Сорок два свидания с русской речью - Новиков Владимир Иванович - Страница 20

Может быть, конструкция «писатели и поэты» укоренится в языке и будет узаконена. Но пока от нее отдает не очень хорошим душком. Если хотите, чтобы ваша речь была благоуханна, рекомендую пользоваться сочетанием «прозаики и поэты». И не стоит изобретать сложных титулов вроде «писатель-прозаик»: почему-то именно таким образом представляют Александра Проханова на радиостанции «Эхо Москвы». Тут либо «писатель», либо «прозаик». Даже если интеллигентные критики данного литературного деятеля не считают настоящим писателем, а про его сочинения говорят: «Разве это проза?»

У некоторых слов, помимо обыденного значения, есть смысл возвышенный, торжественный, священный. «Се человек!» — сказал о Христе Понтий Пилат. «Человек он был» — вспоминал своего отца Гамлет. Каждому из нас ведомо представление об идеале Человека с большой буквы. Тем не менее мы не отказываем в праве называться человеком и самому заурядному представителю вида homo sapiens. Так и со словом «писатель». Оно в России всегда звучало гордо, обозначало не просто щелкопера, а провозвестника больших идей. Это наша национальная культурная мифология. Но язык милостив и к обычным литераторам-профессионалам, которые тоже обозначаются словом «писатель».

«Я не писатель, я автор детективных романов», — кокетничает с телеэкрана Татьяна Устинова. Нет, не отпирайтесь, Татьяна! Раз вы пишете книги и адресуете их читателям, то мы вправе судить о вас как о писателе. И не только по рейтингам продаж, но и по самому что ни на есть гамбургскому счету, для которого все жанры равноправны. От чтения детективов читатель может становиться умнее, а может — глупее. Что касается устиновского романного стандарта с нарочитой криминальной фабулой и непременным «принцем», женящемся на героине, то такая проза, на мой взгляд, отнюдь не повышает читательский духовно-интеллектуальный уровень.

Время сейчас смутное. Некоторые уже хоронят культуру, считая, что пиар и маркетинг ее уничтожили. Певицы берут не голосами, а бесстыдной «раскруткой» да слезливыми рассказами о побоях, полученных от бывших мужей. И книгоиздатели неустанно изобретают фальшивые «бренды»: то зарабатывают денежки, выпуская на авансцену матершинницу Денежкину, то плодят каких-нибудь робких и неробких Оксан. Критику, если он сам писатель, а не рыночная «обслуга», даже произносить такие имена стыдно. Что же, прошло время писателей и настало время литературных дельцов да поглощающих их продукцию петрушек?

Нет. Разврат бесплоден, даже при массовом размахе. А духовный брак между Писателем и Читателем — вечен.

Плюс ёфикация?

У Высоцкого есть песня о раздвоении личности. Персонаж все свои грехи сваливает на мифическое «второе я», а в конце, уже стоя перед судом, обещает исправиться:

В третьей строке при письменной передаче текста не обойтись без буквы «ё». Если напечатать «е», то авторский юмор не будет понят. А как в других случаях? Может быть, и слово «мое» лучше писать как «моё»?

На сей счет в нашем обществе наблюдается идейный раскол. Большинство граждан подчиняется закону, то есть «Правилам русской орфографии и пунктуации», которые рекомендуют употреблять «ё» следующих случаях: 1. Для предупреждения неправильного опознания слова, например: узнаём в отличие от узнаем; всё в отличие от все; вёдро в отличие от ведро; совершённый (причастие) в отличие от совершенный (прилагательное).

2. Для указания правильного произношения слова, например: сёрфинг, флёр, в том числе правильного ударения, например: осуждённый. 3. В собственных именах, например: Конёнков, Неелова, Вёшенская. Последовательно же «ё» употребляется в детских книгах, в учебных текстах для школьников и иностранцев.

Но некоторым этого мало. Они призывают к полной «ёфикации» русского письма. То есть хотят, чтобы «ё» никогда не заменялось на «е», как это делается в большинстве случаев для простоты, удобства и экономии точек.

