Брезентовая сумка - Липатов Виль Владимирович - Страница 1

Виль Владимирович Липатов

БРЕЗЕНТОВАЯ СУМКА

В восемь часов десять минут утра – дело происходило в четверг – по автоколонне разнесся слух, что у Бориса Андреевича Богомякова пропала его знаменитая сумка с инструментом. Это подтвердилось, так как потерпевший в запальчивой горячке ворвался в кабинет начальника автоколонны Самохина:

– Вот! Достукались! Доигрались… Вскрывают кабины сумки с инструментом воруют…

В кабинете начальника в это время находился так называемый треугольник: механик Вертков, он же партийный секретарь, и профсоюзный «бог» Шуров. Они, естественно, возмутились, а начальник Самохин от волнения крепко стиснул локоть Бориса Андреевича Богомякова.

– Брезентовую сумку! – воскликнул он. – Вашу знаменитую брезентовую сумку?

– Да! Да! Нет сумки.

Непостижимо! Пропала такая сумка с инструментом, о которой ходили легенды, и даже самые бывалые шоферы говорили со вздохом: «Мечта поэта!» Особую сумку Борису Андреевичу из палаточного брезента сшила теща, и чего только в этой сумке не было! Борису Андреевичу однажды крупно повезло. Как передовик производства он был делегирован на празднование сорокалетия инструментального завода; сидел в президиуме и на щедрой юбилейной волне был одарен сверкающим никелем инструментом, таким, что у каждого шофера кружилась голова от одного только вида головок, ключей, отверток, выколоток и прочего. Да! Не существовало в машине болта, винта, гайки, шпильки, к которым не было свободного доступа уникальным инструментам.

– А ведь это, товарищи, чрезвычайное происшествие! – оценив обстановку, печально проговорил начальник автоколонны Самохин. – Это не слесарь у слесаря на время ключ на четырнадцать увел. Вскрытие автомобиля!

После небольшого совещания с парторгом и профоргом Самохин включил соответствующую систему, и по всей автоколонне, по двору и боксам, разнесся его мощный радиоголос:

– Внимание! Внимание! На шесть тридцать назначается экстренное производственное совещание. Явка обязательна! Прошу бригадиров и мастеров организовать работу так, чтобы не было опоздавших. Повторяю, товарищи…

После этого Самохин, Вертков и Шуров одобрительно улыбнулись Борису Андреевичу Богомякову, словно хотели сказать: «Найдется ваша сумка. Произошло недоразумение. Продолжайте спокойно работать!» Борис Андреевич пошел к дверям… Он был человеком крупным, солидным, неторопливым и, рассудительным, но одновременно с этим расторопным и даже шустрым, когда требовала обстановка., В автоколонне Борис Андреевич считался передовиком из передовиков, и на дворе, где была установлена искусно декорированная под мрамор Доска почета, портрет Б. А. Богомякова находился в самом центре. Хорошая была фотография. Подбородок у Богомякова тяжелый, мужской, раздвоенный; нос – крупный, а вот брови как бы от другого человека, мало того, от женщины: тонкие, дугообразные.

– Значит, до вечера, – сказал в дверях Богомяков. – До свидания, значит…

Но после этого почему-то сразу не ушел, а как бы застрял в дверях, повернув голову в сторону начальства. Может быть, хотел сообщить какие-нибудь дополнительные факты, а может быть, прощался уже навеки со своей замечательной сумкой, равной которой во всем небольшом городе, наверное, не было.

– Здорово переживает! – сказал начальник автоколонны.

За пятнадцать минут до начала производственного совещания возникла непредвиденная трудность. Оказалось, что красный уголок не может вместить всех пришедших на собрание, и руководство колонны не сразу сообразило, в чем дело. Утверждать, что на предприятии производственные совещания посещались из рук вон плохо, было бы несправедливым, но, с другой стороны, больше шестидесяти-семидесяти процентов работающих в автоколонне на собрание не приходило. Кто малыша вызволяет из детсада, кто испытывает головную боль при лихорадочном состоянии, кто навещает больного брата в очень далекой загородной больнице и так далее.

