Лучшее во мне - Спаркс Николас - Страница 15

— Что тогда произошло в ночь аварии? До меня дошли только какие-то отрывки слухов от мамы, но толком я ничего не знаю.

Доусон молча прожевал, прежде чем ответить.

— Да в общем-то нечего рассказывать, — наконец проговорил он. — Так заказал покрышки для «импалы», которую реставрировал, но их по какой-то причине доставили в магазин в Нью-Берне. И я должен был съездить за ними. В этот день прошел дождь, и когда я возвращался обратно, уже стемнело.

Доусон сделал паузу, в очередной раз пытаясь отыскать смысл там, где его нет.

— Мне навстречу шла машина, и парень нажал на газ. А может, это была женщина, не знаю.

Как бы то ни было, а машина выехала мне навстречу перед самым моим носом и мне ничего не оставалось, как резко вывернуть руль. Потом я только помню, как он пролетел мимо меня, а мой пикап наполовину съехал с дороги. Доктора Боннера я заметил, но… — Картина случившегося до сих пор была жива в памяти Доусона, она всегда сопровождала его как некая изощренная пытка. — Все происходило как в замедленной съемке. Я ударил по тормозам, продолжая крутить руль, но дорога и трава были мокрыми, а потом…

Доусон умолк. Аманда дотронулась до его руки.

— Это был несчастный случай, — прошептала она.

Доусон по-прежнему молчал. Но вот он двинул ногой, нарушив тишину, и Аманда смогла задать вопрос, который напрашивался сам собой:

— Почему тебя посадили, если ты не пил за рулем и не превышал скорости?

Доусон пожал плечами, и тогда Аманда поняла, что сама уже знает ответ. Ей все стало ясно.

— Мне жаль, — проговорила она, хотя эти слова не могли передать и малой части того, что она чувствовала.

— Меня не нужно жалеть, — сказал Доусон. — В этой ситуации сочувствия заслуживает семья доктора Боннера. Из-за меня он не вернулся домой. Из-за меня его дети выросли сиротами, а его жена осталась вдовой.

— Ну, этого ты не знаешь, — возразила Аманда. — Может быть, она снова вышла замуж.

— Не вышла, — сказал Доусон. И прежде чем Аманда поинтересовалась, откуда ему это известно, Доусон снова принялся за еду. — А как ты? — спросил он, так резко закрывая тему, что Аманда даже пожалела о затеянном ею разговоре. — Расскажи, что происходило в твоей жизни с тех пор, как мы последний раз виделись.

— Не знаю даже, с чего начать.

Доусон взял бутылку и подлил вина в бокалы.

— Как колледж?

Аманда сдалась и рассказала Доусону обо всем, правда, поначалу в общих чертах, а он внимательно слушал ее, по ходу задавая вопросы, вытягивая из Аманды все новые и новые подробности. Слова лились словно сами собой. Аманда рассказывала о своих соседках по комнате, о занятиях и преподавателях, вдохновлявших ее. Она призналась, что преподавательская работа разочаровала ее, наверное, потому, что она даже после окончания колледжа долгое время все еще чувствовала себя студенткой. Когда она описывала их знакомство с Фрэнком, то при упоминании его имени почувствовала странные угрызения совести, а потому в дальнейшем больше не повторялась. Она вела речь о своих друзьях, о совершенных ею путешествиях, но в основном о детях, об их характерах, трудностях, с которыми она сталкивалась при воспитании, стараясь, однако, не хвастаться их успехами.

Одновременно Аманда расспрашивала Доусона о его работе на буровой, о его жизни дома, но он снова переводил разговор на ее проблемы. Было видно, что его на самом деле интересует все, что связано с Амандой, и поэтому у нее возникло странное ощущение, что этот длинный разговор обо всем и ни о чем конкретно — продолжение некогда прерванной беседы.

Позже она попыталась вспомнить, когда же они с Фрэнком последний раз разговаривали вот так или ходили куда-то вдвоем. Теперь, оставаясь с ним один на один, Аманда могла лишь слушать монолог мужа, время от времени попивающего из бутылки. И все их разговоры — исключительно деловые — касались только детей, семейных проблем и способов их решения.

