Узы любви - Линдсей Джоанна - Страница 25

Подумать только, что он до сих пор так и не встретил ни одного лорда, который не был бы хвастунишкой и фанфароном и одновременно — жалким трусом. Нет, конечно, случались и исключения — существовали истинные рыцари, целые дни проводившие на ристалище, отважно сражавшиеся в войнах и поединках, привыкшие убивать. Эллери не сталкивался с такими, но лишь потому, что они и не нуждались в его услугах и были вполне способны справиться со своими врагами. Но не объяснять же это Уолтеру!

— Но если она раньше вытворяла такое, что ее остановит сейчас? Думаю, она сама себе злейший враг. Нечего и волноваться, она рано или поздно к нам придет.

— Хотел бы я, чтобы ты оказался пророком, но разве можно полагаться на капризы глупой девчонки? — пробурчал Уолтер, хотя, похоже, немного успокоился. — Не забывай, что время не ждет. Она должна отправиться к праотцам, прежде чем обе семьи объединит этот брак. Тебе ясно?

— Да, но я все же надеюсь воспользоваться ее безрассудностью.

— Как знаешь, только не подведи меня, иначе испытаешь всю тяжесть и моего, и королевского гнева.

Эллери разразился таким язвительным смехом, что у де Ротона лицо пошло пятнами. И почему мелкопоместные дворянчики воображают, будто упоминание о короле сразу должно вызывать почтительную дрожь страха? Или думают, будто это все равно что пригрозить карой Господней? Пожалуй, это в какой-то степени было верно, пока правил покойный король, на самом деле обладавший сердцем льва, но бояться этого безвольного ничтожества, его младшего братца?

Уолтер, вне себя от ярости, наконец-то обрел дар речи:

— Как ты посмел!

Но Эллери, ничуть не встревоженный, небрежно отмахнулся: по всей видимости, негодование барона не произвело на него ни малейшего впечатления.

— Вот если бы вы пугали меня де Торпом, я, пожалуй, поостерегся бы. Даже до меня дошли слухи о его доблести и отваге. Но жалкий король превзошел себя лишь во лжи и интригах. И не представляет опасности ни для кого, кроме своих доблестных баронов. Ну а теперь идите, господин, и дайте мне спокойно и без суеты обдумать план убийства. Я закончу начатое, но лишь потому, что так захотел сам. Ваше недовольство нисколько меня не трогает.

И снова Уолтер от бешенства потерял дар речи, но не стал тратить слов и, величественно выпрямившись, удалился. Эллери, только сейчас смертельно оскорбивший своего нанимателя, и ухом не повел. Главное, что ему заплатили половину обещанной суммы, а вторую отдадут, когда время придет, даже если придется содрать с лорда шкуру.

Уолтера, как ни странно, одолевали те же мысли. Он уже решил приказать своим людям прикончить наемника, как только тот исполнит деликатное поручение. В этом случае можно не бояться, что Эллери проболтается. А вот теперь Уолтер передумал. Он собственноручно и с огромным удовольствием прикончит негодяя. Такая тварь не заслуживает лучшей участи.

Глава 21

— Ты сегодня какая-то подавленная, и это меня беспокоит, — прошептала Джоан.

Милисент, спускавшаяся вместе с сестрой по винтовой лестнице в парадный зал, остановилась как вкопанная и с тоской в глазах припала к бойнице, за которой расстилались занесенные снегом поля и леса. Но на это Джоан внимания не обратила, уверенная, что сестру тревожит не вынужденное заключение в замке. Пытаясь выведать, в чем причина, она не отставала:

— Ты все еще не оправилась от раны? Или не отдохнула?

— Все хорошо.

Краткость ответа взволновала Джоан еще больше.

— Ладно, в таком случае какая муха тебя укусила?

Милисент повернула голову и улыбнулась:

— Не родилась еще муха с такими острыми зубами…

— Ты знаешь, о чем я, — нетерпеливо перебила Джоан. — И знаешь также, что от меня ничего не скроешь, так что лучше не притворяйся.

Милисент тяжело вздохнула и сдалась.

— Он поцеловал меня, — выдавила она.

— Когда?! — недоверчиво охнула Джоан.

— Сегодня утром.

— Но это же чудесно…

— Черта с два! — огрызнулась Милисент.

