Годы прострации - Таунсенд Сьюзан "Сью" - Страница 63

Показал письмо родителям. Отец был категоричен:

— С Грейси нет никаких проблем, которые нельзя вылечить хорошей трепкой. Ты слишком мягок с ней, Адриан. Она об тебя ноги вытирает. У тебя на лице следы от ее ботинок.

— Не нужен ей никакой педагог-психолог, — поддержала его мать. — Все дети до пяти лет — полный караул. К примеру, ты в возрасте Грейси разговаривал с луной. Пригласил ее на свой день рождения, а потом плакал, потому что она не пришла. Помнишь, Джордж?

Отец согнулся от смеха и долго не мог слова сказать, но постепенно успокоился и предался уморительным воспоминаниям:

— А когда стемнело и на небе появилась луна, он вышел в сад и бросил ей сосиску в тесте.

В целом, приятно было наблюдать, как им весело вдвоем, пусть и за мой счет.

Понедельник, 24 марта

Утром мать привела Грейси. У бабушки с дедушкой девочка вела себя безупречно. Ни истерик, ни грубостей, ни бредовых фантазий, то есть с луной она в беседы не вступала.

Мать резко помолодела. Я спросил, уж не пользуется ли она защитной, питательной и якобы идеальной для кожи сывороткой «Бутс № 7». (Я слыхал, что женщины без ума от этого снадобья.)

— Нет, — ответила мать, — но я намерена ее приобрести. А выгляжу лучше, потому что сплю теперь по восемь часов. С тех пор как Гордон национализировал «Северную скалу», мы с твоим отцом можем наконец спать спокойно.

— Ты так говоришь о премьер-министре, что можно подумать, будто он твой закадычный друг, — сыронизировал я.

— Я чувствую, что Гордон втайне симпатизирует рабочему классу, и когда он более-менее освоится, то всем покажет, на чьей он стороне.

Я долго смеялся над умозаключениями матери, а потом кое о чем ей напомнил:

— Было время, когда ты похвалялась принадлежностью к среднему классу.

— Я никогда не причисляла себя к среднему классу, — отнекивалась мать. — Это все твой отец. Он полагал, что торговля электрообогревателями открывает ему двери в уборную для директорского состава.

Когда мать ушла, я с пристрастием расспросил Грейси о том, как ей живется в Фэрфаксхолле. Девочка поведала следующее:

— Хьюго и мамочка спят в большой кровати за занавеской… Хьюго подарил мне щеночка, я назвала его Снежок, потому что он весь-весь беленький. Хьюго учил меня ездить галопом на Нарциссе, а сплю я в кроватке для принцессы из ИКЕА.

Я спросил, не скучает ли она по мне, бабушке и дедушке Моул.

— Нет, — был ответ, после чего Грейси целиком переключилась на Бернарда, как раз раздававшего карты для игры в «Счастливую семью».

В самый кульминационный момент (мне оставалось заполучить мистера Булку, пекаря, чтобы выиграть) на кухню ворвался Бретт с криком:

— «Беар Стернз» лопнул!

Бернард, Грейси и я переглянулись в полном недоумении.

— Вы, конечно, понятия не имеете, что это такое? — презрительно спросил Бретт.

— Нет, — признался я, — но ты нам обязательно расскажешь, верно?

— Это один из самых крупных инвестиционных банков Америки, — снисходительно разъяснил мой полубрат. — Одно из наиболее престижных учреждений на Уолл-стрит.

— Свят, свят, свят, — откликнулся Бернард.

— Ты запоешь совсем другую песню, — накинулся на него Бретт, — когда международные финансовые институции рухнут и тебе ничего не останется, как бунтовать на улицах и грабить супермаркеты, чтобы выжить.

— Послушай, милок, — невозмутимо ответил Бернард, — у меня за плечами шесть десятков лет. Бунт меня уже как-то не привлекает. Я просто тихонечко допьюсь до смерти, а грабежи оставлю подрастающему поколению.

Бернард взял карту и отбросил ее. Это был мистер Булка. Я жадно схватил пекаря, как пес жирный кусок мяса, и торжествующе воскликнул:

— Я выиграл!

