Принцесса - Линдсей Джоанна - Страница 24

Штефан поставил Таню на ноги, развернул и прижал ее голову к своей груди. Он сделал это очень нежно, но Таня не издала при этом ни звука. Она не вырвалась из его объятий, не отвергла утешений. Просто стояла, опустив руки, и позволяла ему гладить ее по голове.

Штефан сдержал вздох. Что привлекало его в этой девчонке? С первой минуты, как он увидел ее, в нем возникла волна небывало сильных чувств. Она притягивала к себе, несмотря на свою внешнюю непривлекательность и упрямый характер. При каждой встрече его словно обжигали противоречивые чувства: влечение, стыд, ярость, нежность, снова желание обладать ею. И вот теперь смущение и чувство вины буквально разрывали его сердце.

Он никогда раньше намеренно не обижал женщин, не бил их, как слуг. А тут вдруг решил применить силу и остаться при этом бесстрастным, равнодушным. Это ему не удалось. Ведь раньше даже маленький синяк на руке его любовницы вызывал у него чувство вины, он просил прощения за то, что нечаянно сильно сжал ее. А тут он так отделал беззащитную слабую девчонку! Нужно было заняться с ней любовью, это по крайней мере ей не впервой. Но тогда он не проучил бы ее как следует, а только выплеснул бы: свой гнев.

Итак, Штефан пришел к заключению, что не знает, как обращаться с этой Таней. Она все-таки принцесса, но сама в это не верит. Он бы предпочел вести себя с ней как со знатной дамой, но она к этому не привыкла. Она не оправдывает его ожиданий. Штефану хотелось увидеть, какова она собой, когда умоется, похожа ли на свою красавицу мать? А она не желает предстать перед ним в настоящем обличье, несет глупости, не слушается, хотя все уже догадались, что она скрывает свою красоту под гримом. На самом деле Штефан боялся, что Таня окажется слишком красивой…

Она была мила ему в таком непривлекательном виде, как сейчас. Красота порадует глаз, и все. Красивая девушка не ответит на его чувство. Вот эта обычная девчонка, которую даже не смутили его шрамы, могла бы, а красотка — нет. Но он понимал, что Таня далеко не так проста. Не знал, какая она и почему скрывает это, и не очень спешил установить истину. Штефана тянуло к этой девушке, он хотел ее и вынужден был страдать.

Он считал всю эту затею безнадежной. Либо он сам начнет избегать ее, когда все откроется, либо ему лучше освободить ее, как она сама того хочет.

Он еще крепче обнял Таню — нет, она останется с ним. Она при этом поежилась и постаралась высвободиться. Он отпустил ее, не желая причинять даже малейшего неудобства. Теперь он взглянул на нее и поразился — ни следа слез, глаза и щеки сухие.

— Где твои слезы? — спросил Штефан нахмурясь.

— Какие слезы?

— Те, которые должны были оставить след на твоих накрашенных щеках.

— А, эти слезы!. — Таня пожала плечами. — Я все выплакала.

— Врешь.

— Ну, тогда мы квиты. Ты наврал мне с три короба, а я тебе. И не злись опять на меня. Хочешь увидеть мои слезы — возьми палку. Правда, я не уверена, что это подействует тоже. Мои слезы высохли много лет назад, когда я поняла, что они нравятся Доббсу.

— Какое это имеет отношение… Таня расхохоталась:

— Ты что, забыл, где нашел меня, Штефан? Я не могу сказать, что вся моя жизнь у Доббса была сплошным горем, нет. Но моей тонкой натуре пришлось смириться с побоями. Это укрепило мою волю, а также кожу и плоть.

Штефан плохо понимал, что именно она говорила, для него важно было только одно — Таня не плакала. Может, он и не так уж больно бил ее, а теперь переживает больше, чем она?

— А тебе было хоть немного больно? — поинтересовался он.

— Конечно. А впрочем, не очень. Штефан оттолкнул ее и встал.

— Так вот оно что! А я, болван, думал… Черт возьми! У тебя, оказывается, кожа толстая, как у слона.

— Ты идешь за палкой?

— Нет!

— Тогда в чем дело? Я не поняла. Ты хочешь повторить наказание?

— А что? Ты же не чувствуешь ничего.

— Чувствую.

Таня отошла в сторону и потерла легонько свой зад. Потом исподлобья глянула на Штефана.

