Улица Светлячков - Ханна Кристин - Страница 16

— Кто-нибудь уже позвонил моей бабушке?

Офицер кивнул.

— Она ждет тебя. Тебе помочь собраться?

Кейт никак не могла понять, что происходит. Она повернулась к подруге:

— Талли?

В карих глазах девочки застыла странная, пугающая пустота, и Кейт поняла, что случилось нечто ужасное, что бы это ни было.

— Мне придется вернуться к бабушке, — сказала Талли и, пройдя мимо Кейт, отправилась в свою спальню.

Кейт побежала за ней.

— Но ты не можешь уехать!

Талли вынула из шкафа чемодан и раскрыла его.

— У меня нет выбора.

— Я заставлю твою маму вернуться. Я скажу ей…

Талли подняла голову и посмотрела на Кейт.

— Ты ничего не сможешь сделать, — тихо сказала она.

Голос у нее был какой-то взрослый — бесцветный и усталый. До Кейт впервые дошел истинный смысл всех историй про мать Талли. Они смеялись над Облачком, подшучивали над ее наркоманией, странной манерой одеваться, над ее неправдоподобными историями. Но на самом деле ничего смешного в этом не было. И Талли знала, что рано или поздно произойдет то, что произошло.

— Пообещай мне, — сказала Талли дрогнувшим голосом, — что мы все равно навсегда останемся лучшими подругами.

— Навсегда, — только и смогла выдавить из себя Кейт.

Талли закончила собирать вещи и защелкнула замок на чемодане. По радио Мадонна пела «Американский пирог», и Кейт подумала, что вряд ли теперь сможет слушать эту песню, не вспоминая этот ужасный день.

Это был день, когда умерла музыка.

Кейт проводила Талли на крыльцо. Там девочки обнялись и никак не могли отпустить друг друга, пока офицер Майерс осторожно не потянул Талли за руку.

Кейт не могла даже помахать Талли на прощание. Она стояла, застыв, и наблюдала, как уходит прочь ее лучшая подруга. По щекам ее катились слезы.

5

Следующие три года они постоянно писали друг другу письма. Это стало больше чем привычкой — это стало образом жизни. Каждую субботу вечером Талли садилась за белый стол в своей розово-фиолетовой девичьей комнате и доверяла вырванному из блокнота листку свои мысли и мечты, свою тревогу и отчаяние. Иногда она писала о ничего не значащих вещах — о стрижке в стиле киноактрисы Фары Фосетт, которую она недавно сделала и которая очень ей идет, или о платье от Ганни Сакс, которое она надела на бал предпоследнего класса, но иногда заходила гораздо дальше и писала Кейти, как не может спать или как ей приснилось, что мама вернулась домой и сказала, что гордится Талли. Когда умер ее дедушка, Талли искала утешения именно у Кейт. Она не плакала о нем, пока не раздался телефонный звонок и голос лучшей подруги на другом конце провода не произнес:

— О, мне так жаль, Тал!

Впервые в жизни Талли не стала врать или приукрашивать действительность (ну, разве что совсем чуть-чуть), она просто была собой. И для Кейт этого было достаточно.

И вот наступило лето семьдесят седьмого года. Через несколько коротких месяцев им предстояло стать старшеклассницами, стать королевами — каждой в своей школе.

А сегодня был день, ради наступления которого Талли работала все эти годы. Наконец-то ей предстояло сделать первый шаг по той дороге, которую три года назад показала ей миссис Муларки.

Первый шаг на пути к тому, чтобы стать второй Джин Энерсен.

Эти слова стали ее мантрой, секретным кодом, вмещавшим всю ее огромную мечту и делавшим реальной нынешнюю Талли Харт.

Семена, посеянные когда-то на кухне дома в округе Снохомиш, дали мощные всходы и пустили корни глубоко в ее сердце. До этого Талли даже не подозревала, как нужна ей мечта, но именно эта мечта перевернула всю ее жизнь, превратила ее из девочки, брошенной своей матерью, в Талли Харт, решившую завоевать этот мир. Стоящая перед ней цель делала прошлое совершенно незначительным, теперь у нее было к чему стремиться. И именно поэтому миссис Муларки гордилась ею — Талли знала это из писем Кейт. Она также знала, что Кейти по-прежнему разделяет мечту лучшей подруги. Они вместе будут воплощать свою мечту и станут журналистками, будут расследовать запутанные истории и писать о них. Они будут командой.