— Нет, правда, — настаивала Джоан. — Разве не помнишь тот наш разговор? О том, насколько станет легче твоя жизнь, если он возжелает тебя? Так и вышло! Иначе зачем ему тебя целовать?

— О, он привел достаточно веский довод, — вспыхнула Милисент. — Захотел и сделал.

Джоан недоуменно уставилась на нее и расхохоталась:

— Какая чушь!

— Вот именно. Может, ты знаешь, в чем дело? — раздраженно буркнула Милисент.

— А ты сама подумай, и все поймешь, — парировала Джоан. — Стал бы мужчина целовать тебя, если бы не хотел?

— Почему бы нет? Поцелуи бывают разные: тебя могут поцеловать в знак примирения, чтобы продемонстрировать власть, наказать, заставить, напугать…

— Довольно! — вскричала Джоан. — Почему ты всеми силами стараешься доказать, что он не может испытывать к тебе желание? Мы ведь решили, что это послужит к твоей выгоде!

— Не мы решили, а ты. Ты одна, — запротестовала Милисент. — А по мне, лучше бы он вообще держался от меня подальше!

— Тебе не понравился поцелуй?

Вместо ответа Милисент вспыхнула, и Джоан с облегчением вздохнула:

— Слава Богу, что ты не нашла его абсолютно невыносимым.

— Мне не противно, и когда Граулз лижет мою щеку. Но это еще не означает, будто я этого добиваюсь!

— Нельзя же сравнивать волка и Вулфа! — засмеялась своей шутке Джоан.

Милисент презрительно вскинула голову:

— Говори за себя! По-моему, они ничем особенно не различаются. Я имею в виду не только Граулза, а всех волков вообще.

— Мы уже и об этом говорили, но я в жизни не предполагала, что ты способна так упрямиться! Полна решимости доказать свою правоту?

— Упрямиться? В чем? — защищалась Милисент. — Что поделать, если он мне не по душе? И что мне не нужны его поцелуи? Джоан, ты не прошла через те страдания и муки, которым он меня подверг! До сих пор в моей памяти жив тот ужас, который я перенесла, думая, что буду калекой. Чудо Господне, что я не охромела!

— Забыла, что я все это время была рядом и делила с тобой страх и тоску? Но, Мили, это случилось так давно! С тех пор Вулфрик стал мужчиной. Неужели ты искренне считаешь, что сейчас он хладнокровно причинил бы тебе зло? Он сын лорда Гая, а тот — самый благородный человек из всех, кого я знаю. Как может его отпрыск быть иным?

— А по-твоему, это невозможно? Возьми хоть меня — я самый яркий пример того, насколько далеко яблочко может откатиться от яблони.

— Неправда! Я сама слышала, как папа твердил, что ты напоминаешь ему маму.

— И все потому, что ее трудно было назвать покорной овечкой? Неужели думаешь, что она тоже скиталась по лесам в мужском платье?

— Трудно судить о Вулфрике по тому, как он обращается с тобой! — усмехнулась Джоан. — Признай, ты отнюдь не образец женственности! Согласись лучше, что он безупречно себя вел при первой встрече, когда принял меня за тебя! Какая галантность, учтивость, вежливость…

— Да, а когда принял меня за мальчишку, едва не убил. Грубый, неотесанный, злобный…

Джоан, потеряв терпение, воздела руки к небу:

— Все, с меня хватит. Сдаюсь.

— Прекрасно, — успела вставить Милисент, прежде чем Джоан добавила:

— Ты превзошла упрямством всех здешних мулов, вместе взятых. Не собирается он вести себя с женой, как с дерзким слугой, за которого и принял тебя в тот день.

— А по-моему, над женой он станет издеваться куда изощреннее, — возразила Милисент. — Потому что захочет. Потому что получит над ней безграничную власть.

— Иисусе, неужели ты придаешь такое значение случайной фразе? Да что это с тобой, Мили?

— Неправда! — вспылила девушка. — Мне совершенно безразлично…

— Мили, не пытайся меня одурачить, ты ведь знаешь: это бесполезно. Неужели предпочла бы услышать, что он считает минуты до той ночи, когда наконец затащит тебя в постель? Или довести его до такого состояния, что он не станет ждать благословения церкви? Разве ты первая не сгорела бы со стыда? Кстати, откуда вдруг такое странное заявление? Только не смей признаваться, что додумалась спросить, зачем он тебя поцеловал, иначе я огрею тебя по голове всем, что под руку подвернется!