Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Расстрелять! - Покровский Александр Михайлович - Страница 26


26
Изменить размер шрифта:

– Кус-ков! Едрёна корень! Я вас не спрашиваю! Я спрашиваю: почему пистолет стреляет?!

– Ну, канесна, теперь – Кусков, теперь, канесна! Как орузие передергивать, так меня не пригласили, а теперь – канесна! По-игра-али они-и… наигрались.

– Кусков! Бляха муха! Я вам что? Я вас не спрашиваю! Я вас спрашиваю: почему…

– Ну-у, канес-сна! Те-пе-рь, канес-сна! Спасибо, сто не кокнули никого, а то б тозе был – Кус-ков!

– Кусков! Маму в клочья!!! Я! Вам! Говорю! Я вас не спрашиваю! Я вас спрашиваю!

– Ну-у, канес-сна!

– Кусков!!! – визжит старпом, из него брызжет слюной.

– Кусков!!! Кусков!!! – визжит он и топает ногами, – Кусков!!! Кусков!!!

Больше он ничего сказать не может: замкнуло на корпус.

Кускову объявили строгий выговор.

Враги

Зам сидел в кают-компании на обеде и жевал. У него жевало все: уши, глаза, ноздри, растопыренная челка, ну и рот, само собой. Неприступно и торжественно. Даже во время жевания он умудрялся сохранять выражение высокой себестоимости всей проделанной работы. Напротив него, на своем обычном месте, сидел помощник командира по кличке «Поручик Ржевский» – грязная скотина, матерщинник и бабник.

Зам старался не смотреть на помощника, особенно на его сальные волосы, губы и воротничок кремовой рубашки. Это не добавляло аппетита.

Зам был фантастически, до неприличия брезглив. Следы вестового на стакане с чаем могли вызвать у него судороги.

Помощник внимательно изучал лицо жующего зама сквозь полузакрытые веки. Они были старые враги.

«Зам младше на три года и уже капитан 3-го ранга. Им что – четыре года, и уже человек, а у нас – пять лет – и ещё говно. Замуууля. Великий наш. Рот закрыл – матчасть в исходное. Изрек – и в койку. Х-ххорек твой папа».

Помощник подавил вздох и заковырял в тарелке. Его только что отодрали нещадно-площадно. Вот эта довольная рожа напротив: «Конспекты первоисточников… ваше полное отсутствие… порядок на камбузе… а ваш Атахаджаев опять в лагуне ноги мыл…» – и все при личном составе, курвеныш.

Увы, помощника просто раздирало от желания нагадить заму. Он, правда, ещё не знал, как.

Рядом из щели вылез огромный, жирный, блестящий таракан и зашевелил антеннами.

Помощник улыбнулся внутренностями, покосился на зама, лживо вздохнул и со словами: «Куда у нас только доктор смотрит?» – потянувшись, проткнул его вилкой.

Зам, секунду назад жевавший безмятежно, испытал такой толчок, что у него чуть глаза не вышибло.

Помощник быстро сунул таракана в рот и сочно зажевал.

Зам забился головенкой, засвистал фистулой, вскочил, наткнулся на вестового, с треском ударился о переборку и побежал, пуская во все стороны тонкую струю сквозь закупоренные губы, и скоро, захлебываясь, упал в буфетной в раковину и начал страстно ей все объяснять.

Ни в одну политинформацию зам не вложил ещё столько огня.

Помощник, все слыша, подумал неторопливо: «Вот как вредно столько жрать», – достал изо рта все ещё живого таракана, щелчком отправил его в угол, сказав. «Чуть не съел, хороняку». – Ковырнул в зубах, обсосал и довольный завозился в тарелке.

На сегодня крупных дел больше не было.

«…расстрелять!»

Утро окончательно заползло в окошко и оживило замурованных мух, судьба считывала дни по затасканному списку, и комендант города Н., замшелый майор, чувствовал себя как-то печально, как, может быть, чувствует себя отслужившая картофельная ботва.

Его волосы, глаза, губы-скулы, шея-уши, руки-ноги – все говорило о том, что ему пора: либо удавиться, либо демобилизоваться. Но демобилизация, неизбежная, как крах капитализма, не делала навстречу ни одного шага, и дни тянулись, как коридоры гауптвахты, выкрашенные шаровой краской, и капали, капали в побитое темечко.

