Тайная страсть - Линдсей Джоанна - Страница 19

Но кто все эти люди? И, Матерь Божья, куда они ее привели?

Но тут Кэтрин почувствовала, что пол под ногами шатается, и осознала ужасную правду. Она ощущала качку, еще лежа в сундуке, но искренне считала, что ошибается. Услышав, как собравшиеся переговариваются по-русски, она поняла, что попала на русское судно.

Руки, освобожденные от веревок, бессильно повисли, и Кэтрин, застонав, подняла их и согнула в локтях, стараясь размять плечи. Владимир потянулся было к платку, обвязанному вокруг ее рта, но пальцы его нерешительно замерли в ее волосах. Весьма предусмотрительно. Он, должно быть, знает, что она не собирается молча стерпеть это последнее злодеяние. Она выскажет ему все и так отчитает, что уши у него будут гореть не одну неделю! Но Владимир по-прежнему колебался, а у самой Кэтрин пальцы еще не гнулись.

Сзади раздалась длинная русская фраза, и толпа мгновенно рассеялась. Платок упал на пол, но рот Кэтрин так пересох, что она могла прокаркать лишь одно слово:

– Воды…

Маруся мгновенно побежала за водой, а Владимир опустился на колени перед Кэтрин и начал растирать ей ноги. У нее было единственное желание – послать его на пол сильным пинком в грудь. Но ноги по-прежнему отказывались двигаться.

– Я должен попросить у тебя прощения, – неохотно проворчал Владимир, не глядя на нее, словно приходилось выдавливать слова насильно. – Нужно было проделать дырки в сундуке, но, боюсь, я просто не подумал об этом.

Кэтрин не верила собственным ушам. Ни малейшего раскаяния по поводу того, что он так бесчеловечно запихал ее в сундук? Ни следа краски на лице?

– Это не единственная ваша ошибка, вы… вы… Она сдалась. Слишком болело пересохшее горло, и слова не шли с воспаленного, распухшего языка. Кровь прихлынула к начинавшим обретать чувствительность ногам, и их кололо все сильнее. Приходилось стискивать зубы, чтобы удержаться от стонов. Господи, конечно, бывало, что у нее затекали ноги и руки от неудобной позы, но такое… Представить невозможно!

Явилась Маруся и поднесла чашку с водой ко рту Кэтрин. Девушка пила жадно, захлебываясь, забыв о хороших манерах и приличиях. Теперь ее по крайней мере не мучила жажда, но по-прежнему хотелось кричать, бить кулаками – тысячи игл впивались в ноги и руки, и мучения с каждой минутой усиливались, пока терпение Кэтрин не достигло предела. Несмотря на решимость держаться, она тихо застонала.

– Потопай ногами, англичаночка. Сразу поможет. Голубоглазая женщина говорила добродушно и с явным сочувствием, но Кэтрин слишком сильно терзалась, чтобы испытывать к ней благодарность.

– Я… О, черт бы вас побрал, Киров! Жаль, что теперь преступников не четвертуют, но я позабочусь, чтобы этот обычай возродили специально для вас!

Владимир попросту не обратил внимания на крики, продолжая с силой растирать ей щиколотки и ступни, но Маруся, делавшая то же самое с руками девушки, весело хмыкнула.

– По крайней мере упрямство ее не сломлено, и покорнее она в этом сундуке не стала.

– Очень жаль, – проворчал Владимир. Кэтрин разозлилась еще больше. Как смеют эти грубияны говорить в ее присутствии по-русски?!

– Я знаю пять языков, но, к сожалению, не ваш. Если не станете говорить на французском, который я понимаю, значит, не собираюсь утруждать себя объяснениями, почему флот ее величества королевы станет преследовать это судно до самых российских вод, если это понадобится.

– Какой вздор! – перебил ее Владимир. – Глядишь, еще немного, и начнете рассказывать, что вхожи во дворец!

– Не только это, – отпарировала Кэтрин, – но я удостоена дружбы ее величества, поскольку год прослужила фрейлиной при дворе. Но даже если бы это было и не так, надеюсь, влияния графа Страффорда будет достаточно, чтобы стереть вас с лица земли!

– Вашего хозяина?

– Да не слушай ее, Маруся! – фыркнул Владимир. – Станет английский граф беспокоиться из-за таких, как она, и разыскивать пропавшую служанку! Она не принадлежит хозяину, как мы.

Кэтрин отметила, с каким презрением он сказал это, словно гордился своим рабским положением. Но больше всего ее взбесило то, что он, очевидно, не поверил ни единому ее слову.

