Алмазная колесница. Том 2 - Акунин Борис - Страница 55

На крикетной площадке, несмотря на ранний час, уже играли: команда Атлетического клуба готовилась к состязаниям на Кубок Японии – спортсмэны поочерёдно посылали мяч в виккет и потом стремглав неслись на противоположную сторону.

Обежать поле Фандорину не удалось. На середине первого же круга вице-консула окликнули.

В густых кустах стоял инспектор Асагава – бледный, осунувшийся, с лихорадочно горящими глазами, то есть, собственно, очень похожий на Эраста Петровича.

Тот оглянулся – не смотрит ли кто.

Вроде бы нет. Игроки увлечены тренировкой, а больше в парке никого не было. Титулярный советник нырнул в заросли акации.

– Ну что? – с ходу, безо всяких «здравствуйте» и «как поживаете» накинулся на него инспектор. – Я жду ровно неделю. Больше не могу. Вы знаете, что вчера Сугу назначили интендантом полиции? Прежний снят с должности за то, что не сумел уберечь министра… У меня внутри всё горит. Не могу есть, не могу спать. Вы придумали что-нибудь?

Эрасту Петровичу стало стыдно. Он тоже не мог есть и спать, но совсем по иной причине. Про Асагаву же за минувшие дни ни разу даже не вспомнил.

– Нет, не п-придумал…

Плечи японца понуро опустились, словно он лишился последней надежды.

– Да, конечно… – мрачно произнёс инспектор. – По-вашему, по-европейски, здесь ничего не сделаешь. Ни улик, ни доказательств, ни свидетелей. – Он сделался ещё бледнее, решительно тряхнул головой. – Ну и пусть. Раз по-европейски нельзя, поступлю по-японски.

– Как это – «по-японски»?

– Напишу письмо его величеству государю императору. Изложу все свои подозрения в адрес интенданта Суги. И убью себя, в доказательство своей искренности.

– Себя? Не Сугу? – потрясённо воскликнул Фандорин.

– Убить Сугу значило бы не покарать преступника, а совершить новое преступление. У нас есть древняя, благородная традиция. Хочешь привлечь внимание властей и общества к какому-нибудь злодейству – сделай сэппуку. Лживый человек резать себе живот не станет. – Взгляд Асагавы был воспалён и тосклив. – Но если б вы знали, Фандорин-сан, как ужасно делать сэппуку без секунданта, без человека, который милосердным ударом меча прервёт твои страдания! Увы, мне не к кому обратиться с этой просьбой, мои сослуживцы ни за что не согласятся. Я совсем один… – Он вдруг встрепенулся, схватил вице-консула за руку. – А может быть, вы? Всего один удар! У меня длинная шея, попасть по ней будет нетрудно!

Фандорин отшатнулся.

– Г-господь с вами! Я никогда не держал в руках меча!

– Всего один удар! Я научу вас. Часок поупражняетесь на бамбуковом шесте, и у вас отлично получится! Прошу вас! Вы окажете мне неоценимую услугу!

Заметив выражение лица собеседника, инспектор сбился. С усилием взял себя в руки.

– Ладно, – сказал он глухо. – Извините, что попросил. Это было слабостью. Мне очень стыдно.

Но Эрасту Петровичу было ещё стыдней. В мире столько вещей более важных, чем уязвлённое самолюбие, ревность или несчастная любовь! Например, стремление к правде и справедливости. Нравственная чистота. Самопожертвование во имя справедливости.

– Послушайте, – взволнованно заговорил титулярный советник, стискивая вялую руку японца. – Вы умный, современный, образованный человек. Что за дикость – разрезать себе живот! Что за пережитки средневековья! Право, девятнадцатый век на исходе! К-клянусь вам, мы что-нибудь придумаем!

Но Асагава не слушал его.

– Я не могу так жить. Вам, европейцу, этого не понять. Пускай без секунданта! Мне не будет больно. Наоборот, я высвобожу боль, которая сжигает меня изнутри! Этот негодяй предал великого человека, который ему доверял! Отшвырнул меня носком сапога, как комок грязи! И теперь упивается победой! Я не могу видеть, как торжествует злодейство. Преступник Суга – начальник полиции! Красуется перед зеркалом в новом мундире, обустраивается в своём новом поместье Такарадзака! Он уверен, что весь мир у его ног. Это невыносимо!

