Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница - Коллинз Сьюзен - Страница 73

– Идем-идем! – восклицает Пит, прижимая меня к себе и увлекая под сень Дома правосудия. – Все хорошо, да? Китнисс, вперед.

Как только двери громко захлопываются за нашими спинами, слышится грохот солдатских сапог. Миротворцы спешат вернуться к зрителям.

Хеймитч, Эффи и Порция с Цинной ожидают нас под экраном, наполненным помехами. Лица у них тревожные, напряженные.

– Что случилось? – кидается навстречу Эффи. – После прелестной речи Китнисс у нас почему-то пропала связь, а потом Хеймитчу померещился выстрел. Я ему говорю: чепуха, но сама думаю: кто знает? Психов на свете полно.

– Ничего не случилось, Эффи. Какой-то старый фургон газанул, – ровным голосом отвечает Пит.

Раздается еще два выстрела. Двери больше не заглушают их. Кто на этот раз? Бабушка Цепа? Сестренка Руты?

– Вы оба – за мной, – командует Хеймитч.

Мы с Питом идем за ним, остальные не трогаются с места. Теперь, когда важные персоны в безопасности, миротворцы, расставленные по Дому правосудия, не обращают на нас внимания. Поднимаемся по роскошной мраморной винтовой лестнице. Наверху – длинный коридор с потрепанным ковром на полу. В первой комнате гостеприимно распахнуты двери: нас точно ждали. Потолок уходит на высоту, наверное, двадцати с лишним футов. Повсюду лепнина в виде цветов и фруктов; из углов таращатся жирные голые детки с крылышками. Вазы с букетами источают насыщенный, почти ядовитый запах, от которого у меня начинают чесаться глаза. На стенах – вешалки с нашими вечерними нарядами. Комнату подготовили специально для нас, а мы заглянули сюда лишь на минутку, чтобы оставить подарки. Сорвав наши микрофоны, Хеймитч прячет их под подушку и жестом зовет за собой.

Насколько мне известно, он был здесь лишь однажды – много лет назад, во время собственного тура. Значит, у него прекрасная память или безошибочное чутье: ментор уверенно шагает по лабиринту винтовых лестниц и сужающихся запутанных коридоров. Время от времени ему приходится останавливаться и толкать очередную дверь, которая, судя по сердитому скрипу петель, давно уже не открывалась. В конце концов мы забираемся по стремянке через какой-то люк – и оказываемся под куполом Дома правосудия. Огромное пространство заполнено сломанной мебелью, стопками книг, отчетов и грудами ржавого оружия. Повсюду толстым слоем лежит пыль – похоже, ее не тревожили много лет. Солнечный свет едва сочится через четыре грязных квадратных окна. Хеймитч пинком закрывает люк и поворачивается к нам.

– В чем дело? – рявкает он.

Пит выкладывает ему, что случилось на площади. Как прозвучала песенка Руты, как молча приветствовали нас зрители, как мы замешкались на веранде, как стали свидетелями убийства.

– Что здесь творится, Хеймитч? – спрашивает он напоследок.

– Лучше ты ему расскажи, – обращается ментор ко мне.

Не согласна: это в сотни раз хуже. Но делать нечего, и я как можно спокойнее говорю о визите президента Сноу, о волнении в дистриктах, даже о поцелуе с Гейлом. Объясняю, что мы в большой опасности, вся страна в опасности из-за моей дерзкой выходки с ягодами.

– Я должна была все исправить во время тура. Уверить сомневающихся, что тронулась от любви. Остудить закипевшие страсти. А вместо этого – что получилось? Трое убиты. Все, кто сегодня пришел на площадь, будут наказаны.

Мне становится дурно, и я опускаюсь на пыльную тахту, из которой торчат пружины вместе с клочьями мягкой набивки.

– Выходит, и я подлил масла в огонь, со своими деньгами. – Пит вдруг сбрасывает на пол настольную лампу, стоявшую на картонной коробке. Осколки летят во все стороны. – Пора уже прекратить эти игры! Вы двое шушукаетесь, делитесь тайнами, а меня даже не посвящаете. Словно я невменяемый тупица или слабак, недостойный доверия.

– Это не так… – начинаю я.

– Именно так! – огрызается он. – Китнисс, у меня в Двенадцатом дистрикте тоже остались родные, друзья. Думаешь, их это не коснется? Или после всего, что мы вместе перенесли на арене, я до сих пор не заслуживаю обыкновенной правды?

