Алмазная колесница. Том 2 - Акунин Борис - Страница 74

Ну-ка, посмотрим, как этими каракулями пишется знак «бу».

Теперь «ру».

А что в кружке? Совсем другие значки. Первый похож на три змейки.

Второй – на целый клубок змей.

Погодите-ка, сэр! Обе эти закорючки в азбуке тоже есть. Первая – это слог «то», вторая – слог «ну» или просто «н».

Хм. Твигс озадаченно почесал переносицу. Какое ещё тону! Причём здесь тону! Не складывается.

Видимо, записи в схеме не просто сделаны секретной азбукой ниндзя, но ещё и дополнительно зашифрованы – одна буква обозначает другую. Что ж, так ещё интересней.

Доктор плотоядно побарабанил пальцами по столу, предвкушая долгую и увлекательную работу. Отпил из стакана крепкого чаю, потёр ладони.

Вперёд, сэр!

Из всех наслаждений, отпущенных человеку, самое изысканное – шевелить мозгами.

Итак, итак, итак.

Нам известно, что «бу» Суга обозначает буквой «то», а «ру» – буквой «ну». В других кружках эти значки тоже встречаются: первый – три раза, второй – один раз.

Идём дальше.

Он взял лупу, всмотрелся в кружок внимательней. Что это за малюсенькие чёрточки над тремя змейками? Грязь? Нет, это написано тушью. Похоже на нигори, знак озвончения, при помощи которого слог «ка» превращается в «га», «та» в «да», «са» в «дза». Всё правильно: «бу» – слог звонкий, обязательно должно быть нигори.

Твигс задумчиво срисовал кружок и в нем два значка.

Без шифровки это читалось бы так: «то» с озвончением (иначе говоря «до») плюс «ну» или «н».

Погодите, погодите…

Доктор взволнованно потёр лысину, приподнялся на стуле. Но тут, в самый ключевой момент, тихонько заурчал прикреплённый над столом ночной звонок – собственноручное изобретение Ланселота Твигса: электрические провода были протянуты от дверного звонка в кабинет и спальню, чтобы поздние пациенты не будили девочек.

Раздосадованно он направился к двери, но не дошёл – остановился в коридоре. Нельзя! Мистер Асагава строго-настрого предупреждал: никаких ночных визитёров, дверь никому не открывать.

– Доктор! Это вы? – донеслось из-за двери. – Доктор Твигс? Я увидел табличку на вашей двери!

– Ради Бога, помогите!

Взволнованный, чуть не плачущий мужской голос с японским акцентом.

– Я Джонатан Ямада, старший приказчик фирмы «Саймон, Эверс энд компани». Ради Господа нашего Иисуса, откройте!

– Да что случилось? – спросил Твигс, и не думая открывать.

– У моей жены начались роды!

– Но я не акушер. Вам нужен доктор Бакл, он живёт на…

– Я знаю! Я и вёз жену к мистеру Баклу! Но перевернулась коляска! Здесь, за углом! Доктор, умоляю! У неё рана на голове, кровь! Она умрёт, доктор!

Раздалось сдавленное, глухое рыдание.

Если б что другое, Ланселот Твигс, наверное, не открыл бы, ибо был человеком слова. Но вспомнилась бедняжка Дженни, собственная беспомощность и безысходное отчаяние.

– Сейчас… Сейчас.

Он приоткрыл дверь, не снимая цепочки. Увидел пухлого японца в котелке и сюртуке, с трясущимся, залитым слезами лицом. Тот немедленно повалился на колени, воздел к доктору руки.

– Умоляю! Скорее!

Больше на улице никого не было.

– Знаете, я нездоров, – смущённо пробормотал Твигс. – На улице Хоммура-дори живёт доктор Альберти, отличный хирург. Это всего десять минут отсюда…

– Пока я буду бежать туда, моя жена истечёт кровью! Спасите!

– Ну что с вами будешь делать…

Слово, конечно, нужно держать, но есть ведь ещё и врачебная клятва…

Со вздохом он снял цепочку. Приказчик Джонатан Ямада всхлипнул:

– Благодарю, благодарю! Позвольте поцеловать вашу руку!

– Глупости! Входите, я только переобуюсь и возьму инструменты. Подождите в прихожей, это одна минута.

