Спаситель мира - Анисимов Андрей Юрьевич - Страница 10

– Ты сегодня совершишь подвиг, – с тайным значением произнесла супруга Стерна и перекрестила князя.

Юсупов поклонился, сбросил плащ ордена и направился к двери. Проходя мимо Алисы Николасвны, он шепнул:

– В Петрограде вам оставаться опасно. Если меня возьмут, у вашей семьи могут возникнуть неприятности.

– Стерн уже купил билеты. В одиннадцать мы отбываем в Карелию, – тоже шепотом ответила женщина.

– Хорошо, – кивнул Юсупов и быстро вышел.

Хозяин хотел вдогонку что-то ему сказать, но закашлялся и махнул рукой. Он еще не оправился от длительной болезни легких и страдал приступами сухого лающего кашля.

– Мой друг, ты еще очень болен, – покачала головой Алиса Николасвна и повернулась к доктору Рябинину:

– Константин Николасвич, я очень боюсь за мужа.

Не вредна ли эта поездка для его здоровья?

– Петропавловская крепость для его здоровья может оказаться и вовсе погибельной. В Пахти свежий воздух и спокойная жизнь вернут ему здоровье.

– Тебе тоже не стоит оставаться в Петрограде, – предупредил Стерн Рябинина.

– Если я внезапно брошу практику, это покажется еще более подозрительным.

Свои отношения с князем я легко объясню: он мой пациент. У меня в Петрограде их столько, что я не в. силах уследить, кто чего творит…

Простившись с Рябининым, по-христиански расцеловавшись и обнявшись, супруги Стерны принялись за сборы. Первым делом они убрали атрибуты ордена, и помещение скоро превратилось в обыкновенный кабинет петроградского вельможи.

Покончив с декорацией, занялись подготовкой к отъезду. Чемоданы они упаковали раньше, теперь оставалось собрать мелочи. Святослав Альфредович снял с груди берилловую звезду, убрал ее в полотняный мешочек. Туда же пристроил трубочкой свернутые ассигнации и всыпал горсть золотых червонцев. Мешочек Алиса Николасвна зашила в подкладку его пальто. Стерн хотел отправить туда же золотой гравированный карманный брегет отца, но передумал и сунул его в карман. С Альфредом Федоровичем он простился вчера. Отец, не подозревая, какая опасность грозит сыну, ехать его отговаривал. Ему, несмотря на то что Альфред Федорович также состоял членом ордена розенкрейцеров, причем значительно дольше сына, решили не сообщать о готовящемся покушении на Григория Ефимовича Распутина.

Зачем старику знать о том, что через полчаса после отхода поезда в Карелию Юсупов в компании с Пуришкевичем и великим князем Димитрием прихлопнут великого придворного святошу?

– Пора будить мальчиков, – сказал Стерн жене и надел пальто.

В дверь постучали. Святослав Альфредович вздрогнул – он задумался и совсем забыл, что заранее заказал извозчика.

Заспанные сыновья Юлик и Ваня растерянно топтались в прихожей, безропотно давая себя облачить в стеганые пальтишки и закутать в теплые шарфы. На улице шел снег, редкие фонари тянули за пролеткой фантастические тени, и гулкое цоканье копыт эхом отдавалось в каменных колодцах петербургских дворов.

В вагоне не топили. Несколько лет войны разорили страну, и она как бы затаилась, экономя все, что могло продлить жизнь, – хлеб, дрова, соль.

Почему-то в военное лихолетье именно эти три незатейливые вещи мгновенно исчезают из обихода.

В полупустом вагоне пассажиры йахохлились, как воробьи, сберегая собственное тепло. Только молодой инвалид в форме корнета затеял карточную игру с дамами и временами неестественно громко смеялся. Этот смех в сонной тишине вагона напоминал бред душевнобольного. Наконец редкие фонари пригорода остались позади. Поезд окутала тьма, в которую паровозная труба зловеще выбрасывала искры из топки. Алиса Николасвна обняла сыновей, пытаясь их согреть мехом своей шиншилловой шубы, и задремала. Дети, так и не проснувшиеся за время поездки на извозчике, крепко спали. Святослав Альфредович откинул голову назад и укрылся пальто. Казалось, что он спит. Но Стерн думал.

