владимирович - Страница 35

– Внимание, товарищи, начинаем!

Гора бумаг, вынутых из огромного портфеля, лежала перед Валентиновым, и вся эта чертова уйма вычислений, промеров, измерений, данных синоптиков, докладных, особых мнений, рапортов и заявлений казалась нужной, значительной, радостно было смотреть на руки Валентинова, на крохотный зал, до отказа набитый людьми. Боже, кого сюда не собрал дотошный Валентинов! Речники и лесозаготовители, старые рыбаки и знаменитые сплавщики, водолазы и аквалангисты. И все это улыбалось, усаживалось, шумело, старалось угомониться.

– Совещание объявляю открытым, товарищи! – звучно и вкусно проговорил Валентинов, добрый, выедавшийся, помолодевший. – Мне хочется начать издалека, чуть ли не с Нестеровской летописи. Известно ли вам, друзья мои, что молевой сплав леса древнее плотов и стругов?.. Что такое?

Двери зала широко открылись, вбежала высокая девушка в темных очках и низким тревожным голосом крикнула:

– Товарищи, кто здесь Гольцов? Вас срочно вызывает Светлана Ивановна Гольцова!

Голос Светланы звучал едва слышно и потому незнакомо:

– Игорь, не волнуйся, пожалуйста, но тебе нужно немедленно вернуться в город. Ты должен вылететь самолетом.

Он ничего не понял, молчал, слушая, как попискивает морзянка, и невидяще смотрел на девушку в темных модных очках.

– Что случилось, Светлана? Плохо слышу.

Светлана закричала:

– Тебе надо срочно, очень срочно вернуться в город! Игорь, ты слышишь меня? Тебе надо срочно, очень срочно быть в городе!

– Светлана, я не могу вернуться…

В трубке раздался вопль:

– Игорь, ты должен вернуться! Сегодня же! Немедленно.

– Я не могу.

– Передаю трубку Николаю Андреевичу…

Батюшки-светы! Жена, оказывается, звонит из кабинета управляющего. Это значит, что к четырем телефонисткам и радисткам областной связи еще добавилась пятая – трестовская – старая мегера, от котором через пять минут весь город узнает все секретные и несекретные сведения.

– Здравствуйте, Игорь Саввович! – с начальственной медлительностью, тихо и потому хорошо слышно сказал управляющий Николаев. – Из радиограммы знаю, что добрались благополучно, что обстановка складывается хорошая.. Совещание началось? Отлично! Жалко, что вам придется уйти с него. Приказываю срочно вернуться в город! Возьмите полуглиссер Орлова, держите курс в райцентр. Пока вы едете, мы вам закажем место на самолете. Желаю мягкой посадки.

Таким начальственно-непреклонным голосом управляющий с Игорем Саввовичем никогда не разговаривал, таких холодных и распорядительных нот в его голосе в разговоре с Гольцовым быть не могло, и, значит…

– Что случилось? – стремительно входя в радиорубку, спросил Валентинов. – Я вас спрашиваю, Игорь Саввович, что произошло?.. Ах, вы говорите с управляющим? Будьте добры передать мне трубку…

Через полминуты, выслушав молча Николаева, главный инженер осторожно положил трубку на рычаг, нашел взглядом Игоря Саввовича. Он глядел на своего заместителя испытующе, тревожно, словно ему сказали то, что Светлана не посмела сообщить по радиотелефону мужу.

– Немедленно вылетайте в город, товарищ Гольцов! – властно распорядился Валентинов. – Позовите товарища Орлова! Срочно! Катер, самолет, автомобиль…

Несчастье

Около трех часов полуглиссер мчал Игоря Саввовича по воде, двадцать минут заранее присланный «газик» вез его проселками на земляной аэродром, где готовился к взлету двукрылый Ан-2, три часа летел над бесконечной тайгой, озерами, речушками и болотами, и все эти длинные часы Игорь Саввович, как это ни странно, не мог настроиться на трагический лад. Правда, он еще вчера беспокоился за верзилу-гитариста, гадал, чем отделался бедный – сотрясением мозга или серьезной травмой черепа, но сейчас никак не мог утратить ощущения здоровья и счастья, волшебно возникшего в голубом ельнике.

