Тайная страсть - Линдсей Джоанна - Страница 46

Каждое слово, словно кислотой, жгло совесть Дмитрия. Он сам терзался этим вопросом весь день. И нашел достаточно оправданий для себя, пока еще бушевал после очередной ссоры, а когда немного остыл, попросту напился, поскольку обнаружил, что все эти оправдания не выдерживают ни малейшей критики.

– Я отдал приказ в минуту гнева. Катя, и сразу уехал. Отправился в дом Алексея, где мы останавливались прошлой ночью, и допился до беспамятства. И даже не вернулся бы сюда, если бы один из его слуг не уронил поднос под дверью комнаты, где я отсыпался.

– Думаешь, мне не все равно, здесь ты сейчас или нет?! Презрительные слова хлестнули его, как кнутом. Дмитрий поморщился.

– Ты предпочла бы пройти через это одна? Я никому не позволю приблизиться к тебе, – предостерег он.

– Конечно, не позволишь! Это разрушило бы все твои планы, не так ли?

– Я пытался вернуться вовремя, чтобы отменить приказ, но, когда поднимался по ступенькам, поднос как раз убирали из твоей комнаты.

– Меня не интересуют твои бесконечные лживые извинения. Тебе просто нечего сказать…

Кэтрин осеклась, охваченная нестерпимым жаром. Все нервные окончания, казалось, вибрировали. Она перегнулась пополам, обхватив себя руками, пытаясь сдержать бурю, поднявшуюся внутри, и застонала, поняв собственное бессилие.

Дмитрий встревоженно вскочил, но она, подняв голову, пригвоздила его к месту взглядом, полным такого отвращения, что он не осмелился подойти.

– Ненавижу тебя!

– Ты можешь меня ненавидеть, – тихо, с сожалением выдохнул он, – но сегодня… сегодня будешь меня любить.

– Ты просто безумец, если думаешь так, – охнула Кэтрин, медленно отступая к двери. – Я справлюсь с этим сама… без… всякой помощи… от тебя.

– Не сможешь, Катя. И прекрасно понимаешь это. Поэтому и сердишься.

– Только держись подальше от меня! Несколько долгих мгновений Дмитрий смотрел на закрывшуюся дверь, и эмоции, которые он старался до сих пор держать под контролем, вырвались наружу. Загрохотал опрокинутый столик, зазвенел упавший поднос, разлетелись но всей комнате тарелки и бокалы. Но облегчения Дмитрий не почувствовал.

Он действительно не мог поверить, что осмелился так поступить с Кэтрин. Она никогда его не простит. Не то чтобы это имело значение… Господи Боже, конечно, имеет, да еще какое! Его следовало бы отхлестать кнутом. И подумать только, это он, Дмитрий Александров, которому достаточно пальцем шевельнуть, чтобы покорить любую женщину. Ему не найти извинений, будь он даже уверен, что Кэтрин тоже желает его и нуждается лишь в предлоге, чтобы признать это. Дмитрий не мог сделать, как она просила, и оставить ее в покое. Немыслимо хладнокровно подвергать ее таким страданиям. Но Дмитрий не получит наслаждения сам. Именно этого он заслуживает – видеть ее в постоянном возбуждении и не сделать ничего для удовлетворении собственных желаний. Знать, что она готова принять его, и отказаться от этого ослепительного тела.

Полный решимости исполнить клятву, даже если это его убьет, Дмитрий быстро разделся и вошел в комнату Кэтрин. Она уже лежала на постели, скинув халат, – слишком чувствительная кожа не выносила ни малейшего прикосновения. Тело извивалось, корчилось, вытягивалось. Не хватало лишь зеленых атласных простынь, чтобы вновь воспроизвести ту же самую сцену их первой ночи в Лондоне.

Ноги сами поднесли Дмитрия к постели. Он не отрывал взгляда от крутого изгиба бедра, задорно торчащей груди, длинных стройных ног. Она была самой волнующей, самой чувственной женщиной, которую когда-либо знал Дмитрий, и он рвался к ней, умирал от желания завладеть этим непредсказуемым созданием. Дмитрий находился в состоянии возбуждения с той минуты, как увидел служанку, выносившую поднос из комнаты Кэтрин. Да, можно презирать себя, ненавидеть, но тело отказывалось подчиняться воле и разуму. Он, должно быть, действительно помешался, если собирается подвергнуть себя подобной пытке без всякой надежды на освобождение. Он пылал в огне и никогда еще не желал женщину с такой силой. Но не мог ее получить. Он сам назначил себе кару.