У орфографических раскольников, именующих себя «ёфикаторами», есть предводитель — историк Виктор Чумаков. Пламенный, как протопоп Аввакум. Стоит зайти к нему на сайт, как вас огреют «речевкой»: «Почему же, ё-моё, ты нигде не пишешь „ё“?» Слоган как бы шуточный, но вызывает пару серьезных контрвопросов. Разве есть такой нехороший человек, который нигде не пишет «ё»? Например, фразу «Всё для победы» любой напишет с «ё», чтобы первое слово не читалось как «все». А в слове «нёбо» всякий поставит две точки, чтобы не путали с «небом». Далее: уместен ли в публичной речи такой перл, как «ё-мое»? Это, как ни верти, эвфемистическая замена нецензурного выражения. Примерно такая же, как «блин», «на хрен»… Высоцкий использовал «ё-мое» как речевую характеристику героя грубого и невоспитанного. Бороться же за культуру языка с помощью подзаборной лексики — дело сомнительное.

«Ёфикаторы» в конце минувшего столетия торжественно отмечали двухсотлетний юбилей любимой литеры. Считалось, что ее первым употребил в 1797 году Н. М. Карамзин. На родине Николая Михайловича, в Ульяновске (Симбирске), открыли памятник букве «ё». Потом обнаружились документы, согласно которым инициатором употребления «ё» в 1783 году выступила княгиня Е. Р. Дашкова. Отпраздновали новую годовщину, уже 220-летнюю. Ничего не имею против таких лингвистических игр и забав, но сами по себе юбилейные цифры ничего не говорят. «Ё» — очень молодая буква по сравнению с коллегами по кириллической азбуке: там ведь всем за тысячу лет перевалило. И даже такой стаж не спас от упразднения буквы, утратившие смысл: омегу, фиту, ижицу, не говоря уже о юсах больших и малых.

Чем же показалась вредна принятая в современной практике замена «ё» на «е»? «Ёфикаторы» утверждают, что под влиянием написания люди начинают некоторые слова произносить неправильно. Например, говорят «новорожденный» вместо «новорождённый». Но на этом аргументы почти кончаются. «ПлАнер», «манЕвренный» — это уже не ошибки, а допустимые варианты произношения слов «планёр» и «манёвренный». Оба слова французского происхождения и постепенно утратили былой «прононс», обрусели. А что юристы говорят «осужденный» вместо «осуждённый», так это профессиональный жаргон: написание здесь не при чем.

Чаще же всего «ёфикаторы» припоминают искажения фамилий. Дескать, герой «Анны Карениной» Константин Лёвин (от «Лёв» — так произносилось в домашнем кругу имя автора) по воле типографии превратился в некоего Левина. Да, поначалу писатель сетовал, но потом примирился. Согласно комментарию Э. Бабаева, правильно — «Лёвин», но «ни Толстой, ни его близкие никогда не настаивали именно на таком прочтении». Стоит ли сокрушаться, что остается «до сих пор русский аристократ носителем еврейской фамилии»? Все-таки антисемитом граф Толстой не был. А написание имен собственных — это вообще особая подсистема языка. Каждое надо проверять по словарям.

Существует такая вещь, как целостность восприятия. Этот психологический феномен помогает грамотному человеку воспринимать «е» как «ё» в абсолютном большинстве нужных случаев. Предлагают, например, проставлять точки над «ё» в названии Счетной палаты. Зачем? Что-то я не слышал, чтобы вместо «счЁтная» кто-то произнес «счЕтная». Кстати, спросить бы эту палату, в какую сумму может влететь тотальная «ёфикация». А сколько ошибок прибавится и в речи, и в написании — этого никому не счесть. Если учителя примутся повсюду «е» на «ё» переправлять, красных карандашей не хватит. Корректоры просто с ума посходят. Такой хаос наступит…

Может быть, достаточно соблюдать существующие правила. А в частном, в индивидуальном порядке ставить все точки над «ё» никому не заказано. Как это делает в своих произведениях Солженицын. Как это принято в некоторых периодических изданиях. «Написание двух точек над Ё, ё является факультативным», — утверждает энциклопедия «Русский язык». То есть — по желанию, по вкусу. Что не запрещено — то разрешено.