Фея с улицы Иркутской дивизии - Кондрашова Лариса - Страница 3

Не то чтобы Володька так уж молод. Всего на полтора года моложе Симы, но подруги любят говорить, что у Симы Назаровой муж моложе.

Все же в процессе выбора своей половины мужикам куда как легче. Он возьмет себе жену на двадцать лет старше, и никто ничего не скажет, а Серафиме из-за этих проклятых полутора лет чего только не приходится выслушивать!

Ну да ладно. По крайней мере она в любой момент может дать ему пинка под зад, тем более что один недостаток в этом со всех сторон положительном мужчине все же присутствует. Примерно раз в месяц — как бы и не алкоголик! — Володька напивается. В зюзю. Характер его тут же портится самым кардинальным образом. Он начинает говорить гадости, несмешно шутить и выводить ее из себя язвительными замечаниями, по большей части просто оскорбительными. Он сразу забывает, что живет у Серафимы на птичьих правах и вообще ей никто…

То, что копит в себе в течение трезвого периода, Володька вываливает на ее голову с претензиями и чуть ли не истерикой. Он припоминает обиды, дает странные интерпретации происходящему между ними и оповещает о том весь дом. Детям не запретишь, даже выгнав их в свои комнаты, не прислушиваться к Володькиным крикам.

И что интересно, в этот период его тяга к интиму ничуть не ослабевает. Даже в полубессознательном состоянии он всегда готов. И надолго. Просто феномен какой-то… Правда, в подпитии с настроениями Симы он не очень считается, и это раздражает ее больше всего.

От возмущения — оказывается, недовольство Володькой уже переполняет чащу ее терпения — она не заметила даже, как дернула ногой и тут же почувствовала, что на самом деле перелом — это не просто лафа: лежи себе и отдыхай. Это как лежачее наказание: лежи и терпи, даже если хочется зареветь. Народ не поймет. Чтобы Сима, оптимистка и сильная женщина, ревела?

Глава 2

Она вспомнила, как познакомилась с Владимиром Сумятиным. В компании на старый Новый год.

Привела Володьку Алла, его сослуживица, а он чего-то на Симу запал. Алла с горя напилась, Сима — вместе с ней, но поскольку была крепче, то кое-что помнила. И как Володька потащил ее в одну из комнат огромной дачи, где они как раз гуляли, и как потом, под утро, беспокойно пошевелился, и Сима проснулась, с усмешкой наблюдая, как мужик тщетно морщит лоб и оглядывается.

— Не помнишь, где ты? — спросила она. И назвала фамилию друзей.

— А ты кто? — глупо спросил он, и в другое время Сима могла бы обидеться, а тут чего-то развеселилась.

Веселье это не было весельем в чистом виде, потому что, как ни крути, поступила она не лучшим образом и, протрезвев, успела как следует себя изгрызть: можно подумать, что она не многодетная мать, а непорядочная особа на букву «ш».

Нарочно рявкнула ему в ухо:

— Серафима!

— В смысле ангел?

— Говорят, фея, — пошутила она.

Но он и тогда не сразу ее вспомнил. А когда вспомнил, тут же и облапил…

Что-то она забуксовала. Бог с ним, с Володькой. Живет, и ладно. Деньги домой приносит. По дому все делает, даже обед, когда Серафиме готовить не очень хочется. Особенно хорошо у него получается борщ. Володька варит большую, семилитровую кастрюлю, и Серафимино семейство ест его целых три дня. Причем борщ получается густым и наваристым — мяса Володька всегда кладет много, так что после него можно вполне обходиться без второго…

— Мама, к тебе тетя Вера.

В комнату заглянул ее младший, Кирилл, и его хитрая мордашка, как обычно, сияла таким лукавством, будто Кирка собирался осуществить некогда задуманную грандиозную аферу.

Пройдошистый парнишка. В третьем классе учится, а в своих ухватках не уступит и семикласснику. Чему же он так бурно радуется? Неужели Вера опять ему на мороженое дала? Умеет ее младший сын слезу прогнать. Небось наплел что-нибудь, мол, мама на больничном, а он не хочет у нее деньги брать, она и так мало получит. Вроде все остальные в ее семье скорее простодыры, а этот… Ну вот в кого такой мошенник уродился?

