Алмазная колесница. Том 2 - Акунин Борис - Страница 84

Он обернулся к Дону и поклонился в знак того, что разговор на русском окончен.

Цурумаки прибавил по-английски:

– Сирота-сан – настоящий японец. Человек чести, который знает, что долг перед Родиной превыше всего. Идите, друг мой. Вам незачем тут находиться, когда придёт полиция.

Низко поклонившись своему новому господину и слегка кивнув Фандорину, Сирота вышел.

Титулярного советника держали все так же крепко, и означать это могло только одно.

– Полиция, конечно, явится слишком п-поздно, – сказал Эраст Петрович хозяину. – Вор погибнет при попытке убежать или оказать сопротивление. Для того вы и услали прекраснодушного Сироту. Я такой активный человек, что меня не просто нельзя оставить в Японии. Меня нельзя оставить в живых, верно?

Улыбка, с которой Цурумаки выслушал эти слова, была полна весёлого удивления, словно миллионер не ожидал услышать от пленника столь тонкое и остроумное замечание.

Повертев в руке «герсталь», Дон спросил:

– Самовзводящийся? И без курка?

– Без. Просто жмите на спусковой крючок, и вылетят подряд все семь пуль. То есть шесть, один заряд уже потрачен, – ответил Фандорин, внутренне гордясь собственным хладнокровием.

Цурумаки взвесил револьверчик на руке, и титулярный советник приготовился: сейчас будет очень больно, потом боль станет тупее, потом совсем пройдёт…

Но «герсталь» полетел на пол. Эраст Петрович удивился лишь в первое мгновение. Потом он заметил, что карман халата у Дона оттопыривается. Ну разумеется: было бы странно, если бы грабителя застрелили из его же собственного револьвера.

Словно в подтверждение догадки рука хозяина опустилась в тот самый карман. Дело явно шло к развязке.

Вдруг Камата, не сводивший глаз с титулярного советника, встрепенулся, повернул свою костистую, в грубых морщинах физиономию к двери.

Откуда-то извне доносились крики, грохот.

Прибыла полиция? Но отчего шум?

В комнату вбежал ещё один чернокурточник. Поклонился господину и Камате, что-то залопотал.

– Цурэтэ кои [37], – приказал Цурумаки, не вынимая руки из кармана.

Слуга выбежал, и полминуты спустя в библиотеку ввели под руки растерзанного Масу.

Увидев Фандорина, тот закричал что-то отчаянным голосом.

Можно было понять лишь одно слово: «О-Юми-сан».

– Что он говорит? Что он говорит? – дёрнулся в руках своих стражников вице-консул.

Судя по лицу хозяина, известие ошеломило его. Он что-то спросил у Масы, получил ответ и вдруг сделался очень сосредоточен. На повторные вопросы Фандорина не обращал внимания, лишь яростно тёр чёрную бороду. Маса же всё пытался поклониться Эрасту Петровичу (что было непросто исполнить с завёрнутыми за спину руками) и повторял:

– Моосивакэаримасэн! Моосивакэаримасэн!

– Да что он всё бормочет? – в бессильной ярости вскричал титулярный советник. – Что это значит?

– Это значит: «Мне нет прощения!» – вдруг взглянул на него Цурумаки. – Ваш слуга рассказывает очень интересные вещи. Говорит, что сидел у окна и курил сигару. Что ему стало душно, и он приоткрыл створку. Что раздался свист, его что-то кольнуло в шею, и больше он ничего не помнит. Очнулся на полу. Из шеи у него торчал какой-то шип. Бросился в соседнюю комнату и увидел, что О-Юми-сан исчезла. Кровать была пуста.

Эраст Петрович застонал, хозяин же спросил Масу ещё о чем-то. Получив ответ, дёрнул подбородком, и фандоринского вассала немедленно выпустили. Он полез за пазуху и достал оттуда что-то вроде деревянной иголки.

– Что это? – спросил Фандорин. Дон мрачно разглядывал шип.

– Фукибари. Эту дрянь смазывают ядом или каким-нибудь другим зельем – например, временно парализующим или усыпляющим – и выстреливают из духовой трубки. Любимое оружие ниндзя. Увы, Фандорин-сан, вашу подругу похитили «крадущиеся».

Именно в эту минуту Эрасту Петровичу, совсем уже было приготовившемуся к смерти, ужасно не захотелось умирать. Казалось бы, что ему за дело до всего на свете? Если жизни осталось на несколько секунд, имеют ли какое-нибудь значение неразгаданные головоломки и даже похищение любимой женщины? Но жить хотелось так, что, когда рука Дона зашевелилась в зловещем кармане, Фандорин крепко стиснул зубы – чтоб не взмолиться об отсрочке. Отсрочки все равно не дадут, да если б и дали, убийцу просить ни о чем нельзя.

