Алмазная колесница. Том 2 - Акунин Борис - Страница 32

– С утра у вас болела голова, вот здесь. – Лёгкие пальцы чуть коснулись его виска, и Фандорин вздрогнул – то ли от удивления (про головную боль она угадала), то ли от самого прикосновения. – Вас одолевали печальные мысли. По утрам это с вами часто бывает. Вы думали о женщине, которой больше нет. Ещё вы думали о другой женщине, которая жива. Вы представляли себе всякие картины, от которых вам стало жарко.

Эраст Петрович залился краской, а кудесница лукаво улыбнулась, но развивать тему не стала.

– Это не волшебство, – сказала она, посерьёзнев. – Всего лишь плод многовековых исследований, проведённых очень внимательными людьми, сосредоточенными на своём ремесле. Правая половина лица – это вы сами, левая половина – связанные с вами люди. Например, если я вижу на правом виске маленький прыщик цвета инсёку, я знаю, что этот человек влюблён. А если такой же прыщик на левом виске – значит, в него влюблены.

– Нет, вы всё же надо мной смеётесь!

О-Юми качнула головой:

– Недавнее прошлое можно определить по нижним векам. Скорое будущее – по верхним. Вы позволите?

Белые пальцы опять коснулись его лица. Прошлись по бровям, щекотнули ресницы. Фандорин почувствовал, что цепенеет.

Внезапно О-Юми отшатнулась. Её глаза смотрели на него со страхом.

– Что… что такое? – спросил он хрипло – вдруг пересохло в горле.

– Сегодня вы убьёте человека! – испуганно прошептала она, повернулась и побежала через площадь.

Он едва не бросился вдогонку, да вовремя взял себя в руки. Не только не побежал, но ещё и отвернулся. Вынул из портсигара тонкую манилу. Раскурить сумел лишь с четвёртой спички.

Титулярного советника трясло – должно быть, от злости.

– Лопоухая к-кокетка! – процедил он. – И я тоже хорош! Развесил уши!

Да только что толку себя обманывать? Поразительная женщина! А может быть, дело даже не в ней самой, вдруг пронзило Эраста Петровича. Между нами существует какая-то странная связь. Он сам удивился этой мысли, но додумать её до конца не успел, ибо в этот миг стряслось нечто такое, отчего молодому человеку стало не до таинственных красавиц.

Сначала откуда-то донёсся звон разбитого стекла, потом истошный рёв:

– Stop! Stop the bloody ape! [15]

Фандорин узнал голос Локстона и кинулся назад к участку. Пробежал по коридору, ворвался в кабинет сержанта и увидел, как тот, свирепо бранясь, пытается вылезти в окно, но довольно неуклюже – мешают острые осколки. В комнате едко пахло горелым, у потолка клубился дым.

– Что случилось?

– Вон тот… сукин сын… тварь! – орал Локстон, показывая куда-то пальцем.

Фандорин увидел человека в коротком кимоно и соломенной шляпе, очень быстро бежавшего по направлению к набережной.

– Улики! – выдохнул сержант и с размаху двинул по окну кулачищем. Рама вылетела наружу.

Американец спрыгнул вниз.

Услышав слово «улики», Эраст Петрович обернулся к столу, на котором ещё десять минут назад лежали мечи, воротничок и зеркало. Там дотлевала суконная обивка, пылали какие-то бумаги. Мечи были целы, но целлулоид свернулся обугленной трубочкой, оплавленная поверхность зеркала расплывалась и подрагивала.

Разглядывать весь этот разгром, впрочем, было некогда. Титулярный советник перемахнул через подоконник, в несколько прыжков догнал буйволоподобного сержанта. Крикнул:

– Отчего пожар?

– Уйдёт! – рыкнул тот вместо ответа. – Срежем через «Звезду»!

Беглец и в самом деле уже скрылся за углом.

– Вошёл! Ко мне! Кланялся! – орал Локстон, через чёрный ход врываясь в салун «Звезда». – Потом вдруг яйцо! Об стол! И дым, пламя!

– Как это – яйцо? – кричал и Фандорин.

– Не знаю! Но пламя столбом! А сам прямо спиной в стекло! Чёртова обезьяна!

Вот и про обезьяну разъяснилось, но про огненное яйцо Фандорин все-таки не понял. Преследователи промчались через полутёмный зальчик, выскочили на залитый солнцем Банд. Соломенная шляпа маячила в каких-нибудь двадцати шагах. С поразительной ловкостью лавируя между прохожими, «обезьяна» быстро отрывалась от погони.