– Ваша первая и самая серьезная ошибка заключалась в том, что вы посчитали меня горничной. Я не поправляла вас, поскольку не желала, чтобы стало известно мое истинное имя. Но, похитив меня, вы зашли слишком далеко. Граф – мой отец. Я Кэтрин Сент-Джон. Леди Кэтрин Сент-Джон.

Муж и жена переглянулись. Кэтрин не видела выражения лица Маруси, казалось, торжествующе твердившей:

– Видишь, муженек? Теперь тебе понятно, почему она так надменна и ведет себя, словно все вокруг обязаны ей кланяться? Но Владимир лишь безразлично пожал плечами.

– Кем бы вы ни были, все равно зря растрачиваете на меня свой гнев, – объявил он. – На этот раз я сделал так, как приказал барин. Именно он велел вынести вас из дому в сундуке. Конечно, я промашку дал, когда не провертел в сундуке дырки. Барин строго наказал и пальцем вас не трогать. Правда, может, стоило освободить вас раньше…

– Может?! – взорвалась Кэтрин, оглядываясь в поисках предмета потяжелее, которым можно было бы огреть этого нахала по его пустой голове.

Она хотела сказать еще что-то, но новая волна боли заставила девушку громко застонать и согнуться. За что ей такие страдания?!

Последние пять минут Максим стоял в двери, в зачарованном молчании прислушиваясь к громкому спору, и наконец, вспомнив собственные обязанности, объявил:

– Если она и есть англичанка, барин хочет немедленно ее видеть.

Снова неловко поежившись от страха, Владимир нерешительно начал:

– Она не может…

– Он сказал «сейчас же», Владимир.

Глава 10

Дмитрий откинул голову на спинку кресла и поднял босые ноги на табурет. Кресло было удобным, жестким, но хорошо набитым, и напоминало о том, что он – человек, который редко отказывает себе в чем-либо, будь то женщины, предметы роскоши или даже настроения. Дмитрий приобрел восемь таких одинаковых кресел, по числу спален в поместьях, которыми владел по всей Европе, и еще одно, которое повсюду путешествовало с ним. Дмитрий всегда старался приобрести то, что ему нравилось или подходило.

Одной из таких дорогих вещей была княжна Татьяна. Да, она вполне достойна стать его женой – из всех петербургских красавиц эта была редчайшей драгоценностью. И если уж он собрался жениться, почему не на самой прекрасной?

Дмитрий совсем не думал о княжне с того самого момента, как упомянул бабушке, что ухаживает за Татьяной, намереваясь жениться. Он и сейчас не вспомнил бы о девушке, если бы не неприятный сон. Она и наяву водила его за нос, не давая твердого ответа, и даже во сне его цель по-прежнему не была достигнута.

И дело было совсем не в том, что Дмитрий так уж хотел жениться на ней или на какой-то другой женщине. Вовсе нет. К чему ему жена, когда он никогда не испытывал недостатка в женском обществе? Еще одна тяжесть на его плечи, очередная обязанность, в довершение к бесчисленным, уже имевшимся. И вся эта затея со свадьбой была бы совершенно ни к чему, если бы старший брат Михаил, со свойственным ему легкомыслием, не продлил срок службы на Кавказе, так поглощенный перипетиями бесконечной войны с черкесами, что оставался там месяц за месяцем, пока удача наконец не отвернулась от него. В начале прошлого года он пропал без вести, и, хотя его тело так и не нашли, слишком многие видели, как Михаил упал, сраженный пулей, и теперь с каждым днем надежд на его возвращение оставалось все меньше.

Тот день, когда Дмитрий получил известие о смерти Михаила, стал для него черным. И не потому что он так уж сильно любил сводного брата от первого брака отца. В молодости они были ближе, несмотря на семилетнюю разницу в возрасте и отсутствие общих интересов. При жизни отца Александровы были большой дружной семьей. Но армия всегда привлекала Михаила, и, повзрослев, он осуществил свои мечты. С этого времени Дмитрий почти не встречался с ним, если не считать того года, когда служил на Кавказе. Именно тогда он навидался столько убийств, что этого хватило ему на всю жизнь. Он совсем не стремился навстречу опасности, как Михаил, хотя и искал приключений, как его друзья-гвардейцы, и подобно им находил их великое множество. Достаточно, чтобы уйти в отставку. Даже ореол прославленной императорской гвардии не привлекал его. И хотя Дмитрий был младшим сыном, все же он не нуждался в карьере военного, как многие младшие дети дворян. Помимо того, что семья его была очень богата, он владел и собственным состоянием. Кроме того, он не собирался без нужды рисковать собственной жизнью.