Годы прострации - Таунсенд Сьюзан "Сью" - Страница 25

Парвез теперь одевается как настоящий мусульманин и по пятницам ходит в радикальную мечеть в Лестере. На прошлой неделе я услыхал от него:

— Моули, больше не зови меня выпить и не приглашай в свой бывший свинарник. Мне неуютно у тебя в доме, ведь я знаю, что раньше там жили свиньи. Я теперь строго халяльный.

— Ты и жену заставишь носить паранджу? — слегка встревожился я.

— Как же. Моя жена вступила в Гильдию горожанок[39] и теперь делает смеси из сушеных растений для Рождественской ярмарки.

Пятница, 5 октября

Опять написал Гордону Брауну.

Суббота, 6 октября

На работу позвонила Георгина, сказала, что вскрыла письмо из больницы, адресованное мне. Во вторник в 11.15 меня ждут для обследования на МРТ.

— И на этот раз, Ади, я поеду с тобой, — заявила жена, — и тебе меня не остановить.

Выложил в витрине новую книгу Кэти Прайс (она же Кэти Иордания)[40] «Целый новый мир», автобиографию, написанную литературным негром. Мистер Карлтон-Хейес заказал двадцать пять экземпляров в твердой обложке, ошибочно полагая, что книга Прайс имеет отношение к роли Иордании на Ближнем Востоке.

Все двадцать пять экземпляров были проданы еще до обеда. Босс облегченно вздохнул:

— Наверное, я перепоручу составление заказов вам, дорогой мой.

Он меня все больше беспокоит. Вчера он не мог вспомнить, кто написал «Сенсацию», один из его любимых романов.

— Не подсказывайте, Адриан, — повторял он. — Я точно знаю, автор — женщина.

Я все же решил дать ему наводку:

— Нет, книга написана мужчиной с женским именем.

Ближе к вечеру мистер Карлтон-Хейес воскликнул:

— Ивлин Во!

Чем рассеяннее и забывчивее он становится, тем больше работы достается мне в магазине. Я трижды предупредил босса, что во вторник утром еду в больницу, но, запирая магазин, он опять спросил, когда мне назначено.

Знаю, он переживает из-за меня. Иногда мне кажется, что мистер Карлтон-Хейес относится ко мне как к сыну, которого у него никогда не было.

Воскресенье, 7 октября

Почти весь день занимался «Чумой!». Написал сцену для миссис Голайтли, экономки миссис Льюис-Мастерс.

Я доволен этой сценой. По-моему, мне очень хорошо удалось передать атмосферу и речевые характеристики. Я определенно идентифицирую себя с жертвой чумы. На следующей неделе надо начинать распределять роли — страшно представить! «Актеры» Мангольд-Парвы известны своей склочностью, когда их обносят выигрышными ролями.

Понедельник, 8 октября

Отец рассказал, как ему делали МРТ: через пять минут он потребовал остановить обследование и выпустить его из капсулы. Доктора крайне раздраженно втолковывали ему, что он не понимает своего счастья — сотни людей стоят в очереди на это обследование.

— Но я же не виноват, — оправдывался отец, — что страдаю клаустрофобией. В 1953 году меня заперли в кладовке под лестницей. Мать с сестрой ушли в кино на «Унесенных ветром» и забыли обо мне.

Я спросил, почему его заперли в кладовке под лестницей.

— А, дурацкая история, — махнул он рукой. — Из-за сестры. Я скормил кошке двух ее золотых рыбок.

Жестокое обращение с животными, указал я, является первым признаком психопатического поведения.

— Рыбки не страдали. Кошка откусила им головы в один момент, — обиделся отец.

Вторник, 9 октября

День МРТ

Прошлым вечером Георгина развела чрезмерную суету, решая, что ей надеть для посещения больницы. Она перебирала свой гардероб, мерила любимые платья, а потом бросала их на пол, отчего в углу нашей спальни образовалась гора одежды.

— Ни во что не влезаю, — стонала Георгина.

Я попытался ее успокоить:

— Черное тебе всегда очень к лицу.

Но она заявила, что ни в коем случае не наденет черное, это будет слишком «похоронно», а она хочет излучать оптимизм касательно результатов МРТ.

Дневник, подбирая одежду с пола и развешивая ее на плечики, я не мог не думать, что все было бы куда проще, если бы я поехал в больницу один.

Тем не менее я гордился своей женой, когда, наряженная в пунцовое платье в восточном стиле (и напрасно этот фасон некоторые называют «размахайкой»), Георгина вошла вместе со мной в помещение, где жужжал томограф. Врач предложил ей подождать за дверью.

— Я бы хотела остаться с моим мужем, — твердо произнесла Георгина.

Ей объяснили, что она не сможет держать меня за руку и даже не сможет меня видеть, поскольку я буду лежать в камере-цилиндре.

По совету отца я крепко зажмурился и не открывал глаз в течение всей процедуры. Томограф тренькал, урчал, а врач время от времени просил меня вдохнуть, задержать дыхание или выдохнуть. Почему-то мне было трудно следовать этим простым инструкциям, и я выдыхал, когда следовало вдохнуть. А когда твердая поверхность, на которой я лежал, вытолкнула меня наружу, я испытал огромное облегчение. На ноги я встал не без посторонней помощи — меня слегка пошатывало. Георгина помогла мне одеться. Она даже завязала шнурки на моих ботинках. Неужто это и есть мое будущее? Целиком зависеть от жены в вопросах личной гигиены?

Прежде чем покинуть больницу, мы посидели в кафе Королевской женской волонтерской службы, выпили чаю с сухариками. Глядя на посетителей, я думал: «Интересно, многие ли из них поражены невидимой болезнью, так же, как и я?»