Эраст Петрович наморщил лоб. Такарадзака? Где-то он слышал это название.

– Что за п-поместье?

– Шикарная усадьба, близ столицы. Суга выиграл её в карты, несколько дней назад. О, он везуч, его карма крепка!

И тут Фандорину вспомнился разговор, подслушанный в кабинете Булкокса. «Что ж, Онокодзи, это очень по-японски, – сказал тогда англичанин. – Дать выговор, а через неделю наградить повышением». Князь ответил: «Это, дорогой Алджернон, не награда – лишь занятие освободившейся вакансии. Но будет ему и награда, за ловко исполненную работу. Получит в собственность загородную усадьбу Такарадзака. Ах, какие там сливы! Какие пруды!» Так, выходит, речь шла о Суге!

– Что с вами? – спросил инспектор, удивлённо глядя на Фандорина.

Тот медленно произнёс:

– Кажется, я знаю, что нужно делать. У нас с вами нет улик, но, возможно, будет свидетель. Или, по крайней мере, осведомитель. Есть человек, который знает истинную подоплёку убийства.

И Фандорин рассказал о пройдошистом денди, продавце чужих секретов. Асагава жадно слушал, будто приговорённый, которому объявляют о помиловании.

– Онокодзи сказал, что Суга «ловко исполнил работу»? Значит, князю и в самом деле многое известно!

– Уж во всяком случае больше, чем нам с вами. Интереснее всего, кто это вознаградил интенданта столь щедрым образом. Нельзя ли выяснить, кому поместье принадлежало прежде?

– Одному из родственников сверженного сегуна. Но Такарадзака давно выставлена на торги. Её мог купить кто угодно и тут же проиграть в карты. Выясним, это нетрудно.

– А как быть с князем? Глупо надеяться, что он добровольно даст показания.

– Даст, – уверенно заявил инспектор. – Добровольно и чистосердечно. – На щеках японца выступил румянец, голос стал бодрым и энергичным. Трудно было поверить, что всего минуту назад этот человек походил на живого покойника. – Онокодзи изнежен и слаб. А главное, подвержен всевозможнейшим порокам, в том числе запретным. До сих пор я его не трогал, полагая, что этот бездельник, в сущности, безобиден. К тому же у него множество высоких покровителей. Но теперь я его возьму.

– За что?

Асагава задумался не более чем на пару секунд.

– Он чуть не каждый день таскается в «Девятый номер». Это самый знаменитый йокогамский бордель, знаете?

Фандорин помотал головой.

– Ах да, вы ведь у нас недавно… Там имеется товар на все вкусы. Например, есть у хозяина так называемый «пансион», для любителей молоденьких девочек. Попадаются тринадцати-, двенадцати-, даже одиннадцатилетние. Это противозаконно, но поскольку в «Девятом номере» работают одни иностранки, мы не вмешиваемся, не наша юрисдикция. Онокодзи – большой любитель «малюток». Я велю хозяину (а он у меня в долгу) дать знать, как только князь уединится с девчонкой. Тут-то его и надо брать. Я сам, к сожалению, не смогу – арест должна произвести муниципальная полиция.

– Значит, снова поработаем с сержантом Локстоном, – кивнул Эраст Петрович. – А скажите, нет ли среди малолетних п-проституток российских подданных? Это оправдало бы моё участие в деле.

– Кажется, есть одна полька, – припомнил Асагава. – Не знаю только, какой у неё паспорт. Скорее всего никакого, ведь она несовершеннолетняя.

– Царство Польское входит в состав Российской империи, а стало быть, несчастная ж-жертва разврата вполне может оказаться моей соотечественницей. Во всяком случае, долг вице-консула это проверить. Ну что, инспектор, передумали резать себе живот?

Титулярный советник улыбнулся, но Асагава был серьёзен.

– Вы правы, – сказал он задумчиво. – Сэппуку – пережиток средневековья.

В спину Фандорину ударило что-то маленькое и жёсткое. Он обернулся – крикетный мяч. Кто-то из спортсмэнов послал его слишком далеко от цели.

Подобрав упругий кожаный шарик, Эраст Петрович размахнулся, зашвырнул его на противоположную сторону площадки. Когда же снова обернулся к кустам, инспектора уже не было – лишь покачивались белые гроздья акации.