То есть в папочку, конечно. Ему Сима говорила:

— Кто тебя, Сеня, обманет, три дня не проживет!

— А лучше было бы, чтобы меня каждый мог обмануть? — хмыкал он.

— Нет, но уж со своими-то близкими мог бы и не хитрить.

— Если ты хитришь, то со всеми, невзирая на степень родства, — отшучивался он.

Она так и не могла смириться с этой его хитромудростью. Он обводил вокруг пальца всех окружающих. И Симу в том числе. Развести лохов — было его спортом. В разряд лохов попадали все, кто давал себя, по его определению, развести. А когда у человека нет ничего святого, станет ли он хорошим мужем, даже если он все «несет в семью». Сохранение супружеской верности для него такой же нонсенс, как честность…

В связи с этим она под особым контролем держала воспитание младшего сына. Не дай Бог, станет таким же, как папочка.

Новость о случившемся с Симой несчастье мгновенно облетела всех ее друзей, и теперь то один, то другой — в основном подруги — стали приходить, чтобы ее проведать. Хорошо, что не в один день. Наверное, им было непривычно видеть неусидчивую и энергичную Серафиму лежащей. С одной стороны, непривычно, а с другой — удобно. Теперь она могла лежать и выслушивать каждого приходящего, прилежно отвечавшего на ее же вопросы:

— Ну, как ты живешь?

И неожиданно для себя она обнаружила, что, оказывается, ни один из ее друзей не жил без проблем. То есть раньше она знала, что у той подруги муж заболел, у этой — ребенок школу прогуливает, но о том, что у них могут быть прямо-таки кардинальные проблемы, она не подозревала. Причем выводы, которые Серафима делала, слушая их подробные рассказы, говорили вовсе не в пользу друзей. По крайней мере для их большинства.

Почти все ее подруги были замужем, за исключением разве что Веры, это если иметь в виду ее близких подруг, а сколько других, тех, что она называла приятельницами, она и считать не хотела.

О замужних подругах Сима думала, что у них нет таких проблем, как у нее: чем и когда заплатить за обучение, за курсы, за спортивные секции, на что купить форму, ранец и прочее, и прочее.

— У меня трое детей, — напоминала она собеседникам, которые пытались жаловаться на жизнь. В самом деле, много ли женщин в ее окружении воспитывали в одиночку троих детей? Иное дело, что в одиночку она почти не жила…

— Вера, чего ты там застряла? — крикнула Сима.

— С твоей Валерией общаюсь, — сообщила подруга, входя к ней в комнату. — Какие у тебя дети все-таки разные.

— Так немудрено, — засмеялась Сима и тут же болезненно сморщилась — нога на ее движение опять отозвалась болью. — Отцы у них тоже разные.

— А что, каждому мужу родила по ребенку.

В голосе Веры появились завистливые нотки, но Сима привычно не обратила на них внимания.

— Я бы и Володьке родила, если бы он не пил. А то родится какой-нибудь дауненок…

— Четвертого?! — ахнула Вера. — Тебе же…

— Договаривай — тридцать восемь лет. Разве женщины в таком возрасте не рожают?

— Рожают, но как же ты, с четырьмя…

— Так же, как и с тремя! — фыркнула Серафима, укладывая поудобнее ногу — дети пристроили под нее плед, чтобы нога была повыше.

— Завидую я тебе, — вздохнула Вера. — Никогда ты не боялась с мужьями разводиться и, что самое странное, опять замуж выходить… Одно слово — Фея!

Чего тут странного? Вера имеет в виду количество детей. Она просто не знает, что мужчине нужны не столько дети или их отсутствие, сколько сама мать… Шутка! Но подумалось, может, зря она считает Веру своей подругой? Что это за подруга, которая повторяет как заведенная: завидую я тебе, завидую я тебе! Да еще и удивляется, что та замуж выходит!

— И ты бы не хуже жила, если бы не тратила время на зависть, — проговорила, усмехнувшись, Сима. Можно подумать, это так просто: выходить замуж, разводиться. Для Верки, значит, целая жизнь Серафимы заключалась всего в этих двух словах?

— В каком смысле? — удивилась Вера.