Фрэнк редко интересовался делами Аманды, впрочем, как и ею самой. Что ж, это обычное дело при длительном браке: все уже давно обсудили, и нет новых тем для разговоров. Но их связь с Доусоном была совершенно иной, Аманда была уверена в этом, что заставляло ее задуматься, как развивались бы их отношения. Хотелось бы надеяться, что не так, как с Фрэнком, но кто может об этом знать.

Они никак не могли наговориться и очнулись, когда было далеко за полночь и в окно расплывшимися пятнами уже смотрели звезды. Поднявшийся ветерок шелестел листвой, вызывая в памяти рокот океанских волн. Бутылка опустела, и вино согрело и успокоило Аманду. Доусон собрал тарелки и принялся мыть посуду, а Аманда, стоя рядом, ее вытирала.

Иногда, принимая от него тарелку, Аманда ловила на себе изучающий взгляд Доусона. И в эти моменты она испытывала странное ощущение, что они с Доусоном никогда не теряли связи, хотя большую часть жизни они прожили вдали друг от друга.

Когда дела на кухне были закончены, Доусон поманил Аманду к двери черного хода.

— У тебя есть несколько минут?

Взглянув на часы, Аманда подумала, что пора бы уже идти, но согласилась подождать:

— Только несколько минут.

Она проскользнула через дверь, открытую перед ней Доусоном, и начала спускаться по скрипучей деревянной лестнице. Взошедшая наконец луна осветила окружающий пейзаж, наделив его странной, экзотической красотой. Землю покрывало серебристое одеяло росы, которая проникала внутрь открытых туфель Аманды. Сильно пахло соснами. Звук шагов заглушал стрекот кузнечиков и шепот листвы.

В воде отражался раскидистый старый дуб, росший у самого берега, часть которого размыло рекой, и поэтому до ветвей дерева стало невозможно добраться, не промочив ноги. Доусон с Амандой остановились.

— Вот здесь мы с тобой обычно сидели, — сказал Доусон.

— Да, это наше место, — проговорила Аманда. — Сюда я приходила после ссор с родителями.

— Подожди. Разве уже тогда у тебя с родителями были нелады? — изобразил изумление Доусон.

— Надеюсь, не из-за меня?

Аманда слегка толкнула его плечом.

— Ну и смешной же ты. Мы с тобой обычно забирались на это дерево, и я плакала и возмущалась, а ты обнимал меня, терпеливо, не перебивая, слушал мои жалобы на то, как все несправедливо на этом свете. Потом я успокаивалась. Наверное, я тогда все чересчур трагично воспринимала, как ты думаешь?

— Я этого не заметил. Аманда подавила вздох.

— А помнишь, как над водой летала кефаль? — Рыбы иногда бывало так много, что это напоминало некое феерическое зрелище.

— Уверен, что и сегодня будет то же.

— Однако это уже будет не так, как раньше. Когда мы с тобой приходили сюда, тогда мне не терпелось увидеть рыбу в полете. А она, в свою очередь, будто знала, что мне нужно нечто особенное, чтобы почувствовать себя лучше.

— А я думал, это моя заслуга.

— Нет, исключительно кефали, — поддразнила его Аманда. Доусон улыбнулся.

— Вы когда-нибудь приходили сюда с Таком? Аманда отрицательно покачала головой.

— Этот склон для него крутоват. Я приходила одна. Точнее, пыталась.

— Это как понимать?

— Мне хотелось убедиться, что я буду чувствовать здесь то же, что и раньше, но сюда я так и не дошла. Нет, ничего особенного со мной по пути не случилось. Но я вдруг подумала, что мне в лесу может встретиться кто угодно, и мое воображение… разыгралось. Короче, одинокой женщине в случае чего надеяться не на кого. Я развернулась и ушла и больше подобных попыток не делала.

— До настоящего момента.

— Но теперь я не одна. — Аманда тщетно всматривалась в маленькие водовороты на поверхности воды, надеясь заметить выпрыгнувшую рыбину. — Не верится, что прошло столько лет, — пробормотала она. — Как мы были молоды.

— Да я бы не сказал, что уж очень молоды. — Голос Доусона прозвучал тихо, но уверенно.

— Мы были детьми, Доусон. Конечно, тогда мы себя таковыми не считали, но когда у тебя появляются собственные дети, все видится совсем по-другому. Моей Линн сейчас семнадцать, но я представить себе не могу, что она может чувствовать то же, что я тогда.