Вице-консул заставил себя смотреть на руку, что медленно тянула из кармана чёрный, поблёскивающий предмет и, наконец, вытянула.

Это была вересковая курительная трубка.

Сцепление двух рук

– Мне нравится ваш Сирота, – задумчиво сказал Дон, чиркнув спичкой и выпустив облачко дыма. – Настоящий японец. Цельный, умный, надёжный. Мне давно хотелось иметь такого помощника. Все эти, – он обвёл трубкой своё чёрное воинство, – хороши для драки и прочих простых дел, не требующих дальновидности. Сирота из другой, куда более ценной породы. К тому же он отлично изучил иностранцев, особенно русских. Это для моих планов очень важно.

Чего Фандорин ожидал менее всего – так это внезапного панегирика в адрес бывшего консульского письмоводителя, и потому слушал насторожённо, не понимая, к чему клонит Цурумаки.

А тот попыхтел трубкой и в той же неторопливой манере, словно рассуждая вслух, продолжил:

– Сирота дал вам очень точное определение: храбр, непредсказуем и очень везуч. Это крайне опасное сочетание, потому и понадобился весь этот театр. – Он кивнул в сторону сейфа, откуда струилось волшебное сияние. – Но теперь всё меняется. Вы мне нужны. И нужны здесь, в Японии. Никакой полиции не будет.

Дон отдал по-японски какое-то приказание, и Эраста Петровича никто больше не держал. Чернокурточные выпустили его, поклонились хозяину и один за другим вышли из комнаты.

– Потолкуем? – жестом показал Цурумаки на два кресла у окна. – Скажите вашему человеку, чтоб не тревожился. Ничего плохого с вами не случится.

Фандорин махнул Масе – мол, всё в порядке, и тот, с подозрением покосившись на хозяина, неохотно вышел.

– Я вам нужен? Зачем? – спросил Фандорин, не торопясь садиться.

– Затем, что вы храбры, непредсказуемы и очень везучи. Но ещё больше я нужен вам. Вы ведь хотите спасти свою женщину? Так сядьте и слушайте.

Вот теперь вице-консул сел, второй раз приглашать не пришлось.

– Как это сделать? – быстро проговорил он. – Что вам известно?

Дон почесал бороду, вздохнул.

– Рассказ будет долгим. Я не собирался перед вами оправдываться, опровергать всю ту чушь, которую вы про меня навоображали. Но раз нам предстоит общее дело, придётся. Попытаемся восстановить прежнюю дружбу.

– Это будет непросто, – не удержался Фандорин.

– Знаю. Но вы умный человек и поймёте, что я говорю правду… Для начала давайте внесём ясность в историю с Окубо, ибо началось всё именно с неё. – Цурумаки смотрел собеседнику в глаза спокойно и серьёзно, будто решив снять свою всегдашнюю маску весёлого бонвивана. – Да, министра устранил я, но это наши внутрияпонские дела, до которых вам не должно быть никакого дела. Я не знаю, Фандорин, как воспринимаете жизнь вы, а для меня она – вечная схватка Порядка и Хаоса. Порядок норовит разложить всё по полочкам, прибить гвоздиками, обезопасить и выхолостить. Хаос разрушает всю эту аккуратную симметрию, переворачивает общество вверх дном, не признает никаких законов и правил. В этой извечной борьбе я на стороне Хаоса, потому что Хаос – это и есть Жизнь, а Порядок – это Смерть. Я отлично знаю, что, как все живущие, обречён: рано или поздно Порядок возьмёт надо мной верх, я перестану барахтаться, превращусь в кусок неподвижной материи. Но пока я жив, я хочу жить во всю силу, чтоб вокруг меня дрожала земля и рушилась симметрия. Прошу прощения за философию, но я хочу, чтобы вы правильно понимали, как я устроен и чего добиваюсь. Окубо был само олицетворение Порядка. Одна голая арифметика и бухгалтерский расчёт. Если бы я не остановил его, он превратил бы Японию во второсортную псевдоевропейскую страну, обречённую вечно плестись в хвосте у великих держав. Арифметика – наука мёртвая, потому что она берет в учёт лишь вещи материальные. Но главная сила моей Родины в её духе, который не поддаётся исчислению. Он нематериален, он всецело принадлежит Хаосу. Диктатура и абсолютная монархия симметричны и мертвы. Парламентаризм анархичен и полон жизни. Падение Окубо – это маленькая победа Хаоса, победа Жизни над Смертью. Вы понимаете, что я хочу сказать?