Алмазная колесница. Том 2 - Акунин Борис - Страница 36

Вот показался бесформенный приземистый силуэт. Горбун шёл грузной, тяжёлой походкой, немного переваливаясь с боку на бок.

Наверно, нелегко горб таскать, подумал Маса. А жить с этаким уродством разве легко? В детстве, наверно, мальчишки дразнили. Подрос – девушки воротили нос. Потому-то Сэмуси и получился такой подлый и злой. А может, вовсе не поэтому. На улице, где рос Маса, тоже был один горбун, подметальщик. Ещё горбатей этого, еле ковылял. Но был добрый, все его любили. И говорили: он такой хороший, потому что Будда его горбом одарил. Не в горбе дело, а в том, какое у человека кокоро. Если кокоро правильное, от горба станешь только лучше, а если гнилое – возненавидишь весь белый свет.

Тем временем обладатель злого кокоро миновал маленький мост.

Слуга Эраста Петровича сказал себе: «Сейчас господин дёрнет за верёвку» – и в тот же миг раздался грохот. Повозка, что стояла на мостике, ни с того ни с сего накренилась – видно, треснула ось. Большая бочка, стоявшая на телеге, грохнулась наземь, лопнула, из неё потекла густая чёрная смола, залила весь настил – ни пройти, ни проехать…

Сэмуси проворно обернулся на грохот, сунул руку за пазуху, но увидел, что ничего угрожающего не происходит. Рядом не было ни души. Должно быть, возчик с вечера оставил свой товар неподалёку от рынка, а сам засел в какой-нибудь близлежащей харчевне, где можно и подкрепиться и переночевать. А курума у него старая, ветхая, возьми да и сломайся.

С минуту Горбун стоял на месте, вертел головой во все стороны. Наконец, успокоился, зашагал дальше.

На той стороне мостика – Масе было видно – возникла серая тень. Ступила в чёрную лужу, да и застряла.

Ещё бы! Смолу Маса покупал лично. Выбрал самую паршивую, пожиже, а уж липкая – не отклеишься.

Блеснул отсвет – это, надо думать, прилипший агент просигналил своим. Возникли ещё три тени. Мечутся на берегу, а что делать не знают. Один было сунулся и тоже прилип насмерть.

Вот Сэмуси оглянулся, полюбовался картиной, пожал плечами, да и пошёл себе дальше. Ему-то что. Знает, наверное, что и впереди агенты есть.

Когда Горбун подошёл к самой реке, Маса зарычал и выкатился ему навстречу. В руке держал вакидзаси, короткий меч, и размахивал им так, что любо-дорого было посмотреть, как сверкал клинок в свете фонаря.

– За Тёбэй-гуми! – крикнул Маса, но не слишком громко: чтоб Сэмуси услышал, а прилипшие полицейские нет. – Узнал, Горбатый? Конец тебе!

Нарочно выскочил раньше, чем следовало, если б хотел в самом деле зарезать гада.

Сэмуси успел и шарахнуться, и вытащить револьвер, подлое оружие трусов. Но Маса револьвера не испугался – знал, что главный полицейский агент, ловкий человек, ещё позавчера тайком подточил курок.

Горбун щёлкнул раз, щёлкнул другой, а в третий раз щёлкать не стал, развернулся и пустился наутёк. Сначала назад, к маленькому мосту. Потом сообразил, что увязнет в смоле и агенты не спасут, дёрнулся вправо, куда и следовало.

Маса его догнал и для пущего страху рубанул по руке, повыше локтя – самым кончиком. Горбун вскрикнул, отпрыгнул в сторону и уж больше не сомневался, дунул через пустырь, в темноту. Пустырь был большой, тянулся до самой Тобэмуры, где казнят преступников и после на шестах выставляют их отрубленные головы. Раньше, в бытность Барсуком, Маса был уверен, что рано или поздно тоже не минует Тобэмуры, будет пялиться сверху мёртвыми глазами, пугать прохожих. Теперь-то уж вряд ли. Голове Сибаты Масахиро, вассала господина Фандорина, на шесте делать нечего.

Пару раз он рассёк воздух у самого затылка Сэмуси, а потом споткнулся, растянулся на земле. Нарочно заругался, будто здорово ногу ушиб. И теперь побежал уже медленнее, прихрамывая.

Кричал:

– Стой! Стой, трус! Всё равно не уйдёшь!

Но Горбуну уже должно было стать ясно, что уйдёт – причём не только от незадачливого мстителя, но и от агентов йокогамской полиции. Для того и место такое выбрано: на пустыре далеко видать, бежит сзади кто или нет.