– Ты всегда был хорош и надежен, Пит, – возражает ментор. – Так умно вел себя перед камерами. Я не хотел ничего портить.

– И переоценил мои способности. Сегодня я все угробил. Что теперь будет с родными Руты и Цепа? Я подарил этим людям светлое будущее? Да им повезет, если они доживут до вечера!

Пит разбивает что-то еще – по-моему, статуэтку. Таким я его ни разу не видела.

– Хеймитч, он прав, – вырывается у меня. – Зря мы молчали. Даже тогда, в Капитолии.

– На арене вы тоже как-то между собой общались? – произносит Пит уже несколько спокойнее. – Не обращая внимания на меня?

– Нет. Публично – нет. Просто я догадывалась, чего он хочет, по прилетевшим или не прилетевшим подаркам.

– Что ж, у меня такой возможности не было. Мне ведь не присылали подарков, пока не появилась ты, – бросает Пит.

Это мне в голову не приходило. Как же он должен был себя чувствовать – умирающий, истекающий кровью, но не получивший ни единой посылки, когда появилась я, с хлебом и мазью от ожогов? Можно подумать, Хеймитч спасал меня за его счет…

– Слушай, парень… – заводится ментор.

– Не трудись. Знаю: тебе пришлось выбрать одного из нас. Я сам хотел, чтобы это была она. Но теперь все иначе. На улице умирают люди, а сколько еще погибнет, если мы не справимся? Я лучше Китнисс держусь перед камерами. Мне не нужны советчики. Нужно только одно: знать, во что ввязываюсь! – выпаливает Пит.

– С этого дня недомолвкам конец, – обещает Хеймитч.

– Да уж, надеюсь.

Пит уходит, не удостоив меня взглядом.

Растревоженные пылинки клубами кружатся в воздухе, подыскивая новое место для приземления. Мои ресницы, волосы, блестящую золотую заколку.

– Ты правда выбрал меня? – шепчу я.

– Ага, – отвечает ментор.

– Почему? Ведь он тебе больше нравился.

– Нравился, – не возражает Хеймитч. – Но, если помнишь, до изменения правил я не мог надеяться вытащить вас обоих. А Пит так усердно тебя защищал… Вот мне и пришло на ум: если три человека приложат столько усилий для спасения одного, этот один уж точно выиграет.

– А-а… – только и говорю я.

– Знаешь, порой приходится делать выбор. Если выпутаемся из этой передряги, ты тоже однажды научишься.

Да я и сегодня усвоила новый урок. Здешние земли – не увеличенный вариант моего родного дистрикта. Наш забор не охраняется и почти никогда не бывает под напряжением. Наши миротворцы – хотя и не сахар, но не такие жестокие. От наших трудностей скорее выдохнешься, нежели рассвирепеешь. Зато местные жители не понаслышке знакомы с горьким страданием и отчаянием. Президент Сноу прав. Достаточно искры, чтобы вспыхнуло пламя.

Все произошло так быстро, что в голове не укладывается. Предупреждение, выстрелы, осознание, что я нечаянно пробудила от сна нечто грозное и великое. До сих пор не могу поверить. Боже, как вообще я могла натворить столько бед?

– Идем, – зовет Хеймитч. – Нас будут ждать к ужину.

Я долго-долго стою под душем – покуда не появляется команда подготовки. Помощникам Цинны явно нет никакого дела до нынешних событий. Только и разговоров, что о грядущем вечере. Это в дистриктах они – важные люди, которых могут позвать на торжественный ужин, а в Капитолии с подобными приглашениями наверняка негусто. Троица наперебой тараторит, обсуждая меню, а перед моими глазами – старик, у которого от выстрела разлетается голова. Уже перед выходом, в зеркале, я замечаю, как надо мной поработали. Бледно-розовое платье без бретелек, до самого пола. Волосы убраны от лица, ниспадают на спину каскадом пружинистых завитков. Цинна подходит сзади, набрасывает на плечи мерцающую серебристую шаль – и ловит взгляд моего отражения.

– Нравится?

– Очень красиво. Как всегда, – отвечаю я.

– Давай проверим, как это будет смотреться с улыбкой, – вполголоса предлагает он. Действительно, через минуту нас ожидают яркие вспышки и телекамеры. Заставляю себя приподнять уголки губ. – Вперед.