Мелочи бытия, само бытие, простое, как движение рукой, доставляло такое же непонятное счастье, как в детстве. Вздымался за кормой полуглиссера, еле касающегося воды реданом, серый бурун – радость и счастье, гудел старенький восьмицилиндровый мотор – радость и счастье, пропыленный «газик» жестко подпрыгивал на кочках – радость и счастье; самолет делал прощальный вираж над райцентром – радость и счастье! Ну, какие там беды могли происходить на свете, где солнечные лучи в прозрачном облаке вдруг распались на все цвета радуги?

Шел седьмой час вечера, за синей дымкой, пронизанной вертикальными пучками солнца, похожими на снопы, лежал еще далекий областной город Ромск, а пока в круглом иллюминаторе проплывали знакомые по полетам изгибы Оби. Тайга сверху походила на огромную старую щетку, сапожную или платяную, где озера были голубыми плешинами, речушки – швами, которыми щетина прикрепляется к основанию щетки, и все это было бы грубым, вещественным, если бы не освещалось розовым и зеленым светом низкого солнца. От этого реальность исчезала, щетка уже не была щеткой, а вогнутая земля казалась – банальное сравнение! – ковром ручной работы.

Стыд и позор, но Игорь Саввович Гольцов подлетал к Ромскому аэропорту здоровым и счастливым, хотя знал, что произошло несчастье, и, когда маленький самолет с восемью пассажирами мягко ткнулся в твердый бетон посадочной полосы, он с грустью подумал, что полет кончился и он сегодня больше не увидит землю, похожую на щетку-ковер. И, шагая к дверям кабины, он усмехался над событиями, которые могли ожидать его за холодной от полета коркой самолетного фюзеляжа. «Паникерка!» – думал он снисходительно о жене.

Пассажиры вышли из самолета в полукилометре от аэровокзала; так как к самолетам типа Ан-2 не подавались автобусы или электропоезда, пассажирам предстояло в сопровождении дежурной идти пешком.

– Следуйте за мной, товарищи! Не разбредаться!

Игоря Саввовича осторожно, медленно, как бы украдкой захлестнула волна тошноты, асфальт под ногами качнулся – это походило на мгновения, когда самолет проваливался в глубокую воздушную яму. Тошнота быстро прошла, но ему – снова внезапно! – показалось, что вокруг потемнело, потемнело так, как это бывает, когда солнце затмит проворная туча. Игорь Саввович вздернул голову, тучи не было, солнце светило во всю мочь, но светлее от этого не стало.

– Не отставайте, не отставайте, товарищи!

Самолеты справа, самолеты слева, аэровокзал – впереди, черт бы все это побрал! Пришло такое ощущение, точно Игорь Саввович приземлился не на современный аэродром, а в старую, опостылевшую квартиру, полную теней, сквозняков и кошек.

– Не растягиваться, товарищи, не растягиваться!

Дошагивая последние метры до металлической ограды аэровокзала, Игорь Саввович смотрел себе под ноги, двигался тяжело, медленно и в десяти метрах от ограды ВНОВЬ ПОЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ БОЛЬНЫМ… Серая, унылая пустыня, горбатая песчаная пустыня, миражи над дюнами и дюны-миражи…

За металлической оградой, держась изо всех сил за прутья руками, просунув голову между ними, стояла жена. Игорь Саввович на ходу застегнул пиджак, опустил на лоб молодившую его прядь, задрал подбородок.

– Игорь! Игорь, наконец-то!

Он только сейчас заметил, что за Светланой возвышался небоскребом мужчина в форменном мундире с позументами – начальник Ромского аэровокзала, за ним стоял шофер дядя Вася, а сбоку – незнакомый молодой человек, белокурый и томный.

– Игорь, можно войти сюда! – крикнула Светлана. – В эту калитку.

Аэродромный босс, на глазах у которого можно проходить через особую калитку, сокращающую путь метров на двести, помахал Игорю Саввовичу рукой, Игорь Саввович ответил, но, прежде чем войти в привилегированную калитку, на мгновение остановился. «Все вернулось на круги своя, – подумал он, легкомысленно помахивая чемоданчиком и насвистывая. – И опять Иуда предаст учителя, и по нижнему городу пройдет человек, закутанный до глаз в темный плащ… А Игорь Гольцов – пижон, если вот так мыслит».

– Здравствуйте, товарищи, – пробасил он. – Здравствуй, Светлана!