Прокричав последнее, беспомощное:

– Ничего, в следующий раз я тебя прикончу! – Маса остановился.

Пустырь хоть и длинный, но деться с него Горбуну некуда, потому что справа река, а слева канал. На дальнем же конце, где мост к Тобэмуре, в кустах сидит Сирота-сан. Он, конечно, человек учёный, но в таких делах опыта не имеет. Нужно ему помочь.

Маса вытер рукавом пот, побежал к берегу Ёсидагавы. Там стояла лодка. Несколько взмахов шеста – и ты уже на той стороне. Если припустить со всех ног, то поспеешь как раз вовремя, это короче, чем через пустырь. Ну а припозднишься – на то там Сирота-сан. Покажет, куда повернул Сэмуси.

Нос лодки взрезал маслянистую, чёрную воду. Маса отталкивался шестом от упругого дна и приговаривал: «Ии-дзя-най-ка! Ии-дзя-най-ка!»

Фандоринскому камердинеру было очень весело. Золотая голова у господина. Ему бы в якудзу – большую карьеру мог бы сделать.

Ах, до чего ж потешно барахтались в смоле полицейские!

Дождь закончился, на небе проступила россыпь звёзд, с каждой минутой делаясь всё ярче и ярче.

Эраст Петрович шёл домой медленно, потому что смотрел не под ноги, а вверх, любовался астральной иллюминацией. Особенно красиво лучилась одна звезда, разместившаяся у самого края небосклона. Её свет был голубоватым и печальным. Знания титулярного советника по части светил и созвездий были скудны: он умел распознавать лишь двух медведиц, Большую и Малую, поэтому название голубой искорки оставалось для него загадкой. Фандорин решил: пускай это будет Сириус.

Настроение у вице-консула было ровным и безмятежным. Что сделано, то сделано, теперь ничего не изменишь. Начальник следствия бесцеремонно и с умыслом нанёс оскорбление Закону: помешал работе полиции и помог скрыться человеку, подозреваемому в тяжком государственном преступлении. Если Сэмуси уйдёт от Масы и Сироты, останется лишь одно – признаться, а вслед за тем позорная отставка и, вероятно, суд.

Войдя в свою пустую квартиру, Эраст Петрович снял сюртук, брюки, в одной рубашке сел в гостиной. Свет зажигать не стал. Некоторое время спустя вдруг щёлкнул пальцами, словно ему в голову пришла какая-то удачная идея, но результат озарения был странен: Фандорин всего лишь надел на волосы сеточку и стянул наусником верхнюю губу, предварительно подкрутив усики щипцами. Бог весть, зачем он всё это проделал – ложиться в постель молодой человек явно не собирался, даже в спальню не входил.

С полчаса титулярный советник просидел в кресле безо всякого смысла, вертя в руках незажженную сигару. Потом позвонили в дверь.

Эраст Петрович кивнул, будто именно этого и ждал. Вместо того чтобы натянуть брюки, сделал нечто противоположное – снял рубашку.

Колокольчик затрезвонил снова, уже громче. Вице-консул не спеша вдел руки в рукава шёлкового халата, завязал пояс с кистями. Встал перед зеркалом, изобразил зевок.

Лишь после этого, наконец, зажёг керосиновую лампу и направился в прихожую.

– Асагава, вы? – спросил он заспанным голосом, увидев за порогом инспектора. – Что стряслось? Я отпустил слугу, поэтому сам… Да что вы з-застыли?

Но японец не вошёл. Он отрывисто поклонился и срывающимся голосом произнёс:

– Мне нет прощения… Мои люди упустили Сэмуси. Я… Мне нечего сказать в своё оправдание.

Свет лампы падал на несчастное лицо Асагавы. Потерянное лицо, подумал Эраст Петрович, и ему сделалось жалко инспектора, для которого потерять лицо перед иностранцем наверняка было вдвойне мучительно. Однако обстоятельства требовали жёсткости – иначе пришлось бы вступать в объяснения и неминуемо лгать.

Вице-консул мысленно досчитал до двадцати, потом, не говоря ни слова, захлопнул перед носом у японца дверь.

Теперь можно было идти в спальню. От Масы и Сироты раньше утра вестей не будет. Неплохо бы хоть немного поспать – завтра, вероятно, будет напряжённый день.

Но возбуждение улеглось ещё не вполне. Чувствуя, что сразу уснуть не удастся, Фандорин взял в гостиной второй том «Фрегата Паллада» – самого лучшего чтения на сон грядущий.