Комендант давно был существом круглым, но все ещё мечтал, и все его мечты, как мы уже говорили, с плачем цеплялись только за ослепительный подол её величества мадам демобилизации.

Дверь – в неё, конечно же, постучали – открылась как раз в тот момент, когда все мечты коменданта все ещё были на подоле, и комендант, очнувшись и оглянувшись на своего помощника, молодого лейтенанта, стоящего тут же, вздохнул и уставился навстречу знакомым неожиданностям.

– Прошу разрешения, – в двери возник заношенный старший лейтенант, который, потоптавшись, втащил за собой солдата, держа его за шиворот, – вот, товарищ майор, пьет! Каждый день пьет! И вообще, товарищ майор…

Голос старлея убаюкал бы коменданта до конца, продолжайся он не пять минут, а десять.

– Пьешь? А, воин-созидатель? – комендант, тоскливо скуксившись, уставился воину в лоб, туда, где, по его разумению, должны были быть явные признаки Среднего образования.

«Скотинизм», – подумал комендант насчет того, что ему не давали демобилизации, и со стоном взялся за обкусанную телефонную трубку: слуховые чашечки её были так стерты, как будто комендант владел деревянными ушами.

– Москва? Министра обороны… да, подожду…

Помощник коменданта – свежий, хрустящий, только с дерева лейтенант – со страхом удивился, – так бывает с людьми, к которым на лавочку, после обеда, когда хочется рыгнуть и подумать о политике, на самый краешек подсаживается умалишенный.

– Министр обороны? Товарищ маршал Советского Союза, докладывает майор Носотыкин… Да, товарищ маршал, да! Как я уже и докладывал. Пьет!.. Да… Каждый день… Прошу разрешения… Есть… Есть расстрелять… По месту жительства сообщим… Прошу разрешения приступить… Есть…

Комендант положил трубку.

– Помощник! Где у нас книга расстрелов?.. А-а, вот она… Так… фамилия, имя, отчество, год и место рождения… домашний адрес… национальность… партийность… Так, где у нас план расстрела?

Комендант нашел какой-то план, потом он полез в сейф, вытащил оттуда пистолет, передернул его и положил рядом.

Помощник, вылезая из орбит, затрясся своей нижней частью, а верхней – гипнозно уставился коменданту в затылок, в самый мозг, и по каплям наполнялся ужасом. Каждая новая капля обжигала.

– …Так… планируемое мероприятие – расстрел… участники… так, место – плац, наглядное пособие – пистолет Макарова, шестнадцать патронов… руководитель – я… исполнитель… Помощник! Слышь, лейтенант, сегодня твоя очередь. Привыкай к нашим боевым будням! Расстреляешь этого, я уже договорился. Распишись вот здесь. Привести в исполнение. Когда шлепнешь его…

Комендант не договорил: оба тела дробно рухнули впечатлительный лейтенант – просто, а солдат – с запахом.

Комендант долго лил на них из графина с мухами.

Его уволили в запас через месяц. Комендант построил гауптвахту в последний раз и заявил ей, что, если б знать, что все так просто, он бы начал их стрелять ещё лет десять назад. Пачками.

Флот по листкам

Морская культура

(боевой листок)

Ещё со времени Петра Первого начались складываться традиции русского флота. На собственных ошибках, неудачах, поражениях и победах учились моряки свято хранить и передавать из поколения в поколение все, чему научила их морская стихия.

Во время Великой Отечественной войны традиции тоже получили свое дальнейшее развитие.

Но в восьмидесятые годы флотские традиции стали постепенно забывать, и даже такое понятие, как «морская культура», вызывает у многих удивление.

Не будем далеко ходить, возьмём наш экипаж. Согласно РВЖ, ГДУ должен носить каждый. Это твоя жизнь в минуту аварии независимо от того, кто ты. А зам командира по ПЧ почему-то это не выполняет, а ведь с него мы должны брать пример.

И ещё один эпизод: старшина команды снабжения любит свистеть, на что ему старшие товарищи неоднократно делали замечания, но он на них не реагирует.

Акустическая культура – это часть морской культуры. Она складывалась годами, и раньше позором считалось громко ударить дверью или шумно играть в домино, а у нас это сплошь и рядом. Все это уменьшает скрытность корабля и мешает акустикам далеко слышать противника.

Матрос Сысин.