Просматривая воскресные газеты и вынимая из них финансовые страницы, Бретт бубнил:

— Неликвидность глобального капитала — это еще хуже, чем стагнация на рынках в прошлом августе. Как далеко зайдут центробанки в своем стремлении поддерживать на плаву систему, которая явно пришла в негодность?

Никто из нас не мог ответить на этот вопрос. Бретт ушел, сказав напоследок, что, будь у него начальный капитал, он выстроил бы систему, защищенную от кризисов. Мне почудилось или Бретт действительно как-то уж очень пристально поглядел на полку с консервами?

Разогревая в микроволновке три порции картофельной запеканки и открывая банку горошка, я думал о Георгине: наверное, сидит сейчас на Елисейских Полях и любуется Парижем, уплетая улиток и запивая их розовым вином.

После обеда Бернард повел Грейси в лес, где уже распустились колокольчики. Я лег в постель и заснул, обнимая подушку Георгины. Проснувшись, обнаружил на кухне банку с поникшими колокольчиками, а Бернард сообщил, что международные финансы упали еще на 3 процента и финансовые эксперты предрекают массовую безработицу и увеличение числа бездомных по причине ипотечного краха. Эту речь Бернард произнес так, будто говорил на иностранном языке.

Вторник, 25 марта

Мать отвела Грейси в школу, вернулась и отвезла меня в больницу на терапию. Когда мне поставили капельницу, она сказала:

— Умираю, есть хочу. Пойду в буфет за бутербродом с сыром.

Из буфета она явилась без двух передних зубов, признавшись, что вонзила зубы в хлеб «с необычайной силой». Из больницы она позвонила в государственную поликлинику, чтобы записаться на прием к мистеру Литтлу, но в регистратуре ей сказали, что он умер четыре года назад.

Прикрывая рот рукой, мать настаивала:

— Мне нужно срочно к врачу.

— На три часа к мистеру Стеджену вас устроит?

По парковке мать передвигалась очень быстрым шагом:

— Не могу показываться на людях, пока мне не поставят зубы на место.

— Мама, твоя реакция чрезмерна.

Но, когда она убрала руку ото рта, чтобы завести машину, и, повернувшись ко мне, улыбнулась, я испытал почти что шок. С зеленым лицом благодаря солнцезащитному козырьку того же цвета, с растрепанными волосами, морщинистыми губами курильщицы и недостающими зубами она походила на Гингему, злую ведьму Запада.

Позвонил мистер Карлтон-Хейес с вопросом: не поможем ли мы с Бернардом рассортировать оставшиеся книги, до сих пор хранящиеся на складе. Я сказал, что завтра утром мы в его распоряжении.

Бернард, слушавший наш разговор, потер руки:

— Черт, неужто мы наконец доберемся до этих лакомств, цыпленочек? Жду не дождусь.

Посещение склада он предвкушал так, как другие мужчины предвкушают поход в стриптиз-бар.

В моей голове часто мелькает мысль, что отношения Бернарда с книгами нельзя назвать здоровыми. Сдается, он подменил секс литературой и порою путает одно с другим.

Среда, 26 марта

Я никогда раньше не бывал на складе. Там стояли рядами огромные контейнеры. В некоторых было столько добра, что, казалось, его хватит, чтобы обставить целый дом. Один контейнер был заполнен манекенами в человеческий рост, застывшими в самых разнообразных позах, а другой доверху забит старыми газетами.

Мистер Карлтон-Хейес с Лесли уже трудились, методично раскладывая книги: те, что стоили более 25 фунтов, — в деревянный ящик из-под чая, а те, чья стоимость превышала 50 фунтов, — в небольшую картонную коробку. После того как прибыли мы с Бернардом, работа замедлилась.

— Бернард, — не выдержал Лесли, — у нас нет времени на обсуждение достоинств или недостатков книг. Нам нужно до конца дня рассортировать их по цене.

— Не могу же я просто сунуть их в ящик, не отдав им должное. Ведь они не какие-нибудь неодушевленные предметы, правда?

— Как раз неодушевленные, Бернард, — возразил Лесли. — Они не видят, не думают, не чувствуют, согласен?