– Это он! – ахнул Эраст Петрович, приглядевшись к щуплому, низкорослому силуэту. – Я уверен, это он!

Возле меняльной конторы дежурил констебль, держа в сгибе локтя карабин.

Локстон гаркнул:

– Что вылупился? Лови его!

Полицейский взял с места, и так яро, что обогнал и своего начальника, и вице-консула, но догнать преступника было не под силу и ему.

Бегущий свернул с набережной в пустой переулок, одним махом преодолел мостик через канал. Там, под полосатым навесом кафе «Паризьен», сидела чинная публика. Из-за столика вскинулась долговязая фигура – Ланселот Твигс.

– Господа, в чем дело?

Локстон только отмахнулся. Тогда доктор кинулся за членами следственной группы, крича:

– Да что случилось-то? За кем это вы?

Беглец оторвался на добрых полсотни шагов, и дистанция всё увеличивалась. Ни разу так и не оглянувшись, он мчался по противоположной стороне канала.

– Уйдёт! – простонал сержант. – Там туземный город, настоящий лабиринт!

Он выхватил из кобуры револьвер, но так и не выстрелил – для «кольта» было далековато.

– Дай!

Начальник полиции вырвал у констебля карабин, приложился к ложу, повёл ствол вслед за шустрым бегуном и выпалил.

Соломенная шляпа отлетела в одну сторону, её владелец в другую. Упал, несколько раз перевернулся и остался лежать, раскинув руки.

В кафе загалдели, повскакивали со стульев.

– То-то. Уф! – Локстон рукавом вытер пот. – Джентльмены, вы свидетели – если б я не выстрелил, преступник бы ушёл.

– Капитальный выстрел, – тоном знатока похвалил Твигс.

Через мостик шли не спеша: впереди победитель-сержант с дымящимся карабином, за ним Фандорин с доктором, потом констебль, и на почтительном отдалении праздная публика.

– Если вы уложили его наповал, мы в т-тупике, – озабоченно сказал Эраст Петрович. – И отпечатков больше нет.

Американец пожал плечами:

– На что они нам, если есть тот, кто их наляпал? Я целил в спину. Может, жив?

Предположение немедленно подтвердилось, причём самым неожиданным образом.

Лежащий вдруг вскочил на ноги и, как ни в чем не бывало, с прежней прытью запустил вдоль канала.

Публика ахнула, Локстон захлопал глазами.

– Черт! Ну и живучесть!

Он снова поднял карабин, но то был не новомодный «винчестер», а однозарядный итальянский «веттерли». С проклятьем сержант швырнул констеблю бесполезное оружие и выхватил «кольт».

– Дайте, дайте я! – оживился доктор. – Вы не попадёте!

Он чуть не силой вырвал револьвер. Встал в картинную позу дуэлянта, закрыл глаз. Грянул выстрел.

Беглец снова упал, на сей раз ничком.

В толпе зааплодировали. Локстон стоял и чесал подбородок, его подчинённый перезаряжал свой карабин. Один Фандорин бросился вперёд.

– Не спешите! – остановил его Твигс и хладнокровно объяснил. – Теперь он никуда не денется. Я перебил ему позвоночник в области поясницы. Конечно, жестоко, но, если это ученик тех самых синоби, единственный способ захватить его живьём – парализовать. Держите ваш «кольт», Уолтер. И благодарите судьбу, что в это время дня я всегда пью чай в «Паризьене». Иначе вам ни за что бы…

– Смотрите! – вскрикнул Фандорин.

Упавший поднялся на четвереньки, потом встал, встряхнулся, как мокрая собака, и огромными прыжками помчался дальше.

Теперь уже никто не ахал, не орал – все растерянно молчали.

Локстон открыл пальбу из револьвера, но всё не попадал, да ещё доктор хватал за руку – просил отдать оружие. Про второй револьвер на поясе у сержанта оба забыли.

Эраст Петрович прикинул расстояние (шагов семьдесят, а до серых лачуг туземного города не далее ста), повернулся к констеблю.

– Зарядили? Дайте.

Прицелился по всей стрелковой науке. Затаил дыхание, выровнял прицел. Опережение взял самое малое – выстрел получался почти прямой. Одна пуля, промахнуться нельзя.