— Просто это было не так сильно, как обычно. Раньше я и двинуться не могла.

До Штефана наконец дошло. Он так и обомлел, догадавшись, о чем все время говорит Таня.

— Господи, так он избивал тебя? — вскричал он. Она даже заморгала глазами от удивления — разве она не сказала об этом раньше?

— Послушай, Татьяна, мистер Доббс избивал тебя? — повторил Штефан.

— ао чем же я все время толкую?

— Как он бил тебя? — не унимался Штефан.

— Господи, какая разница, как! Палкой, рукой, главное — сделать мне больно.

Таня сказала это с такой горечью, что у Штефана защемило сердце. Он так хорошо понимал ее: горечь испытывал и он сам часто, но по другому поводу…

— Извини, Татьяна, что я не сдержался. Я не хотел сделать тебе больно…

— Так я и поверила!

— Я хотел немного проучить тебя, чтобы ты не убегала от нас.

— Считай, что я усвоила урок!

Еще не хватало выслушивать его извинения! Он будет облегчать этим свою совесть, а она должна, видите ли, забыть, как страшен он в своем гневе!

Но Штефан решил, что для него это тоже хороший урок — надо помнить об этом в следующий раз, когда он рассердится.

— Мне невыносимо слышать, как ты страдала в жизни, — сказал он, — тебя должны были растить в радости и ласке. С тобой отправили баронессу и дали ей денег, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Баронессе вменили в обязанность воспитать тебя как будущую королеву Кардинии, преподать тебе этикет…

— Слушай, если ты не хочешь, чтобы я тебя поколотила, — прервала Таня его раздраженно, — сделай милость, прекрати это притворство и эти бредни. Я по горло сыта этой сказкой.

— Хорошо. Только объясни, почему ты не веришь мне?

— Потому что такого не бывает в жизни. Потерянная принцесса? Штефан, черт возьми, как можно потерять такую важную персону, как принцесса?

— Это все из-за излишней секретности и непредусмотрительности. Всякого рода связь с баронессой была запрещена из боязни навести врагов на ваш след, тогда тебя могли убить. Все было сделано для того, чтобы ты росла и воспитывалась должным образом. Ты должна была узнать о том, кто ты, гораздо позже. Тебя должны были научить, как и где получить помощь, если с баронессой что-нибудь случится. Но никто не мог знать, что она умрет так рано, оставив тебя младенцем без рода и племени, почти без имени, на руках у чужих людей?

— Смотрю, у тебя на все готов ответ, — заметила Таня сердито.

Штефан улыбнулся.

— Так обычно бывает, когда люди говорят правду!

— Довольно!

— О, великолепно, принцесса! — Он уже открыто рассмеялся. — У вас это здорово получается! Значит, вас легко будет научить всему остальному.

Таня скрестила руки на груди и выразительно посмотрела на него. Ему показалось, что у нее нет желания продолжать разговор. Но вдруг заметил истинную причину ее позы — сквозь намокшую блузку у нее просвечивала обнаженная грудь. Это и смутило девушку, чему Штефан удивился, почувствовав прилив желания. Ему стоило немалых усилий отвлечься от соблазнительных мыслей. Он оглядел свою одежду и сказал:

— Мне кажется, пора принять ванну и смыть с себя грязь твоей реки!

Он направился к двери кликнуть Иошку.

— Моей реки? Так значит, ты признаешь, что я американка?

Он оглянулся с усмешкой на губах:

— Это ты так думаешь. Я считаю иначе. Кстати, ты не хочешь принять ванну?

— Нет.

— Тогда переодеться?

— А ты поплывешь обратно за моими вещами?

— О нет. И тебе не советую. Ты можешь воспользоваться моим гардеробом. Тебе тут наверняка что-нибудь приглянется, так как ты предпочитаешь мужской стиль одежды. Но когда мы приплывем в Новый Орлеан, мы подберем что-нибудь более подходящее.

— Танцевальный костюм? — спросила ехидно Таня.

— Я не знаю, откуда в твоей голове такие пикантные мысли, но ты подала мне идею. Правда, надо было предупредить меня, что ты собираешься танцевать для нас. Я бы тогда прихватил твой наряд. Но ничего, мы с удовольствием и так на тебя посмотрим. И лучше всего на себя ничего не надевать в этом случае.