Доктор быстро направился в кабинет – взять саквояж и прикрыть секретную схему. Или лучше захватить её с собой? Нет, наверное, не стоит.

Приказчик то ли не расслышал, что ему следует дожидаться в прихожей, то ли плохо соображал от волнения – так и тащился за доктором, всё лепеча что-то о поцелуе и о руке.

На пороге кабинете воскликнул:

– По крайней мере позвольте пожать вашу благородную руку!

– Это ради Бога. – Твигс протянул ему ладонь, левой кистью взялся за створку двери. – Я должен на секунду уединиться…

Расчувствовавшийся Джонатан Ямада стиснул руку доктора что было мочи.

– Ой! – вскрикнул Твигс. – Больно!

Поднёс руку к глазам. На нижней фаланге среднего пальца выступила капелька крови. Приказчик засуетился:

– Ради Бога простите! У меня перстень, старинный, родовой! Иногда проворачивается, великоват. Оцарапал? Оцарапал? Ах, ах! Мне нет прощения! Я перевяжу, я платком, он чистый!

– Не нужно, ерунда, – поморщился Твигс, зализывая ранку языком. – Так я сейчас. Обождите.

Прикрыл за собой дверь, подошёл к столу и вдруг покачнулся – что-то потемнело в глазах. Схватился руками за край столешницы.

А приказчик, оказывается, не остался в коридоре, тоже влез в кабинет и теперь бесцеремонно шарил среди бумаг. Взял схему, поднёс к глазам, кивнул.

Но Твигсу сейчас было не до странного поведения Джонатана Ямады, доктор чувствовал себя совсем нехорошо.

Он смотрел на фотопортрет Дженни, что стоял на тумбочке, помещённый в серебряную рамку, и не мог оторвать от карточки взгляда.

Подретушированная жена тоже смотрела на Ланселота, улыбалась ему доверчиво и ласково.

Дон-дон

Эраст Петрович спал недолго, то и дело поглядывая на часы, а в половине четвёртого тихонько встал. С полминуты смотрел на спящую О-Юми, испытывая чрезвычайно сильное чувство, которое было бы непросто выразить словами: никогда ещё мир не казался ему таким хрупким и одновременно таким прочным; он мог рассыпаться стеклянными осколками от малейшего дуновения ветра, а мог и выдержать напор самого неистового урагана.

Сапоги титулярный советник надел в коридоре. Тронул за плечо Масу, который сидел на полу перед кладовкой, опустив подбородок на грудь. Тот сразу вскинулся.

– Иди спать, – шёпотом сказал Фандорин. – Нэру. Теперь я покараулю.

– Хай. – Маса зевнул, отправился к себе в комнату.

Подождав, пока оттуда донесётся мирное, с причмокиваньем сопение (ждать пришлось не долее минуты), Эраст Петрович вошёл к князю.

Кажется, Онокодзи успел неплохо обжиться в своём убежище. Полки с Масиными припасами и хозяйственными мелочами были завешены одеялом, на полу стояла погашенная лампа, на пустом ящике – остатки ужина. Сам князь безмятежно спал, приоткрыв в полуулыбке тонкие губы, – судя по всему, его сиятельство пребывал во власти каких-то сладостных сновидений. После О-Юми смотреть на спящего человека, да ещё такого несимпатичного, Эрасту Петровичу показалось кощунством, к тому же происхождение чудесных сновидений сомнений не вызывало – у подушки поблёскивал пустой шприц.

– Вставайте. – Фандорин потряс свидетеля за плечо. – Тс-с-с. Это я, не пугайтесь.

Но Онокодзи и не думал пугаться. Открыв мутные глаза, он улыбнулся ещё шире – действие наркотика продолжалось.

– Вставайте, одевайтесь. Мы уходим.

– На прогулку? – хихикнул князь. – С вами, мой дорогой друг, хоть на край света.

Натягивая панталоны и штиблеты, пританцовывал, вертелся, да ещё без умолку стрекотал – пришлось сказать, чтоб не шумел.

Из дома Фандорин вывел беспокойного спутника под локоть. Вторую руку на всякий случай держал в кармане, на рукоятке «герсталя», но вынимать револьвер не стал, чтоб не пугать князя.