Вариант «Бис» - Анисимов Сергей - Страница 14

К лету сорок четвертого он уже имел девятнадцать сбитых и неожиданно вышел на первое место в дивизии. Ни один человек не посмел бы обвинить его в избытке осторожности – все помнили, как на нулевой высоте он взял в лоб «худого», что навалился на машину комдива, перелетавшего без эскорта на их поле – как раз в тот момент, когда звено Олега возвращалось из патруля. Распоротый «мессершмитт» рухнул на выжженную грунтовую полосу, завернув лопасти винта под брюхо. Когда к нему подбежали и заглянули в кабину, кое-кто в ужасе отполз на четвереньках, издавая «морской позывной» и пачкая пылью колени. Да и для более подготовленных вид кабины вражеского самолета оказался не из приятных. От верхней половины туловища немецкого летчика не осталось практически ничего, несколько пуль Олегова УБСа[18] попали ему в грудь, и по крайней мере одна – в голову. Зрелище было редкое даже для видавших виды летунов и аэродромщиков, и хотя было ясно, что Олег, в принципе, здесь совершенно ни при чем, к нему плотно приклеилось уважительным тоном произносившееся прозвище «Собака». Фотография любимой овчарки, когда-то выращенной для пограничных войск, давно была прочно приклеена мякишем в кабине, на месте, где обычно вешали фотографии любимых, поэтому Олег особо не возмущался.

Он был очень осторожным. Каждую секунду. Олег чувствовал состояние противостоящего ему пилота по малейшим деталям поведения его машины в воздухе. Он почти всегда молчал, руководя своим звеном в бою короткими отрывистыми словами и обходясь совсем без слов во всех остальных ситуациях.

– Олег, ты скоро сбесишься, – сказал ему уходящий на полк его бывший комэск. Они обнялись, положив головы друг другу на плечи, постояли молча и обнялись снова.

– Береги себя, парень, – комэск смотрел на него с болью в глазах. – Ты один у меня остался, со всего лета...

– А как будто десять лет прошло...

– Верно. И не связывайся ты ни с кем, я прошу.

Олег только усмехнулся: на земле он не связывался вообще ни с кем. Потому и был до сих пор командиром звена, малозаметным старлеем с парой орденов.

– Будем живы.

– Будем живы, Антон.

Они в последний раз ткнули друг друга кулаками в плечи и разошлись; новоиспеченного подполковника ждал разъездной армейский У-2 с лихой надписью «Що не зъим, то надкусаю» на борту, старлея – выгоревший до уже розоватого оттенка ЯК с фотографией овчарки под рамкой прицела. И одиночество.

Если бы его не выдернули в новый полк приказом самого главмаршала, он бы, пожалуй, и действительно взбесился. За неделю он два раза с трудом удержал свою тянущуюся к пистолету руку, внутренне наливаясь смертью, – новый командир полка находил весьма смешной его манеру делать все молча и блистал ироничностью, высмеивая его при всех. В последний раз его спас ведомый, спокойно положивший руку сзади на его правое плечо. Олег обернулся и встретился с ним взглядом.

– Не надо, – одними губами сказал лейтенант. – Не надо, командир, не стоит, право...

Вторая пара тихо подошла сбоку и заняла место по правую руку, как в воздухе. Командир полка замолчал на полуслове. Вся четверка совершенно спокойно и в полном молчании смотрела на него. Постепенно замолчали и остальные, только что вовсю смеявшиеся. Пронесшаяся в воздухе пара ЯКов ударила, крякнув, по полосе и, гася скорость, ушла вперед.

– Олег, ты чего? – удивленным и тихим голосом спросил полковник. – Я ж шутя, чего ты?

Тот, не ответив, отвернулся и пошел прочь, тройка закрыла его спинами.

– Обиделся, что ли? – голос полковника повеселел.

Шедший позади ведомый второй пары обернулся и, встретившись с уже улыбающимся полковником глазами, молча чуть приподнял верхнюю губу.

С лица командира полка сошла вся краска.

– С-с-с... – попытался сказать он, но голос сорвался. Другого же шанса сказать что-нибудь у него не оказалось – троица «спиногрызов»[19] с этого момента не оставляла своего командира ни на секунду.

Через неделю пришел приказ, и старший лейтенант, собрав немудреные манатки и обнявшись с немногочисленными друзьями среди летчиков и техников, побрел к выруливающему «Що не зъим». На его единственную просьбу не разбивать слетанное звено командир полка послал его на хер.

Теперь он подумал, что все это было к лучшему. В новом «полку специального назначения» имелся народ разного склада, но никто не лез к нему в душу и не стремился продемонстрировать избыток образованности на безответном летуне с одним просветом на погонах. Среди украшенных геройскими звездами и полковничьими погонами мужиков он не встретил ни одной суки. В полку были любители подраться, были любители побалагурить, были такие, кто не мог обходиться без подколок, – но не нашлось никого, кто мог бы обидеть неумной насмешкой взрослого человека. К своему удивлению, Олег понял, что его имя достаточно известно среди воевавших на южном направлении. Иван Кожедуб, с которым они, возможно, не раз встречались в воздухе, собирал вокруг себя команду кубанцев, но стремительный и отточенный пилотаж старлея глянулся самому Покрышеву, и он забрал Олега к себе в эскадрилью «девятых».

Авиагруппу готовили зверски. Впрочем, другого обращения оторванные от войны в самое страдное время боевые летчики и не допустили бы. Летали днем, летали ночью, поэскадрильно, звеньями, парами и поодиночке. Отрабатывали навигацию без наземных ориентиров, каторжную для истребителей фронтовой авиации, привыкших, в случае нужды, ориентироваться по сети дорог и населенных пунктов. Летали на максимальный радиус, практикуясь в перехватах на предельной высоте и предельной дальности, с наведением по радио. Учились друг у друга трюкам и приемам воздушного боя, выстраданным и отточенным за годы. Слетывались друг с другом и с бомберами первой эскадрильи, доминировавшими на тактических занятиях по боевому применению морской авиации.

Очень много было занятий по морской тактике и технике. Конечно, прожженные фронтовики знали наизусть характеристики и силуэты двух-трех десятков немецких машин, применяемых на Восточном фронте, из которых только штук десять могло реально встретиться им в воздухе, остальное же было экзотикой. Теперь приходилось учить морские и сухопутные машины самых разных видов и классов, принадлежащие Италии, Франции, Японии, американцам и англичанам. Четкое разделение японских и американских машин на морские и армейские было, по сложившемуся в спорах мнению, большой глупостью и лишней тратой ресурсов и времени. Англичане, согласно разведданным, изложенным на специальной лекции чином из разведуправления флота, приняли в этом смысле промежуточный вариант, который был так же далек от идеала. Если, в отношении пикировщиков и торпедоносцев, с такими решениями еще можно было согласиться, то концепция специального палубного истребителя была, пожалуй, стратегической ошибкой. Совсем другим делом был на сто процентов проверенный в деле и изученный до упора ЯК – специально приспособленный для палубы, но отличающийся от базовых моделей не более, чем его тяжелый или бомбардировочный варианты. Большинство летчиков знало ЯК по крайней мере свободно, а тем, кто переучивался на него с других типов – как Кожедуб с «Лавочкина» или Покрышкин с «аэрокобры», – тоже особо сложно не было, ЯК был прост и доступен даже среднего класса пилотам.