Сегодня на экстренное производственное совещание пришли все, и мест в красном уголке не хватило, хотя принесли стулья из бухгалтерии, бытовки, кабинетов начальства и прочих мест. Однако молодые водители и слесари без жалоб стояли, прислонившись к стенам, – большой интерес был к собранию.

– Начинать надо! Где он? Богомяков где?

Понятно, что знатный водитель Борис Андреевич Богомяков, верный своим принципам, явился на собрание ровно за три минуты до начала. Сесть ему, естественно, было некуда, но он почему-то занять классное место в зале не стремился. Богомяков вообще сейчас был странный, незнакомый, так как смущенно улыбался, словно говорил: «И зачем это собрание? Вот взяли и подняли шум из-за дрянного пустяка!» Одним словом, продолжая все так же незнакомо улыбаться, Богомяков скромно прислонился к стенке. Невиданное дело!

– Начинаем, товарищи! – заговорил энергично начальник автоколонны Самохин. – Наше предприятие в социалистическом соревновании…

На выступление Самохин потратил семь-восемь минут, не более, затем скорбным голосом сообщил о чрезвычайном происшествии в колонне, заметив при этом, что одно дело, когда слесарь у слесаря временно ключ «уведет», и другое дело, когда вскрыта машина. Факт это такой вопиющий, что кладет пятно на весь дружный и сплоченный коллектив.

– Слово предоставляется Борису Андреевичу Богомякову.

Десять метров до фанерной трибуны потерпевший прошел медленно, заметно было, что на ходу он напряженно размышляет, а смущенная и даже виноватая улыбка с его лица так и не исчезла. Взобравшись на трибуну, Борис Андреевич неожиданно тонкоголосо произнес:

– Я хочу просить у вас прощения, товарищи! Не из гаража украли мою сумку… – Он прижал руки к груди, огорченно покачал головой. – Только с большой горячки я мог подумать, что машину в автоколонне обворовали… Еще раз прошу прощения, товарищи, но мою машину, как я вычислил, обокрали возле закусочной «Волна». Не знаю, какое затмение на меня нашло, но позабыл я машину запереть… И вот… В третий раз прошу у вас прощения, товарищи.

Тихо было в президиуме, тихо было в зале, так как – все это чувствовали – большая неправда скрывалась за словами передового водителя, да и весь он по-прежнему был таким, каким никогда не бывал. Врет, определенно врет! В принципе машину возле шоферской закусочной «Волна» могли обворовать, но не богомяковскую, только не богомяковскую – он ее всегда вплотную к окнам ставил. Борису Андреевичу легче ста рублей потерять, чем кабину не замкнуть. Одним словом, врет водитель Богомяков, а почему врет – этого даже в президиуме понять не могли. Начальник автоколонны Самохин посмотрел на партийного секретаря Верткова, потом они оба посмотрели на профсоюзного «бога» Шурова и одновременно пожали плечами. Делать нечего!

– Ну что же, товарищи, – наигранно бодро сказал Самохин, – хорошо то, что хорошо кончается… Предлагаю обсудить вопрос о воскреснике по уборке производственной территории. Слово имеет Григорий Григорьевич Шуров.

И как раз в этот момент прозвучал дрожавший от волнения молодой голос:

– Не верьте Богомякову, не верьте! Он лжет, и мы знаем, почему лжет… Прошу дать мне слово. Я хочу всю правду, рассказать.

Зал от неожиданности просто охнул, осознав, что слово для обвинения Богомякова просит самый молодой на предприятии, скромный, ко всем уважительный и вежливый водитель Груздев. Работящий парень, старательный, непьющий и внешне славный – шатен с серыми глазами. Все его звали Валеркой, так как имя Валерий он сам откровенно не любил: «Валерий – это значит: иди к доске, отвечай урок». И вот этот Валерка Груздев сквозь тесноту пробивается к сцене, лезет на трибуну и – весь бледный! – говорит:

– Мы знаем, кто и где украл сумку у Богомякова… Ребята, идите сюда.

От стенки отклеились трое молодых рабочих, протолкались к сцене и поставили на пол ободранный чемодан. Таким образом они оказались рядом с Борисом Андреевичем Богомяковым, отчего водитель Груздев заметно успокоился и даже пригладил пятерней взлохмаченные кудри. Четверо – это не один!