– Дмитрий, пожалуйста…

Она почувствовала его присутствие. Взглянув в глаза Кэтрин, Дмитрий застонал, увидев в них безумную мольбу. Она уже забыла о гордости, и Дмитрий не смог вспомнить о своей.

– Ш-ш-ш, малышка, успокойся. Ничего не говори. Клянусь, все будет хорошо. Необязательно позволять мне любить тебя сегодня. Просто разреши помочь.

Не переставая говорить, он осторожно лег рядом, стараясь не коснуться Кэтрин, и, не отрывая от нее взгляда, сунул руку между ее ног, чтобы отыскать источник мучений. Она мгновенно забилась в конвульсиях, высоко поднимая бедра, откинув голову. С губ сорвался резкий вопль полуболи, полуэкстаза.

Дмитрий зажмурился и не поднял век, пока не почувствовал, что напряжение временно покинуло ее. Открыв глаза, он обнаружил, что она с непроницаемым видом смотрит на него. Лицо Кэтрин было спокойным и полностью расслабилось, как у спящей. Но Дмитрий понимал, что она находится в полном сознании, а разум, ненадолго освобожденный от власти зелья, полностью к ней вернулся и ясен, как всегда. В этот момент Кэтрин была способна на все, на любой поступок, соответствующий ее характеру. Говоря по правде, он ожидал очередной уничтожающей тирады, а не спокойного вопроса, который она неожиданно задала:

– Объясни, почему мне необязательно позволять тебе любить меня сегодня?

– Это означает лишь то, что я сказал.

Он приподнялся над ней, и Кэтрин понадобилось всего лишь опустить глаза, чтобы понять, в каком состоянии находится Дмитрий.

– И ты позволишь этому пропасть впустую?

Дмитрий едва не поперхнулся, поняв, куда устремлен ее взгляд.

– Мне не в первый раз терпеть такое.

– Но сейчас в этом просто нет необходимости. Я не стану сопротивляться.

– В этом виноваты шпанские мушки. Я не воспользуюсь твоей беспомощностью.

– Дмитрий…

– Катя, пожалуйста! Мне и так нелегко, и от этих разговоров лучше не становится.

Кэтрин раздраженно вздохнула. Он не слушает! Помешался на том, чтобы помочь ей пройти через испытание, и даже слушать не желает, что она ему говорит! Снадобье не имеет ничего общего с капитуляцией, разве что ускорило ее. Но Кэтрин хотела, чтобы он воспользовался ее положением. Откуда вдруг взялось такое благородство?

Не было времени убеждать Дмитрия, что она тоже хочет его, с зельем или без. Все начиналось сначала, и жидкое пламя вновь разлилось по венам, а в лоне усиливалась глухая боль.

– Дмитрий, возьми меня! – вскрякнула она.

– О Господи!

Он закрыл ей рот поцелуем, грубым, дерзким, восхитительным, но отказался исполнить ее просьбу и противился усилиям привлечь его ближе. Руки, эти волшебные руки принесли ей мгновенное и быстрое облегчение, но истинного удовлетворения она не получила – для этого необходимо было разделить восторг с возлюбленным.

Когда пульс немного замедлился и дыхание стало ровнее, Кэтрин решила, что больше не собирается ограничиваться полумерами. Часами без всякой необходимости терпеть эту сладострастную пытку – чистое безумие. Еще хуже – твердое намерение Дмитрия не воспользоваться ее положением и терзаться неутоленным желанием. Да, она действительно была вне себя от злости на него, поскольку терпеть не могла, когда ею пытались управлять, но причины его столь недостойного поведения были достаточно ясны. И если подумать хорошенько, Кэтрин была даже рада: значит, он хочет ее с такой силой, что ни перед чем не останавливается.

– Дмитрий?

Дмитрий застонал. Он лежал, скорчившись, прижав руку ко лбу, закрыв глаза, и любому постороннему показалось бы, что этот человек охвачен смертельной мукой Кэтрин улыбнулась, мысленно покачав головой:

– Дмитрий, взгляни на меня.

– Нет., дай мне по крайней мере минуту, чтобы… Он не смог договорить. Кэтрин молча наблюдала, как напрягаются мышцы на его шее, как сжимаются в кулаки руки. Мокрое от пота тело казалось неестественно порозовевшим. Все его силы уходили на то, чтобы противиться искушению. И она могла бы находиться в подобном состоянии, если бы лекарство не лишило ее сил сопротивляться.