К убийству Григория Ефимовича Распутина действительный тайный советник относился нейтрально. Конечно, будучи мистиком, он немного ревновал ясновидящего юродивого к императорской семье. Но эта ревность не переросла в ненависть. Место придворного лакея для амбициозного Стерна никогда не было страстной мечтой. Как секретарь «Общества поощрения искусств и изящной словесности» он и так был хорошо знаком с дочерьми императора и, при желании, мог гораздо чаще бывать в Зимнем. Нет, роль высокого слуги его не прельщала.

Осмысленная неприязнь к Распутину пришла раньше, когда мнимый святой организовал могущественный треугольник с тибетским доктором Бадмаевым и министром финансов Витте. Стерн к тому времени уже увлекся Востоком, и направленные действия Бадмаева, пожелавшего сделаться главным в восточной политике империи, его раздражали. Кроме того, он не был тогда уверен, что присоединение Тибета к владениям русского царя входит в его личные планы. С младенчества впитав мистическое отношение к миру, Святослав Альфредович очень серьезно относился к своему предназначению. Он знал, что станет Вла-Дыкой Тибета и Всемирным Учителем. Это знание пришло к нему десять лет назад, когда тяжелобольной отец, думая, что умирает, передал сыну граненый камень горного хрусталя с магическими письменами на месте среза. В письменах, по мнению отца, говорилось, что владелец камня получает силу Царя Тибета. Но для того чтобы стать духовным вождем Тибета, а через Тибет и всего мира, необходимо иметь вторую половину этого камня.

Магический горный хрусталь Стерн всегда носил с собой, боясь остаться без него даже на час. С камнем он не расставался ни днем, ни ночью. Что камень имеет магическую силу, тайный советник поверил сразу, но до конца убедился в этом спустя год, после того, как стал его владельцем. Отец его, оправившись после тяжелой болезни, о камне больше никогда не говорил. Стерн носил камень на груди в маленьком бархатном мешочке на крепком шелковом шнурке, вместе с цепочкой и маленьким крестиком, полученным во младенчестве при крещении. В первые дни, когда Святослав Альфредович ходил с камнем и крестом, у него сильно болела грудь. Стерн не был здоровяком от рождения. Врожденную хилость он компенсировал закалкой и зверским пренебрежением к собственной немощи. С юности став заядлым охотником, в дождь и снег совершал многодневные лесные походы и победил собственный организм, болезнь отступила. Нет, появившаяся тогда боль в груди не являлась следствием прошлых недугов, это была совершенно новая и непривычная боль. Святослав снял с груди шнурок с бархатным мешочком; Боль мгновенно прошла. Но носить камень в кармане Стерн опасался. Он все время боялся его потерять, боялся воровства и чувствовал себя некомфортно. Тогда он нацепил мешочек обратно на шею. Боль не заставила себя ждать. Святослав подумал и снял крестик. Боль вновь мгновенно исчезла. Стерн вздохнул с облегчением и убрал крестик в ящик письменного стола. Вспомнив теперь об этом, тайный советник понял, что крестик так там и лежит. Собираясь в дорогу, он о нем забыл совершенно. «Это знак свыше. Христианство осталось в России, а мы входим в иную фазу», – подумал мистик, по привычке воспринимая свою персону во множественном числе.

Магические свойства горного хрусталя снова проявились через год. В тот день молодой Святослав прогуливался по Невскому, оживленно беседуя со Стасовым.

Они только что обошли залы «Передвижной» и горячо обсуждали картину Ге «Христос в пустыне». Навстречу им шел пожилой, великолепно одетый, седой господин, правда, кроме седины, его возраст ничего не выдавало. Еле заметный намек на присутствие восточной крови заинтересовал Святослава Альфредовича – он тогда по моде времени увлекся Востоком. Но основное внимание Стерна привлек спутник седовласого прохожего. Святослав тогда сразу понял, что перед ним отец и сын, хотя прямого сходства между ними не наблюдалось. Молодой человек с вьющимися иссиня-черными волосами и пушком над верхней губой завораживал взглядом огромных миндалевидных глаз. Их бархатная тьма притягивала и пугала. Святослав перестал слышать, что говорит ему великий старец, он не отрываясь смотрел на юношу. А тот и не думал отводить взгляда. Стерну показалось, что юный прохожий внимательно и строго изучает его. Стасов, не обращая внимания на рассеянность своего собеседника, громко продолжал дискуссию, помогая себе решительными жестами. Когда заинтересовавшая Стерна пара осталась позади, Святослав Альфредович отметил на груди сильный жар. Он незаметно просунул руку за пазуху и, нащупав бархатный мешочек, обжег пальцы. Так нагрелся магический хрусталь.