Талли стояла на тротуаре и смотрела во все глаза на возвышавшееся перед ней здание. Смотрела взглядом грабителя, решившегося посягнуть на форт Нокс.

Как ни странно, филиал Американской радиовещательной корпорации Эй-би-си, несмотря на всю его известность, находился в небольшом здании в районе Денни Регрейд. Никакой монументальности, никаких огромных окон, никакого шикарного вестибюля. Только стоящая углом при входе стойка, приятная девушка за ней и три желтых пластиковых офисных стула.

Талли еще раз глубоко вздохнула, расправила плечи и зашла внутрь. Она назвала девушке за стойкой свое имя и села на один из стульев. В ожидании приглашения она старалась сидеть спокойно и не ерзать.

Никогда не знаешь, кто может за тобой наблюдать.

— Мисс Харт? — произнесла наконец секретарь, подняв голову. — Он готов встретиться с вами.

Талли нацепила на лицо улыбку, как для кинокамеры, и поднялась со стула.

— Спасибо, — поблагодарила она девушку, направляясь вслед за ней через дверь к другой зоне ожидания.

Итак, ей предстояло встретиться с человеком, которому она писала каждую неделю уже почти что год.

— Здравствуйте, мистер Рорбах! — Талли пожала протянутую руку. — Я рада, что мы наконец-то встретились.

Мужчина выглядел усталым и оказался старше, чем Талли его себе представляла. На голове его росли редкие кустики рыжеватых седеющих волос. На мистере Рорбахе был бледно-голубой костюм с белой строчкой.

— Прошу в мой кабинет, мисс Харт, — пригласил он.

— Миз Харт, — поправила его Талли.

Всегда лучше сразу начать с правильной ноты. Не зря Глория Штайнем говорила, что никогда не получишь уважения, если не потребуешь его.

— Простите? — растерянно заморгал мистер Рорбах.

— Я отзываюсь на миз Харт, если не возражаете. А я уверена, что вы не возражаете. Как может человек с ученой степенью по английской литературе, полученной в Джорджтауне, быть против изменений? Уверена, что вы из тех, кто находится на переднем крае развития самосознания. Я читаю это в ваших глазах. Кстати, мне нравятся ваши очки.

Мистер Рорбах изумленно смотрел на нее. Казалось, он даже не сразу вспомнил, где они находятся.

— Следуйте за мной, миз Харт, — наконец произнес он и повел Талли по коридору к последней двери слева, которую раскрыл перед девушкой.

Кабинет оказался небольшой угловой комнаткой с окном, выходящим на монорельсовую дорогу. Стены были совершенно голыми.

Талли присела на черный стул с высокой спинкой перед письменным столом хозяина кабинета.

Мистер Рорбах сел на свое место и принялся внимательно разглядывать Талли.

— Сто двенадцать писем, миз Харт. — Он похлопал ладонью по толстой крафтовой папке, лежавшей у него на столе.

Он сохранил все письма Талли, это что-нибудь да значило. Талли вынула из папки свое новое резюме и положила перед мистером Рорбахом.

— Как вы можете заметить, в школьной газете мои статьи всегда печатали на первых страницах. Я также приложила свою большую работу о последнем землетрясении в Гватемале, обновила материал о Карен Энн Квинлан и размышления о последних днях Фредди Принца. Все это определенно продемонстрирует вам, на что я способна.

— Вам семнадцать лет.

— Да.

— И через месяц начнется ваш последний школьный год.

Письма сработали. Этот человек знал о ней все.

— Именно так, — подтвердила Талли. — Мне, кстати, кажется, что эту историю можно подать в интересном ракурсе. Начало последнего года обучения, наблюдение за классом семьдесят восьмого года. Может быть, мы сделаем цикл ежемесячных статей о том, что же на самом деле происходит за закрытыми дверями старшей школы. Я уверена, что ваши обозреватели…

— Миз Харт, — прервал ее мистер Рорбах. Он сцепил руки в замок под подбородком, и Талли показалось, что он едва сдерживает улыбку.